Онлайн чтение книги Хаски и его Учитель Белый Кот The Husky And His White Cat Shizun
Глава 145 - Учитель получил сотрапезника

Леса окрасились в золото и багрянец, время страды подошло к концу.

К их отъезду жители деревни Юйлян подготовили много больших и маленьких узелков, корзин и мешков с вяленым мясом, рисовым печеньем, пряностями и мешковиной. Кроме того, они так и норовили сунуть в руки Мо Жаню и Чу Ваньнину свертки с едой.

Хотя Пик Сышэн не испытывал проблем в снабжении, но селяне делали это от чистого сердца, и отказ обидел бы их. Поэтому двум даосам оставалось только с благодарностью принять эти дары и помочь старосте загрузить их в седельные сумки.

Пришла и Лин-эр. В руках у девушки была бамбуковая корзинка, накрытая расшитым голубой нитью полотном. Под тканью оказались паровые булочки и с десяток вареных зеленых яиц[1].

[1] От переводчика: существует только одна порода из традиционных древних пород кур, которая несет яйцо светло-зеленого цвета — это черномясная порода Ухэйилюй (Люйкэданьцзи).

Она встала перед конем Мо Жаня. Взгляд ее ясных больших глаз, интуитивно различающих ложь и правду, скользнул по его внушительной фигуре и тут же вильнул в сторону. Она хотела увидеться с ним в последний раз, но сейчас, вспомнив, как в ту ночь, подогретая алкоголем и расчетом, смело призналась ему в своих чувствах, девушка почувствовала себя очень неловко. Помявшись, она вышла вперед и, подняв корзину над головой, обратилась к сидевшему на лошади красавцу:

— Бессмертный господин Мо, это… это то, что я сама приготовила утром. Возьмите с собой и поешьте в дороге с бессмертным господином Чу.

Не зная ее намерений, Мо Жань с сомнением посмотрел на нее, не уверенный, стоит ли принимать от нее что-то.

Лин-эр, однако, поняв его опасения, внезапно вскинула голову и прямо взглянула на него. Ее щеки полыхали от стыда, но в глазах были видны упрямство и раненая гордость.

Хотя она приложила все силы, чтобы дотянуться до этого великого бессмертного, Лин-эр была не из тех девушек, которые не знают, что такое чувство собственного достоинства, и преследуют объект своих мечтаний даже после того, как их отвергли. Она лишь сказала:

— Бессмертный господин, не беспокойтесь. Лин-эр не имеет никаких скрытых намерений. Я лишь хотела поблагодарить вас за те замечательные две недели, что господа даосы заботились о деревне Юйлян.

Мо Жань принял корзинку и, бросив на нее взгляд из-под полуопущенных ресниц, искренне ответил:

— Спасибо, барышня.

— Бессмертный господин очень любезен.

Убедившись, что эта девушка смогла справиться с чувствами в своем сердце, Мо Жань почувствовал укол вины в отношении нее и, в конце концов, не удержался от вопроса:

— Барышня, какие у тебя планы на будущее?

— Бессмертный господин, зачем вы спрашиваете?

— Я чувствую, что барышня не из тех людей, кто может долго жить в сельской местности.

На губах Лин-эр появилась улыбка, но в глазах все еще можно было прочесть затаенную обиду:

— Я думала отправиться в Верхнее Царство. Слышала, что Духовная школа Жуфэн славится своим милосердием. В Линьи простые люди из Нижнего Царства могут получить работу и не бояться быть вышвырнутыми за городские ворота. Я хороша в рукоделии, неплохо готовлю, так что точно смогу найти свое место в жизни.

Конечно, о самом главном она умолчала. Духовная школа Жуфэн среди прочих заклинательских школ была самой многочисленной. Под ее контролем находилось семьдесят два города, а Линьи был ее сердцем. Из десяти человек, встреченных на улицах Линьи, пять точно были заклинателями, поэтому там проще всего было встретить подходящего для ее целей достойного мужчину.

Чу Ваньнин не знал о ее целях, но, услышав о желании девушки отправиться в Линьи, нахмурился и посоветовал:

— Духовная школа Жуфэн — это слишком глубокие воды. Одинокой девушке выжить там будет очень непросто. Барышня, если собираешься переселиться в Верхнее Царство, почему бы тебе не отправиться на Остров Линьлин в Янчжоу?

— В Янчжоу мне не выжить, расходы на еду и одежду слишком велики, — ответила Лин-эр. — Большое спасибо, бессмертный господин, за совет и участие, но у Лин-эр есть своя голова на плечах.

Выслушав ее ответ, Чу Ваньнин понял, что убеждать ее бессмысленно и отступился.

Нагрузив лошадей седельными сумками, заклинатели пустились в путь. Проезжая мимо Цайде, Чу Ваньнин внимательно осмотрел установленный там магический барьер. К счастью, он и правда оказался очень мощным и устойчивым. Так как они скакали почти без передышки, то к полудню уже вернулись на Пик Сышэн.

Чу Ваньнин сразу же отправился с докладом к Сюэ Чжэнъюну, а Мо Жань, не зная чем себя занять, слонялся без дела. Около моста Найхэ он наткнулся на человека, старательно натирающего голову одного из львов, венчавших опоры моста.

Про себя Мо Жань подумал: «кто-то опять нарушил правила или сотворил что-то такое, за что его сослали заниматься этой тяжелой работой».

Как правило, отбывающий наказание человек чувствовал себя неловко, поэтому Мо Жань решил не подниматься на мост. Он уже собирался развернуться и уйти, но вдруг услышал, как кто-то окликнул его:

— А-Жань!

— …

Присмотревшись, он с удивлением обнаружил, что льва натирал не кто иной, как Ши Мэй. Мо Жань обомлел, ведь в голове его никак не укладывалось то, что сейчас видели его глаза.

Во-первых, он был удивлен, что такой благонадежный и правильный человек, как Ши Мэй, провинился так, что в наказание его отправили чистить мост.

Во-вторых, его поразило то, как он сейчас выглядит.

Учитывая то, что он совсем недавно своими глазами видел, каким долговязым стал Ши Минцзин, тем не менее издали Мо Жань его не признал. Более того, с каждой встречей Ши Мэй казался ему все более чужим и незнакомым, а теперь, увидев его на мосту, он даже не сразу признал его.

— Почему ты здесь? Что-то натворил? — спросил Мо Жань, подойдя к нему.

Ши Мэй выглядел несколько сконфуженно.

— Эм… нас наказали вместе с молодым хозяином.

— Мэнмэн? — после небольшой паузы Мо Жань рассмеялся.

Все было как обычно. Сюэ Мэн вечно во что-то вляпывался, и в этом уж точно не было ничего нового.

— На что он опять подбил тебя?

— Сказал, что хочет войти в запретную область на заднем склоне горы, чтобы поймать несколько призраков для тренировок.

— …

— И в итоге почти пробил брешь в барьере, который установил Учитель перед уходом.

Услышав это, Мо Жань не знал смеяться ему или плакать:

— Он считает, что призраки — это кошечки или собачки? Поймает их и будет воспитывать, как домашних питомцев. Ты тоже хорош! Видел же, что он опять валяет дурака, так почему не отговорил его?

Ши Мэй тяжко вздохнул, на лице его отразилась безысходность:

— Конечно же я пытался убедить его не делать этого, но все без толку. Я боялся, что он попадет в беду, поэтому и пошел с ним, чтобы помочь, если что… ох, забудь, просто ничего не говори, к счастью, несмотря на мою бесполезность, все закончилось не так уж и плохо. А-Жань, ты лучше о себе расскажи. Ты ведь с Учителем ездил в деревню Юйлян, чтобы помочь простым людям с уборкой урожая?

— Да.

— Ну и как, все хорошо?

— Да, все прошло очень гладко.

Перебросившись еще парой пресных фраз, они попрощались, и Мо Жань в одиночестве побрел по тенистой тропе через рощу. В своих мыслях он вновь вернулся в прошлое, только чтобы прийти к выводу, что все эти годы его чувства к Ши Мэю были похожи на навязчивую идею, где-то даже привычку, но никак не любовь.

Раньше он думал, что раз ему очень комфортно и хочется быть рядом с этим красивым, милым и талантливым юношей, то это и есть соблазн и чувства, но на деле все было совсем не так.

Людям нравятся красивые вещи. Как ни крути, он всегда восхищался экзотической красотой Ши Мэя, но если копнуть глубже, этот тип внешности нравился ему чисто эстетически и совершенно не будил в нем никаких желаний.

Ему нравилось смотреть на него, но точно также ему нравилось смотреть, как по осени горы одеваются в алый наряд и в жаркий летний день в пруду расцветают лотосы. Все эти годы, думая о Ши Мэе, он никогда не грезил ни о чем неподобающем и пошлом.

Да, он по-прежнему дорожил Ши Мэем и относился к нему с симпатией и заботой.

Но все же его восприятие отличалось от того, что было в прошлом. Сейчас Мо Жань наконец-то понял, что значит любовь именно для него. Он точно не добрый самаритянин Люся Хуэй[2]. Его любовь должна быть влажной и обжигающей, с полным проникновением и обладанием, множественным столкновением двух тел, пылающей в жилах страстью и обильным семяизвержением.

[2] 柳下惠 liǔxià huì Люся Хуэй — государственный деятель VII в. до н. э., дафу 大夫 княжества Лу 鲁, личное имя — Чжань Хо. От переводчика: Люся Хуэй был советником города-государства Люй и судьей (693-609 до н.э. ). Легенда гласит, что в холодную ночь Люся Хуэй у городских ворот встретил бездомную нищенку. Боясь, что она замерзнет до смерти, Люся Хуэй велел ей сесть к нему на колени, развязал свою верхнюю одежду, плотно укутал ее и сидел вместе с ней всю ночь без каких-либо намеков на непристойное поведение. В Китае это имя нарицательное для человека с высокими моральными качествами, не поддающегося плотским искушениям.

Да, он волкособ[3], хотя умеет ценить аромат диких роз.

[3] 狼犬 lángquǎn ланцюань «собака-волк» — гибрид собаки и волка; 狼狗 lánggǒu лангоу: группа собак, имеющая внешнее сходство с волками, включающая в себя породы от немецкой овчарки до лаек, включая хаски.

Но у него острые клыки хищника и соответствующий аппетит, поэтому и питался он, конечно, не травой и цветами, а плотью и кровью.

К ужину Сюэ Мэн наконец-то закончил приводить в порядок книгохранилище, систематизировав и аккуратно сложив все канонические книги и свитки во второй секции. Он так вымотался, что даже в Зале Мэнпо продолжал вздыхать и охать, жалуясь на то, что даже его любимая острая рубленая жареная курятина по-ляньпиньски[4] не могла вернуть ему радость жизни.

[4] 辣子鸡丁 làzi jīdīng лацзы цзидин — обжаренная рубленая курятина с красным перцем чили и другими специями.

Умирая от скуки, он вяло поигрывал палочками для еды, как вдруг увидел, что Чу Ваньнин вошел в столовую. В тот же миг его душа воспарила, и, резво вскочив с места, он выкрикнул на весь зал:

— Учитель!

Чу Ваньнин лишь раз глянул на него и чуть кивнул.

В это время Мо Жань сидел рядом с Сюэ Мэном и Ши Мэем. Эти трое учеников, словно связанные красной нитью судьбы, всегда ели вместе, но сегодня, стоило появиться Чу Ваньнину, Мо Жань поспешил сдвинуть всю посуду на столе, чтобы освободить побольше места рядом с собой.

— Что ты делаешь?

Мо Жань ничего не ответил, а просто улыбнулся Сюэ Мэну и, вскочив на ноги, помахал Чу Ваньнину:

— Учитель, садитесь здесь.

Сюэ Мэн: — …

Ши Мэй: — …

Уважение — это одно, а есть вместе — совсем другое дело.

В большинстве случаев люди предпочитают садиться за один стол и грызть кости с теми людьми, рядом с которыми они могут чувствовать себя свободно. Во время совместных приемов пищи как минимум нужно поддерживать застольную болтовню и быть терпимым к неизбежным оплошностям и проявлению дурных манер со стороны сотрапезников.

Стоило взглянуть на выражения лиц Сюэ Мэна и Ши Мэя, чтобы понять, что несмотря на то, что им уже приходилось есть вместе с Чу Ваньнином, и они были знакомы с его сдержанной манерой поведения за столом, привыкнуть к этому они так и не смогли, и идея совместной трапезы с Учителем их совсем не обрадовала.

Для них ужин с Учителем и общение с ним были в равной мере сопряжены с напряжением и вежливостью, поэтому во время еды они ни на минуту не могли расслабиться, а значит и насладиться вкусом пищи.

Чу Ваньнин тоже это прекрасно понимал, поэтому бросил на Мо Жаня красноречиво отчужденный взгляд и покачал головой. В конце концов, он положил себе на тарелку пресные овощи и направился к своему привычному месту.

Пять лет его не было в Зале Мэнпо, но, подойдя к своему столу, Чу Ваньнин заметил закрепленный в углу маленький листок меди, на котором мелким шрифтом было выгравировано «Почетное место старейшины Юйхэна».

— …

«Сюэ Чжэнъюн, ты ненормальный что ли?!»

Переставив с деревянного подноса на стол свою тарелку, Чу Ваньнин тяжело опустился на стул, но не успел он толком приступить к еде, как вдруг другой человек отодвинул стул и сел напротив него прямо на «почетное место старейшины Юйхэна». Он поставил свой поднос прямо рядом с тарелкой Чу Ваньнина, да так близко, что они почти столкнулись друг с другом.

Чу Ваньнин поднял взгляд:

— … зачем ты пришел?

— Там слишком тесно, — сказал Мо Жань, с улыбкой поднимая с подноса чашку с вареным рисом. — Я пришел поесть вместе с Учителем.

Чу Ваньнин недоуменно взглянул в ту сторону, где сидели Сюэ Мэн с Ши Мэем. И где там тесно?

Мало того, что сам он пребывал в недоумении, те двое, что были так внезапно оставлены Мо Жанем, тоже были в полной растерянности и теперь со сложными выражениями на лицах безмолвно наблюдали за столом, где сидели Чу Ваньнин и Мо Жань.

Сюэ Мэн пробормотал:

— Этот сукин сын с ума сошел что ли?

Ши Мэй: — …

Однако Мо Жаню было сейчас не до них. От одного взгляда на содержимое тарелки Чу Ваньнина, в которой оказались одни овощи, ему стало не по себе. Этот человек имел слишком специфический вкус и, как будто наперекор всем, предпочитал выбирать самую невкусную и отвратительную на вкус еду. Мо Жань подумал, что подобное неправильное питание не идет ему на пользу и с возрастом может обернуться большими проблемами со здоровьем.

Раньше его не заботило, что ест Чу Ваньнин, но теперь-то все было по-другому. Даже если на миг забыть, что он любил этого человека, просто из уважения к своему Учителю его прямой обязанностью было позаботиться о том, чтобы тот хорошо поел.

Однако накормить Чу Ваньнина было так же сложно, как заставить поесть капризного кота. И ведь нельзя даже проявить настойчивость и просто запихнуть в него полезную пищу. Если этот человек не захочет есть, заставить его он точно не сможет.

Тут Мо Жаня осенила блестящая идея. Он взял смачный кусок тушеной в соевом соусе свинины и положил в тарелку Чу Ваньнина.

— Учитель, попробуйте это.

Как и следовало ожидать, Чу Ваньнин нахмурился:

— Мне не нравится мясо с салом, убери.

Мо Жань был готов к такому ответу и со смехом сказал:

— Я слышал, что на вкус оно очень сладкое и приготовлено по рецепту с юга Цзяннани.

— Вот это вот вообще не похоже на мясо по-южноцзяннаньски.

— Как вы можете это утверждать, если даже не попробовали?

— Я могу понять это, просто взглянув на него.

— Но повар сказал, что сделал его по рецепту с юга Цзяннани, — Мо Жань закинул удочку и теперь с улыбкой ждал только, когда кот попадется на его наживку. — В Зале Мэнпо очень опытный повар, разве он мог так ошибиться? Должно быть, Учитель слишком долго не бывал в родных краях и забыл, как выглядит тушеное мясо у него дома.

Чу Ваньнин вспыхнул:

— …Не болтай ерунды, как я мог ошибиться?!

Мо Жань тут же демонстративно сунул в рот кусочек и с самым серьезным видом принялся его пережевывать, словно определяя вкус, после чего убедительно заявил:

— Я думаю на этот раз Учитель и правда ошибся. Это мясо очень сладкое. Может попробуйте? Всего один кусочек.

Совершенно не подозревая, что Мо Жань что-то замышляет, возмущенный Чу Ваньнин схватил палочками кусок мяса и сунул его в рот.

— И как? — Мо Жань с трудом сдерживал смех, наблюдая за попавшимся на крючок белым котом.

Сурово сдвинув брови, Чу Ваньнин ответил:

— Нет, слишким сильный аромат аниса заглушает вкус. Я пойду к повару и скажу ему, что мясо в Цзяннани так не готовят.

— Ой-е-ей! — Мо Жань тут же крепко ухватился за его рукав, на миг потеряв дар красноречия. Кто знал, что этот парень примет его шутку так близко к сердцу? Если он сейчас пойдет разбираться с поваром, разве его хитрый план не будет раскрыт? Поэтому он поспешил отговорить его:

— Учитель, не горячитесь так. Повар наверняка сейчас очень занят. Раз уж Учитель попробовал и понял, что есть ошибка в рецепте, конечно, позже я сам поговорю с ним, а сейчас нам обоим нужно хорошенько подкрепиться.

Поразмыслив, Чу Ваньнин все же решил сесть обратно и молча продолжил есть.

Мо Жань тут же начал планировать, как снова развести его, на этот раз на кусок рыбы.

Чу Ваньнин опустил палочки для еды и спросил:

— Селедка[5]?

[5] 鲥鱼 shíyú шиюй лат. Tenualosa reevesii — индийская тенуалоза, сельдь-гильза.

— Ага.

— Забери, я не ем такое.

— А почему не едите?

— Мне не нравится.

Мо Жань с понимающей улыбкой сказал:

— Потому что в ней много косточек, не так ли?

— …Нет.

— Но Учитель, каждый раз, когда вы едите рыбу, выбираете ту, в которой мало костей, или они большие и их легко убрать. Учитель, вы и правда не умеете есть маленьких костистых рыбок, ха-ха-ха!

Он действительно прекрасно знал слабые места Учителя и «взять на слабо», в самом деле, хорошо сработало. Чу Ваньнин опять попался на его уловку и с раздражением поспешил возразить:

— Это просто смешно! — схватив палочками переданный Мо Жанем кусок селедки, он демонстративно начал его есть, всем видом показывая, что он может съесть даже самую костистую рыбу.

Так одураченный Мо Жанем Чу Ваньнин и сам не заметил, что съел намного больше, чем обычно. На этот раз он отведал не только все виды овощей, но и как минимум по кусочку мяса, рыбы и птицы. Когда он ел в одиночестве, то обычно съедал все очень быстро, сейчас же, из-за того, что кое-кто его постоянно отвлекал, трапеза заняла больше часа.

К тому времени, когда они убрали грязную посуду и вышли из обеденного зала, Сюэ Мэн и Ши Мэй давно покинули Мэнпо, и в столовой оставалось всего несколько припозднившихся учеников. Мо Жань увязался за Чу Ваньнином, и они вдвоем пошли по тенистой тропинке к Павильону Алого Лотоса. Тем временем последние косые лучи заходящего солнца вступили в неравный бой со сгущающимися сумерками. Подул прохладный вечерний ветерок. Довольный Мо Жань, шагавший по тропинке, заложив руки за голову, вдруг широко улыбнулся:

— Учитель.

— Что?

— Ничего, просто захотелось окликнуть вас.

— …А по-моему ты просто переел да еще и на ночь глядя.

Улыбка Мо Жаня стала еще более нежной:

— Да! Я наелся до отвала! Учитель, можно в будущем я всегда буду есть вместе с вами?

Даже прекрасно зная, что Мо Жань не вкладывает в это предложение никакого другого значения, сердце Чу Ваньнина забилось сильнее и, не сдержавшись, пропустило пару ударов. К счастью, ему удалось сохранить невозмутимое выражение лица.

— С чего вдруг? Ты поссорился с Сюэ Мэном?

— Нет, вовсе нет, — отмахнулся Мо Жань и со смехом добавил, — просто я уже очень давно не ел с ними. Прошло пять лет, и, снова оказавшись за одним столом, я почувствовал себя неловко. Если Учитель считает, что я ему помешаю, тогда завтра найду другое место. Есть одному тоже неплохо.

— …

Конечно, он не мог правдиво сказать «когда ты ешь в одиночестве, мне жаль тебя», и уж тем более «я все время хочу накормить тебя чем-то еще, кроме овощей». Эти фразы нельзя было произносить, тем более, что Мо Жань прекрасно понимал, что с Чу Ваньнином они не сработают. Ему оставалось только демонстрировать слабость и беспомощность, чтобы вызвать жалость и показать, что он очень нуждается в его обществе, и тогда такой добрый человек, как Чу Ваньнин, не сможет отказаться.

Мо Жань по глазам видел, что Учитель колеблется, а значит нужно было еще чуть-чуть поднажать, поэтому он продолжил:

— Но, по правде говоря, я не хочу есть один.

— Почему?

Мо Жань опустил свои длинные пушистые ресницы. Половина эмоций в его ослепительной улыбке была настоящей, а половина только для того, чтобы заставить Чу Ваньнина размякнуть и согласиться:

— Учитель, неужели вы не догадываетесь? Если человек в одиночку съел что-нибудь, это ведь не значит, что он наелся.

Он остановился, сделал многозначительную паузу и в упор взглянул в лицо Чу Ваньнина. В алых лучах заката вечерний ветерок ласково трепал непослушную челку Мо Жаня, а ямочки на щеках были как никогда очаровательны.

— Если два человека едят вместе, беседуют о разных вещах, обсуждают что-то, делятся своими ощущениями, тогда в желудке становится тепло и приходит настоящее насыщение. Только так можно наесться досыта.

— …

— Учитель, завтра я могу еще раз поесть с вами?

Перед теплом, излучаемым горячим сердцем этого молодого и дерзкого волкособа, было практически невозможно устоять.

Тем более в своем желании любой ценой растрогать Чу Ваньнина Мо Жань не собирался отступать ни на шаг:

— Учитель, я не был дома пять лет. Вы очнулись, и я хочу есть вместе с вами.

— Нет, у нас разные привычки.

— Я не ем ни кроличьих голов, ни утиных шей, — на этих словах Мо Жань рассмеялся, нахально подергал Чу Ваньнина за рукав и, действуя как последний проходимец, пообещал, — я буду есть с вами тофу с зеленым лучком и сладкие корешки лотоса с рисом. Вы же согласны, да ведь?

Лучше бы он этого не говорил! Его слова напомнили Чу Ваньнину о незакрытых старых счетах. Переменившись в лице, он холодно усмехнулся и, наконец, объявил:

— Да, я согласен, но по утрам ты будешь есть то же, что и я.

На радостях Мо Жань вовремя не понял, в чем подвох, и сразу же согласился, и только потом все же решился уточнить:

— Ладно, а что включает это «то же самое»?

— Мягкий соленый тофу, — объявил Чу Ваньнин и безжалостно добавил, — с сушеными водорослями.

Мо Жань: — …

Конечно, это была его месть за то время, когда в бытность Ся Сыни ему приходилось есть острый суп гудон!

И напоследок, сквозь зубы, но очень четко и внятно, он припечатал:

— А еще сушеные креветки.

От переводчика: в этот раз в «Автору есть, что сказать» маленькое представление называется: «Главные герои в «剑三门派 Мечи трех духовных школ» — это популярная в Китае MMORPG-игра в жанре сянся. Не играя в эту игру и не зная ее персонажей, я не могу понять подтексты, заложенные автором в послесловие, поэтому не могу сделать адекватный перевод.