Онлайн чтение книги Хаски и его Учитель Белый Кот The Husky And His White Cat Shizun
Глава 173 - Учитель, кто-то хочет прогнать нас

Он как будто держал в руке горячую картошку и не знал, что с ней делать. Все больше людей оглядывались на него, и от такого излишнего внимания кончики его ушей покраснели от смущения. Наконец, в поле зрения появилась пара рук, которые забрали у него ребенка. Чу Ваньнин с облегчением вздохнул и обернулся:

— Мо Жань?

— Да, — Мо Жань усадил мальчика на сгиб локтя, а свободной рукой пригладил волосы Чу Ваньнина. Он выглядел спокойным, но стоило его взгляду упасть на пламенеющее небо над Линьи, как между бровей пролегла горькая морщинка. Когда Мо Жань снова посмотрел на Чу Ваньнина, он постарался приподнять уголки губ в подобии улыбки, пытаясь скрыть охватившее его сердце беспокойство. И пусть его улыбка не была такой лучезарной и очаровательной, как всегда, но от нее сразу же стало теплее на душе.

— Ты договорился с жителями острова?

— Ну, можно и так сказать.

— Пожар в Линьи, скорее всего, не потухнет еще дней пять. До тех пор нам придется оставаться на острове Фэйхуа, но тут совсем мало домов, а мы привели слишком много людей…

— Я спросил об этом у старосты. В тесноте, да не в обиде, если потесниться, сможем разместиться все.

Не было ничего плохого в том, чтобы позволить Мо Жаню решать такого рода вопросы. Он умел общаться с людьми, да и выглядел куда приятнее… достаточно вспомнить о том, как на него заглядывались девушки в деревне, где они помогали с уборкой риса. Определенно, Мо Жань привлекал их куда больше, чем он сам.

Думая об этом, Чу Ваньнин и сам не мог понять, что за эмоции у него вызывает этот факт. Наконец, кивнув, он сказал:

— Спасибо, что взял на себя этот тяжелый труд.

— Что вы такое говорите, это совсем не тяжело, — Мо Жань посмотрел на конфету в его руке и тут же все понял. Взглянув на затихшего у него на руках малыша, он подмигнул ему и с улыбкой спросил, — так почему ты плачешь?

— Я хочу к маме... и папе...

Мо Жань понимал, что едва научившийся ходить ребенок еще слишком мал, чтобы осознать, что его родители погибли в море огня и уже никогда не вернутся. Он больше не мог сдерживать грусть, поэтому просто потерся лбом о детскую щечку и утешающе прошептал:

— Мама и папа… отлучились по делам и еще какое-то время вы не сможете увидеться. Веди себя хорошо, чтобы они гордились тобой, когда вы снова встретитесь.

Какое-то время он обнимал и утешал ребенка, пока тот, наконец, не начал успокаиваться. Малыш все еще всхлипывал, но больше не кричал и не плакал навзрыд.

Опустив голову, Мо Жань смотрел на него сквозь влажные от слез ресницы, а все еще сжимающий в руке конфету Чу Ваньнин стоял рядом и молча наблюдал за ним.

У Мо Жаня были правильные черты и четко очерченный профиль. Если бы он взялся рисовать тушью его красивое лицо, то это были бы четкие, выразительные и сочные линии в стиле классиков каллиграфии[1]. Над жесткой линией скул, словно прекрасные бабочки порхали ресницы, скрывающие глаза, взгляд которых сейчас был нежнее первых весенних листьев.

[1] 颜筋柳骨yánjīn liǔgǔ яньцзинь люгу «мышцы Яня, а кости Лю» — обр. о твёрдом выразительном почерке; по именам знаменитых каллиграфов — Янь Чжэньцина и Лю Гунцюаня.

Увлеченный созерцанием Чу Ваньнин забыл обо всем и не сразу понял, что Мо Жань опустил голову, чтобы взять губами конфету из его пальцев. Чу Ваньнин резко сжал ладонь, глядя на него широко распахнутыми глазами, и испуганно спросил:

— Что ты делаешь?

Кусочек сладкого клейкого риса был настолько маленьким, что даже от такого легкого движения начал рассыпаться на кусочки и, пытаясь собрать их все, теплый и влажный кончик языка прошелся по ладони Чу Ваньнина, заставив все его тело тут же превратиться в камень. Этого мимолетного интимного прикосновения было достаточно, чтобы мурашки побежали по позвоночнику. Словно нежный росток разорвал оболочку зерна и вырвался из-под давящего на него глинистого грунта в мягкий чернозем...

Довольный Мо Жань чуть повернул голову и, продолжая зажимать сладкую нугу между губ, подмигнул ребенку, после чего, запрокинув голову, демонстративно проглотил:

— Видишь, это не противная пилюля, а просто сладкая конфета.

Чу Ваньнин: — …

Его мысли улетели куда-то очень далеко, и сейчас он совершенно не слышал, о чем Мо Жань разговаривает с этим ребенком.

Когда его душа наконец вернулась в тело, он увидел, что малыш робко смотрит на Мо Жаня. Расхрабрившись, мальчик удивленно переспросил:

— Ого! Правда конфетка?..

— Да, — с улыбкой ответил Мо Жань. — Этот бессмертный братишка очень добрый, зачем ему кормить тебя всякой магической гадостью?

Чу Ваньнин снова промолчал.

За прошлую ночь произошло столько событий, что Мо Жаню не хотелось спать. Когда ему, наконец, удалось разместить спасенных мужчин, женщин и детей, небо уже просветлело, и он в одиночестве отправился на берег. На рассвете начался отлив, обнаживший скрытый до этого под водой песчаный пляж.

Стоило ему остаться одному, как тяжелые мысли вырвались из клетки разума и тоскливая мгла затуманила взор.

Сняв обувь, он медленно пошел по кромке воды, оставляя за собой на мокром песке извилистую цепочку следов.

Если уж говорить о Сюй Шуанлине, было еще много вещей, которые он не мог понять. Например, почему этот парень так не любит обувь и предпочитает всегда и везде ходить босиком?

В прошлом Мо Жаня было слишком много людей, с которыми он обошелся несправедливо. Может поэтому он очень хорошо понимал Сюй Шуанлиня, который без колебаний бросил все силы на уничтожение Духовной школы Жуфэн и Школы Цзяндун, а также сделал все, чтобы внести разлад в умы заклинателей и перевернуть вверх дном Верхнее Царство.

Быть раздавленным и изгнанным — не самое мучительное.

Больнее всего, когда предают близкие люди, а ты ведь даже не сделал ничего плохого. Просто твоя кровь кипела от страстного желания добиться признания и стать лучшим в главном соревновании мира заклинателей в Линшане. Но именно там тысячи людей обвинили тебя в том, что уникальная техника, в создание которой ты вложил все силы и душу, украдена тобой у брата.

Под градом насмешек и презрительных взглядов у Наньгун Сюя уже тогда не было ни единого шанса вновь подняться.

Мо Жань понимал, что после того как осядет пепел, в омытом слезами невинных мире грядут большие перемены, но, в любом случае, духовные школы, морально и физически пострадавшие в этом бедствии, будут едины в том, что Сюй Шуанлинь просто безумец. И, может быть, только гуляющий в одиночестве по песчаному берегу Мо Жань, который и сам когда-то косил людей как траву и купался в чужой крови, будет пытаться понять...

Что вообще за человек Сюй Шуанлинь?

Опасный безумец, каким он был в юности? Возможно, тот юноша был полон надежд и энтузиазма, практикуясь с утра до ночи в мандариновой роще, а на закате усталый и довольный возвращался домой со сладким мандарином в рукаве, чтобы угостить им своего слишком ленивого брата?

В то время он и подумать не мог, что его бездарный и ни на что не способный старший брат, исключительно при помощи своего хорошо подвешенного языка сможет проложить дорогу на самую вершину мира совершенствования, а его сбросить на самое дно.

Хотя, кто знает, может быть этот безумец похоронил себя под горой старых свитков с магическими техниками, ломал голову над полустертыми письменами, мрачно хмурился, подолгу смотрел вдаль невидящим взглядом и лихорадочно делал пометки в минуты озарения, а потом раздраженно грыз перо и снова глубоко погружался в размышления?

Тогда он еще не знал, что все его старания в итоге обернутся потерей репутации и разбитыми надеждами.

Мо Жань закрыл глаза. Морской бриз обдувал лицо, а солнечные лучи пролились расплавленным золотом на ресницы.

Ему вспомнилась легенда о Дворе Трех Жизней[2], где испив суп забвения богини Мэнпо можно забыть все свои три жизни. Случайно ли Сюй Шуанлинь назвал так место, в котором прожил так много лет?

[2] 三生别院 sānshēng biéyuàn саньшэн бэйюань «Двор Трех жизней» — дом, где жили Сюй Шуанлинь и Е Ванси; от 三生 sānshēng — будд. три жизни (прошедшее, настоящее и будущее).

А есть ведь и прошлая жизнь, где Сюй Шуанлинь также скрывался в ордене Жуфэн и вряд ли его цели отличались от тех, что были этой жизни. Однако тогда он сгорел в огне войны: погиб, защищая Е Ванси...

Е Ванси[3].

[3] 叶忘昔 yè wàngxī «лист/век забывший о прошлом».

Если подумать, и ей это имя дал Сюй Шуанлинь.

О чем он предпочел бы не помнить?

Пытался ли он когда-нибудь забыть о годах несправедливых обвинений и потере репутации, былой ненависти, славе и позоре?

Была еще и загадка тела Ло Фэнхуа, которое Сюй Шуанлинь так стремился вытащить с Последнего Круга Ада.

Зачем ему этот труп?

В иллюзии Сюй Шуанлинь сказал Наньгун Лю, что снять проклятие с кольца главы можно только получив духовное ядро того, кто его проклял. Но, судя по конечному результату, вряд ли настоящей целью Сюй Шуанлиня была помощь Наньгун Лю.

Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти, Вэйци Чжэньлун и Возрождение…

И, наконец, та рука из трещины.

Мо Жань хмурился все сильнее, подсознательно чувствуя, что упускает что-то важное...

Вдруг его глаза широко открылись.

Он вспомнил одну вещь….

Умирающий дракон Ванъюэ сказал ему, что таинственный злодей, получивший силы божественной Ивы озера Цзиньчэн, сумел выучить две запретные техники: Возрождение и Вэйци Чжэньлун.

Но он ни слова не сказал о Пространственно-временных Вратах Жизни и Смерти.

То есть все, что было важно для Сюй Шуанлиня, это овладеть техниками Возрождение и Вэйци Чжэньлун. Излишне говорить, что вторая запретная техника была нужна ему для того, чтобы управлять своими марионетками.

А Возрождение?

Кого он хотел возродить?

Если подумать, есть только два ответа: это Жун Янь или Ло Фэнхуа.

По словам Сюй Шуанлиня, Жун Янь когда-то любила его, но по неизвестным причинам порвала с ним и вышла замуж за его старшего брата.

Тщательно обдумав все, Мо Жань понял, что это не она.

Если Сюй Шуанлинь действительно любил Жун Янь и готов был сделать все возможное, чтобы вернуть ее к жизни, почему в прошлой жизни он убил ее единственного сына?

И, что важнее, надев маску старейшины Сюй Шуанлиня, он уже давно затаился рядом с Наньгун Лю. Если бы этот человек хотел использовать технику Возрождения, чтобы вернуть Жун Янь, то не проще ли было просто предотвратить принесение ее в жертву монстру из озера Цзиньчэн?

Нет, это точно не Жун Янь.

Мо Жань поднял голову и посмотрел на море, воды которого лучи восходящего солнца окрасили в красный цвет. Волны неспешно обмывали песчаный берег, каждый раз захватывая новые участки прибрежной косы. Вместе с поднявшимся на востоке солнцем, залившим расплавленным золотом все пространство между небом и землей, на остров пришел прилив.

Это Ло Фэнхуа.

Мо Жань был почти уверен, что человек, которого Наньгун Сюй хотел вернуть в мир живых — Ло Фэнхуа.

Эта Духовная школа Жуфэн не так проста, как кажется на первый взгляд. Даже с восходом солнца под алыми волнами морского прилива все еще скрыто слишком много разбитых остовов раковин и прекрасных, но очень опасных, морских звезд.

Море быстро поднялось, и волны размыли мелкий песок отмели, по которой он шел.

Ногам вдруг стало холодно. Мо Жань опустил голову, и в этот момент набежавшая волна омыла его щиколотки.

— Ох...

Он пошевелил замерзшими пальцами на ногах и хотел было вернуться на пляж за своей обувью, но, повернув голову, увидел, что из пламенеющих алых облаков к нему навстречу идет Чу Ваньнин. Он протянул Мо Жаню его обувь и носки, которые до этого он так небрежно бросил на песок.

— Почему в такой холодный день ты босиком?

Мо Жань поднялся на вершину песчаного склона, сел на один из гигантских валунов, разбросанных по краю пляжа и, стряхнув песок с ног, обулся. Он вдруг почувствовал облегчение. Пусть в этой жизни ему не суждено получить от Чу Ваньнина ту любовь, о которой он мечтал, у него как и прежде был лучший в мире Учитель, который волновался и заботился о нем. Было приятно знать, что заметив босого Мо Жаня, Чу Ваньнин забеспокоился о том, чтобы он не простудился...

— Думаешь о Жуфэн?

— Чувствую, там все не так просто.

— Полагаю, так и есть, — со вчерашнего вечера Чу Ваньнин почти все время хмурился. Даже сейчас, когда они получили небольшую передышку и могли, наконец, расслабиться, его брови все еще были тревожно сведены. Он убедился, что Мо Жань надел носки и обувь, после чего снова устремил взгляд на бескрайнее море.

Солнце поднялось из моря и окрасило горизонт всеми оттенками червонного золота. Теперь, когда это великолепное сияние переплелось с отсветом бушующего над Линьи пожара, их стало почти не отличить.

— После того, как кто-то утянул Сюй Шуанлиня в ту пространственную трещину, нам будет трудно его отыскать, — сказал Чу Ваньнин. — Если он не захочет, чтобы его заметили, боюсь, его не поймают даже за десяток лет.

Мо Жань покачал головой.

— Он не может ждать еще десяток лет. Как только его духовная энергия восстановится, обязательно начнет действовать.

— О чем ты?

Мо Жань не стал сдерживаться и озвучил свою догадку:

— Тело Ло Фэнхуа — не настоящая плоть, а созданный в чистилище сосуд. Вне Последнего Круга Ада без энергии инь он очень скоро начнет гнить и разлагаться. Так что, полагаю, даже если Сюй Шуанлинь не успеет подготовиться как следует, в ближайший год что-то произойдет.

Чу Ваньнин не издал ни звука.

Он всегда был осторожен в мыслях и поступках, и, учитывая недостаток информации, не стал бы как Мо Жань строить столь смелых предположений. С другой стороны, не было ничего зазорного в том, чтобы выслушать мнение Мо Жаня по этому вопросу.

— А как насчет той руки? — спросил Чу Ваньнин. — Рука, которая в последний момент вытащила Наньгун Сюя, что думаешь о ней?

Мо Жань, помолчав какое-то время, покачал головой:

— Это первая запретная техника, я слишком мало о ней знаю, чтобы строить догадки. Нет, на ее счет мне сказать нечего.

На самом деле, его слова не соответствовали действительности. Однако, хотя Мо Жань и не хотел снова лгать Чу Ваньнину, были вещи, о которых он действительно не мог говорить прямо.

Точнее не осмеливался.

Сколько он себя помнил, ему выпало слишком мало безмятежных дней. Если даже сложить две жизни, вряд ли больше года наберется.

А сейчас человека, десятилетиями скитающегося по свету в одиночестве, вдруг позвали к костру и дали ему в руки тыкву-горлянку с горячим чаем. Разве сможет он встать и уйти, своими руками разрушив этот прекрасный сон?

Поэтому ему оставалось только сказать: нет, я ничего не знаю.

Но на душе у Мо Жаня было неспокойно, ведь он был уверен, что загадочный хозяин красивой руки не так прост. Иначе, почему бы Сюй Шуанлиню в прошлой жизни не собрать пять духовных корней и, расколов Небеса, не устроить кровавую бойню? Кто, если не еще один переродившийся, научил его запретным техникам? Скорее всего, именно этот человек надоумил Сюй Шуанлиня нарушить естественный порядок вещей и вернуть Ло Фэнхуа из Ада...

Более того, на озере Цзиньчэн Белый Камень, тело которого контролировал Сюй Шуанлинь, сказал Чу Ваньнину: «Если думаешь, что я единственный в этом мире, кто знает три запретные техники, то, боюсь, долго ты не проживешь».

Мо Жань думал, что Сюй Шуанлинь знал, что в этот мир пришел кто-то, кого здесь быть не должно, и в то же время он чувствовал, что хотя Сюй Шуанлинь был знаком с кем-то из переродившихся, ему было неизвестно, что сам Мо Жань тоже переродился.

Иначе почему во время устроенного им большого разоблачения всех и вся, он не раскрыл его темную тайну? Если у Сюй Шуанлиня были воспоминания о прошлой жизни, он мог бы добавить в свой огненный свиток воспоминание о Мо Жане, и тогда, что бы он ни сделал, вряд ли Учитель захотел бы вновь принять такого ученика. Это был бы конец всех его надежд, после которого Мо Вэйюй больше не смог бы повернуть время вспять.

Так почему Сюй Шуанлинь не сделал этого?

Есть две причины:

Первая — он почему-то не мог этого сделать.

Вторая — он предпочел до поры придержать этот козырь в рукаве.

Но в любом случае с этим Мо Жань мало что мог сделать. У него на руках было слишком мало улик, и, пока противник ведет себя осторожно, ему останется только стоять на свету и ждать пока в его спину не вонзится холодный нож.

Мо Жань сжал губы, пряча тревогу в глазах за дрожащими густыми ресницами.

Есть вещи, которые ему не дано контролировать. Прошлую жизнь он прожил с ненавистью в сердце, думал только о личной выгоде и совершал безумные поступки. В этой жизни, независимо от того каким будет ее финал, каждый прожитый день он старался прожить так, чтобы отплатить тем, кому задолжал, и защитить Учителя, Ши Минцзина, Сюэ Мэна и Пик Сышэн.

Изо всех сил он старался сберечь каждое мгновение незаслуженно подаренного ему душевного тепла.

Мо Жань блуждал в своих мыслях, когда к ним подбежал рыбак и закричал:

— Беда, бессмертные господа, беда приключилась!

Оттолкнувшись рукой от земли, Мо Жань тут же вскочил на ноги и спросил:

— Что случилось?

— Хозяйка острова несколько дней назад ушла в море и вернулась только сегодня утром. Услышав новости от деревенского старосты, она разозлилась и приказала выгнать из домов всех людей, что вы привезли, включая стариков и детей, и сейчас все стоят на улице, — со слезами на глазах, добрый рыбак продолжил, — день такой холодный, а им даже не позволили взять теплую одежду и одеяла... Хозяйка острова сказала…

— Что она сказала? — мрачно спросил Чу Ваньнин, тоже поднимаясь на ноги.

— Она сказала, что люди из Линьи должны заплатить за еду и воду острова Фэйхуа… А если у них нет денег, то их... схватят и сделают рабами на острове... Если хотят остаться, то должны подчиняться...

Он еще не договорил, а Чу Ваньнин уже пришел в ярость и помчался к деревне. Белый как луна плащ развевался на ветру.

Автору есть, что сказать:

Сегодня болтала с одним моим дружком[4] и он предложил давать представлениям моего маленького театра более развернутые и радужные названия:

[4] 基友 jīyǒu цзию — гомоксексуалист, гей; шутл. близкий друг.

«Императора дома ждет маленькая сварливая жена»

«Властная жена Мирового Тирана»

«Отвергнутая молодая красавица-жена: Учитель, куда бежать?!»

После изучения этого вопроса, мне стало казаться, что весь мир затянуло радужными облаками Мэри Сью 23333333 (му-ха-ха-хи-хи-ха-ха).

Тогда я также решила внести маленький вклад и попробовать поиграть с названиями в стиле «知音: Закадычного друга[5]»~

[5] 知音 zhīyīn — знаток музыки; близкий (задушевный, интимный) друг. От переводчика:《知音》известный журнал, издаваемый провинции Хубэй. Стал именем нарицательным из-за систематического использования сенсационных заголовков для привлечения аудитории.

«После замужества я узнала, что мой муж любит мужчину: тайна кровавых слез Императрицы Сун».

«Неправильно выбрав истинную любовь, даже возродившись, останешься один».

«Ослепленный любовью безумец, почему ты ловишь в воде отражение упавших цветов?».

«О, праведный даос, откуда знать тебе, что у братца, что так любезно помыл тебя, сердце черного волка!».