Онлайн чтение книги Хаски и его Учитель Белый Кот The Husky And His White Cat Shizun
Глава 2 - Этот достопочтенный жив

«Мое сердце уже успокоилось, и мои мысли обратились в пепел, но неожиданно весенний свет засиял сквозь холодную ночь. Неужели небеса жалеют травинку в уединенной долине? Но я боюсь только того, что мир непредсказуем и полон невзгод».

Бодрящий женский голос пролетел мимо его уха, поэтические стихи катились, как жемчуг и нефрит, но все, что они сделали, - заставили голову Мо Жаня биться в пульсации, а вена у его лба безумно дергалась.

«Что за шум! Откуда вообще взялась эта вопящая банши! Слуги, сбросьте эту суку с горы!»

Только после того, как Мо Жань так взревел, он сразу понял, что что-то не так.

… Разве он не умер?

Ненависть и холод, боль и одиночество пронзали его грудь. Глаза Мо Жаня распахнулись.

Все, что произошло незадолго до его смерти, разлетелось, как снег на ветру. Он обнаружил, что лежит на кровати; не той что на пике Сишен, а на кровати с вырезанными изображениями дракона и феникса, дерево сильно пахло порошком. Старое лоскутное одеяло было розово-пурпурного цвета, расшитое утками-мандаринками - такую кровать можно было найти только в публичном доме.

«…»

Мо Жань застыл.

Он знал, где это было.

Это был район развлечений недалеко от пика Сишен.

Так называемый развлекательный квартал означал просто бордель, легко приходит, легко уходит.

В юности Мо Жань имел период распутства и проводил знатную часть месяца в этом заведении. Но это место было продано и превращено в винный магазин, когда ему было двадцать с небольшим. Как он из всех мест после смерти оказался именно здесь?

Неужели он слишком много грешил в жизни, обидел слишком много людей, и поэтому король преисподней наказал ему переродиться в публичном доме и принимать клиентов?

Мо Жань перевернулся, когда его воображение разыгралось.

И неожиданно столкнулся лицом к лицу со спящим человеком.

«…»

Какого черта?!! Почему рядом с ним был человек??!

Мужчина, полностью голый!

Он был красив, приятен глазу и довольно женоподобный.

Мо Жань не проявил никакой эмоции, но его сердце было полно смятения. Некоторое время он смотрел на лицо этого симпатичного мальчика и внезапно вспомнил.

Разве это не тот мальчик-игрушка, которого он любил в молодости, по имени... Жун Сань?

Или его звали Жун Джёу?

Не имело значения, был ли это Сань или Джёу, важно было то, что этот проститут заболел венерическим заболеванием и умер много лет назад, даже его кости должны были сгнить к настоящему времени. И все же он был здесь, изящно лежащий у его бока, а шея и плечи усеяны синими и пурпурными засосами, полно любовных укусов.

Мо Жань вытянул лицо, приподнял одеяло и посмотрел вниз.

«…»

Этот Жун что-то там, не знаю, Джёу он или Сань, назовем его просто Жун Джёу. Красивое маленькое тело Жун Джёу было покрыто натертыми ранами от веревки, а его бледные нежные бедра все еще были замысловато связаны красной веревкой.

Мо Жань почесал подбородок: как интересно.

Посмотрите на это изящное искусство кинбаку, умелую технику, знакомую сцену.

Разве он, блять, не сделал это сам?

Как совершенствующийся, он читал о концепции перерождения. Он начал подозревать, что каким-то образом вернулся во времени.

Чтобы подтвердить свои подозрения, Мо Жань нашел медное зеркало. Зеркало было изношено, но достаточно хорошее, чтобы смутно разглядеть его внешность.

Мо Жаню было тридцать два, когда он умер, но лицо в зеркале было довольно молодым; это было очаровательное лицо, излучавшее юношеское высокомерие, на вид не старше пятнадцати или шестнадцати лет.

В комнате больше никого не было. Таким образом, когда-то жестокий правитель мира совершенствования, Злой Тиран Башу, Император Царства Смертных, Лорд Пика Сишен, Сам Тасянь-Джунь Мо Жань, после долгих размышлений, честно выразил свои мысли.

«Ебать……»

Спящий Жун Джёу проснулся от этого «ебать».

Симпатичная вещь вяло села, тонкое одеяло соскользнуло с его плеча, обнажив бледную кожу. Он собрал свои длинные мягкие волосы и, подняв свои персиковые глаза, залитые красными чернилами, зевнул.

«Ох... Мо-гонзы, вы сегодня рано встали».

Мо Жань не ответил. Раньше ему действительно нравился типаж Жун Джёу: деликатный и женоподобный. Но теперь тридцатидвухлетний Тасянь-Джунь не мог понять, о чем, черт возьми, он думал, находя такого мужчину привлекательным.

«Вы плохо спали прошлой ночью? Кошмар?»

Этот достопочтенный, блядь, умер, как насчет такого кошмара.

Жун Джёу подумал, что его продолжающееся молчание вызвано тем, что он в плохом настроении, поэтому он соскользнул с кровати и встал перед резным окном, обняв Мо Жаня сзади.

«Мо-гонзы, обратите внимание на меня~ о чем вы так задумались?»

Лицо Мо Жаня посинело от этих объятий. Он не хотел ничего, кроме как сорвать с себя эту шлюху и дать этому хрупкому лицу семнадцать-восемнадцать пощечин, но сумел подавить это желание.

Он все еще чувствовал легкое головокружение и неуверенность в ситуации.

В конце концов, если бы он действительно переродился, то не мог бы просто побить Жун Джёу на ровном месте после того, как развлекался с ним весь предыдущий день. Казалось бы, он потерял свои шарики. Этого точно не могло быть.

Мо Жань изменил выражение своего лица, делая вид, что забыл: «Какой сегодня день?»

Жун Джёу на секунду уставился, затем улыбнулся: «Четвертое мая».

«Тридцать третий год?»

«Это было в прошлом году. Сейчас тридцать четвертый год. Действительно правду говорят, что великие люди склонны к забывчивости».

Тридцать четвертый год...

Шестеренки в голове Мо Жаня быстро повернулись.

В том году ему исполнилось шестнадцать, и его недавно определили, как давно потерянного племянника лидера пика Сишен, за ночь превращаясь из жалкой, запуганной шавки в феникса на ветке.

Значит, он действительно переродился?

Или это был просто пустой сон в смерти...

Жун Джёу улыбнулся: «Мо-гонзы так голоден, что уже даже не помнит дату. Подождите минутку, я пойду за едой. Что насчет жареных блинчиков?»

Мо Жань только что переродился и еще не знал, как справиться со всем этим. Но было бы хорошо, если бы он просто придерживался того же поведения, что и раньше. Поэтому он вспомнил о своем бывшем харизматичном стиле и, подавляя отвращение, игриво ущипнул Жун Джёу за бедро.

«Звучит аппетитно! Я также хочу отвар, и я хочу, чтобы ты меня покормил».

Жун Джёу натянул одежду и ушел, вскоре вернувшись с подносом, в котором были тарелка тыквенного отвара, две булочки ёусюань и тарелка гарнира.

Мо Жань был немного голоден и собирался зарыться в выпечку, когда Жун Джёу убрал его руку: «Разрешите мне обслужить Гонзы».

«……»

Жун Джёу взял блин и сел Мо Жаню на колени. На нем не было ничего, кроме тонкой мантии, и широко расставленные ноги прилегали к Мо Жаню, и даже терлись о него время от времени без особой замысловатости.

Мо Жань уставился на его лицо.

Жун Джёу подумал, что он снова возбудился: «Что вы на меня смотрите? Еда остынет».

Мо Жань на мгновение замолчал. Вспоминая «доброе дело», которое Жун Джёу совершил за его спиной в его предыдущей жизни, уголки его губ изогнулись в сладкой улыбке.

Он, великий Тасянь-Джунь, не был новичком в отвратительных делах. Пока ему это нравилось, не было нечего слишком отвратительного, что могло бы его остановить. Прямо сейчас это было просто постановочное шоу; просто детская игра.

Мо Жань небрежно откинулся на спинку стула, улыбаясь: «Сядь».

«Я... я уже сижу».

«Ты знаешь, где я говорю тебе сесть».

Жун Джёу покраснел: «Что за спешка, как насчет того, чтобы Гонзы закончил есть сна… Ах!»

Прежде чем он успел закончить, Мо Жань потянул его вперед и снова прижал. Рука Жун Джёу задрожала и опрокинула миску с отваром. Он выдохнул: «Мо-гонзы, миска...»

«Плевать».

«Н-но вы все равно должни сначала поесть... мн... ах...»

«Разве я сейчас не ем?» Мо Жань держался за его талию, вид вытянутой шеи и прекрасного лица Жун Джёу отражался в его черных как смоль зрачках.

В прошлой жизни он любил целовать эти очаровательные красные губы во время близости. В конце концов, Жун Джёу был хорошеньким и знал правильные слова. Было бы ложью сказать, что Мо Жань никогда ничего не чувствовал к нему.

Но теперь, когда Мо Жань знал, что эти губы говорили за его спиной, он считал их невыносимо грязными и определенно не хотел целовать их.

Тридцатидвухлетний Мо Жань во многих аспектах отличался от шестнадцатилетнего Мо Жаня.

Например, шестнадцатилетний он все еще знал нежность в любви и близости. Однако у него тридцатидвухлетнего осталась только жестокость.

После этого, глядя на Жун Джёу, который потерял сознание после того, как его трахнули до полусмерти, его возбужденные глаза слегка изогнулись, принося намек на сладкую улыбку. Он был очень красив, когда улыбался, его глаза были глубокими, насыщенно-черными с высокомерным пурпурным блеском под определенным углом. Прямо сейчас он затащил Жун Джёу на кровать за волосы и небрежно поднял с земли осколок разбитой миски, держа его у лица Жун Джёу.

Он всегда мстил за каждую обиду; сейчас не исключение.

Думая о том, как много он заботился о Жун Джёу и его делах в прошлой жизни, как он даже думал о выкупе его свободы, и как Жун Джёу отплатил ему, замышляя интриги против него, его глаза не могли не искривиться в улыбке, когда он прижал осколок к щеке Жун Джёу.

Тело этого человека было его бизнесом; без этого лица у него не было бы ничего.

Он был бы вынужден бродить по улицам, как собака, ползая по земле, получать пинки ногами, и терпеть все виды отвращений и издевательств... он был так обрадован этими нахлынувшими мыслями, что даже отвращение, которое он чувствовал от ебли с этим человеком, исчезло, как дым.

Улыбка Мо Жаня стала еще слащавее.

Лишь легкое давление, и потекла очаровательно красная нить крови.

Человек, находящийся без сознания, казалось, почувствовал боль и тихонько застонал хриплым голосом, выглядя очень жалко, со слезами на ресницах.

Рука Мо Жаня внезапно остановилась.

Он вспомнил дорогого друга.

«……»

Затем он внезапно осознал, чем занимается. Ему потребовалось несколько секунд прежде чем он, пребывая в оцепенении, наконец, медленно опустил руку.

Он совершил столько зла, что это стало привычным. Он даже забыл, что переродился.

Прямо сейчас все еще только должно было случиться, непоправимые ошибки еще не были совершены, и тот человек... все еще жив. Не было необходимости идти тем же жестоким путем; он мог все вернуть.

Он сел и положил ногу на кровать, рассеянно играя с куском битого фарфора в руке. Внезапно заметив маслянистый блин, который все еще лежал на столе, он схватил его, снял вощеную бумагу и рвал зубами, пока не разлетелись крошки, а губы не засияли жиром.

Блин был фирменным блюдом этого борделя. В этом не было ничего уникального, особенно по сравнению с деликатесами, которые он попробовал позже. Но с тех пор, как это место обанкротилось, Мо Жань больше никогда не ел его. Теперь знакомый вкус блина, сквозь бурные события прошлого снова вернулся на кончик его языка.

Нереальное чувство перерождения уменьшалось с каждым укусом.

К тому времени, когда он доел блин, он наконец очнулся от ступора, в котором находился все это время.

Он действительно переродился.

Все ненавистное в его жизни, все, что он не мог вернуть, все это еще не произошло.

Он еще не убил своих дядю и тетю, еще не сровнял с землей семьдесят два города, еще не предал своего учителя и предков, еще не женился, еще нет.

Еще никто не умер.

Он смаковал вкус во рту, облизывая зубы и чувствуя, как нить радости в его груди быстро раздувается в лихорадочное возбуждение. Он упрекал Небо и Землю в своей последней жизни, погрузившись во все три запретные техники человеческого мира. Он овладел каждым из двух других; только последнее, «перерождение», ускользнуло от него, несмотря на его талант.

Неожиданно то, чего он не смог получить при жизни, без усилий упало перед его ногами после смерти.

Вся неприязнь, отвращение, отчаяние, одиночество, все его сложные чувства из прошлой жизни были заперты в его груди. Вид армии, марширующей на пик Сишен, с огнем, зажженным на десяти тысячах саженей, все еще оставался в его памяти.

В тот раз он действительно не хотел больше жить. Все люди говорили, что само его существование проклинает всех, кто приближается к нему, что ему суждено умереть одному. Все отвернулись от него. Ближе к концу даже он сам чувствовал себя ходячим мертвецом: бессмысленным, одиноким.

Он не знал, что пошло не так и где такой безнадежно злой человек, как он, смог получить шанс все переделать после того, как покончил с собой.

Зачем уничтожать лицо Жун Джёу из-за такой жалкой обиды, что была так давно?

Жун Джёу любил деньги. Он просто не заплатит на этот раз и возьмет сверху немного серебра, чтобы преподать ему урок. Что касается его жизни, он пока не хотел этого бремени.

«Я прощаю тебя, Жун Джёу».

Сказал Мо Жань с улыбкой, выбросив фарфоровый осколок в окно.

Затем он забрал драгоценности и ценные вещи Жун Джёу, спрятав их все в свою сумку. Он поспешил одеться и привести себя в порядок, прежде чем неторопливо уйти с места.

Дядя, тетя, кузен Сюэ Мэн, Шизунь и...

Глаза Мо Жаня смягчились при мысли об этом человеке.

Шигэ1, я иду.

Примечания автора:

Пара этой истории: Мо Жань x Шизунь.

Есть белый лотос Шигэ, не ошибитесь с шиппингом.

1 Старший брат-наставник, Shige