Онлайн чтение книги Хаски и его Учитель Белый Кот The Husky And His White Cat Shizun
Глава 26 - Когда этот достопочтенный впервые увидел Вас

Солнце поднималось все выше. Все больше и больше людей приходило в гостиницу поесть. Мо Жань обнаружил, что внизу шумно, поэтому приказал слуге принести в комнату приготовленную им еду.

В конце концов он все-таки пригласил и Чу Ваньнина, рассудив, что Учитель пользуется уважением в этом мире, а он больше не Наступающий на бессмертных Император, поэтому должен играть по правилам.

На квадратном столе из бука стояли три миски с дымящейся лапшой в бульоне. Он сам сделал эту гладкую и упругую лапшу, которая была намного лучше той, что можно купить на улице. Сверху были положены толстые ломтики говядины, слегка обжаренная гузенка, свежие и нежные побеги гороха, сочная листовая капуста и золотистая яичная нить[1]. Все эти красочные ингредиенты искусно сочетались и были красиво уложены.

[1]金黄的蛋丝 jīnhuáng de dàn sī «золото-желтая яичная шелковинка» — яичница, порезанная на тонкие полоски.

Но самым примечательным в этой лапше была не зелень, не сочные куски мяса и даже не обилие ингредиентов, а молочно-белый бульон, покрытый слоем кунжутного масла с острым красным перцем, который кипел на слабом огне в течение четырех часов. Мо Жань сам измельчил обжигающие специи в каменной мельнице и варил их с бульоном для полного насыщенного вкуса и дразнящего аромата.

Помня о любви Ши Мэя к острой пище, он использовал большое количество специй и красного масла с сычуаньским перцем. Он наблюдал за тем, как Ши Минцзин наслаждается приготовленной им пищей, и уголки его губ поднимались все выше. Какое-то время украдкой поглядывая на Ши Мэя, в конце концов он не удержался от вопроса:

— Вкусно?

— Очень вкусно! — ответил Ши Мэй.

Чу Ваньнин ничего не сказал. Он сидел с таким мрачным лицом, как будто небеса задолжали ему горы золота и серебра.

Мо Жань был очень доволен собой:

— Тогда просто дай мне знать, когда захочешь поесть эту лапшу снова, и я сделаю ее для тебя.

Глаза Ши Мэя были влажными от жара пряности. Когда он поднял взгляд и нежно улыбнулся Мо Жаню, если бы не похожий на ледяную статую Чу Ваньнин, сидящий рядом и вымораживающий половину комнаты одним своим присутствием, столкнувшись с такой красотой, Мо Жань, возможно, так и не смог бы определиться: есть ему лапшу в своей миске или все же взяться за Ши Мэя.

Ши Мэй почти не ел гузенку и горох, но говядина и капуста быстро исчезли из его пиалы.

Мо Жань, который спокойно наблюдал за ним со стороны, протянул палочки и переложил ростки гороха и гузенку в свою пиалу, а несколько кусков говядины из своей миски — в пиалу Ши Мэя.

Когда ученики Пика Сышэн ели вместе в Зале Мэнпо, они часто обмениваясь блюдами друг с другом, так что Ши Мэй не увидел в этом ничего странного и с улыбкой спросил у него:

— А-Жань, ты не любишь говядину?

— Эм, мне нравятся побеги гороха.

Он начал усиленно жевать, но кончики его ушей слегка покраснели.

С каменным выражением на лице Чу Ваньнин собрал все побеги гороха из своей тарелки и бросил их в пиалу Мо Жаня.

— А я как раз не люблю пророщенный горох.

Затем он переложил всю свою говядину в миску Ши Мэя.

— И говядину я тоже не люблю.

Нахмурив брови, он уставился на остатки еды в своей тарелке и раздраженно поджал губы.

Ши Мэй осторожно спросил:

— Учитель… вам не по вкусу еда?

Чу Ваньнин не ответил, только, опустив голову, молча откусил кусочек капусты. Хватило маленького кусочка, чтобы его лицо мгновенно скривилось и он с громким стуком положил палочки на стол.

— Мо Вэйюй, ты, когда бульон готовил, опрокинул туда кувшин острого соуса?

Мо Жань никак не ожидал, что завтрак, над которым он так усердно трудился, получит такую резкую критику. Совершенно сбитый с толку, он ошеломленно моргнул и поднял взгляд на Чу Ваньнина, все еще не в силах поверить собственным ушам. Лапша так и повисла в уголке его рта. Он еще несколько раз невинно похлопал ресницами, прежде чем с хлюпающим звуком заглотил длинную лапшу целиком и спросил:

— Что?

На этот раз Чу Ваньнин был еще менее вежлив и уважителен к его чувствам:

— Эта еда сделана для людей? Она съедобна? Это вообще можно есть людям?

Мо Жань моргнул еще несколько раз, прежде чем понял, что этот придурок Чу Ваньнин специально злит его, и возмутился:

— Почему это ее нельзя есть людям?

Брови Чу Ваньнина сошлись над переносицей:

— Да она же колом в горле встает.

Мо Жань задохнулся от негодования. Как бы то ни было, пусть и тайно, но искусству приготовления пищи он обучался у лучших поваров «Хмельного Яшмового Терема».

— Учитель, вы… слишком привередливы в еде.

— Учитель, вы же не ели целый день, — поспешил вмешаться Ши Мэй. — Даже если вам это не по вкусу, все равно съешьте хотя бы немного!

Поднявшись с места, Чу Ваньнин холодно сказал:

— Я не ем острую пищу, — после чего развернулся и ушел.

Двое за столом погрузились в неловкое молчание. Ши Мэй удивленно переспросил:

— Учитель не ест острую пищу? Почему я этого не знал?.. А-Жань, ты тоже не знал?

— Я…

Мо Жань некоторое время тупо смотрел на лапшу, которую Чу Ваньнин оставил практически нетронутой, а затем кивнул:

— Да, я этого не знал.

Но это была ложь. Мо Жань знал, что Чу Ваньнин не может есть острую пищу. Просто он забыл. А ведь он был связан с этим человеком большую часть своей прошлой жизни и, конечно, точно знал, что он любит есть, а что терпеть не может.

Но он не заботился о нем, поэтому просто выбросил это из памяти.

Чу Ваньнин вернулся в свою комнату и лег, не снимая одежды. Не в силах уснуть, просто лежал, широко открыв глаза, лицом к стене. Он потерял слишком много крови и духовной энергии, а учитывая, что со вчерашнего дня он ничего толком не ел и его желудок был давно пуст, самочувствие Чу Ваньнина было самым что ни на есть отвратительным.

Этот мужчина вообще не знал, как о себе позаботиться. Когда он был в плохом настроении, то ничего не ел, словно гнев мог наполнить его желудок и прокормить его. Он и сам не мог понять из-за чего сейчас злится. Точнее, не хотел понимать.

Но в тишине перед его взглядом возникло одно конкретное лицо: уголки губ мягко изогнулись в ослепительной улыбке, рассеянный свет мерцает в паре ясных черных глаз с легким фиолетовым оттенком. Такой теплый и уютный, с завораживающей легкой ленцой. Чу Ваньнин вцепился в одеяло так, что суставы на пальцах побелели. Он не хотел погружаться в фантазии, поэтому зажмурился в попытке убежать от этого беззаботно улыбающегося лица.

Но стоило ему закрыть глаза, и воспоминания нахлынули и захлестнули его, словно прилив…

В первый раз он увидел Мо Жаня около Пагоды Тунтянь[2] на Пике Сышэн.

[2]通天 tōngtiān тунтянь «достигнуть небес».

В тот день все двадцать старейшин ордена собрались вместе под нещадно палящим солнцем и тихо переговаривались между собой. Старейшина Юйхэн, естественно, стоял отдельно. Он был не настолько глуп, чтобы жариться на солнце с остальными. Вместо этого он в одиночестве спрятался под цветущим деревом и увлеченно проверял гибкость своего нового изобретения — втягивающегося когтя из черного металла, который можно было надеть на палец руки.

Конечно, сам он не нуждался в таких вещах и хотел выковать эти закаленные железные когти для не отличающихся большим духовным потенциалом учеников нижнего уровня Пика Сышэн.

Нижнее Царство мира совершенствования граничило с Призрачным Царством, поэтому эти земли часто подвергались нападениям злых духов. Нередко ученики получали серьезные травмы или даже лишались жизни. Чу Ваньнин, не распространяясь об этом, давно работал над защитным оружием для простых людей, которое было бы достаточно мобильным, удобным и легким в освоении.

Между тем собравшиеся вместе старейшины скрашивали ожидание болтовней.

— Вы слышали? Этот давно потерянный племянник главы ордена — единственный, кто выжил после пожара в том доме развлечений. Если бы глава опоздал хоть на миг, его племянник превратился бы в горстку пепла. Этот ребенок и правда очень удачлив.

— Должно быть, его защищал дух его покойного отца. Это так ужасно — остаться сиротой и уже в столь раннем возрасте пережить столько трудностей и лишений, эх…

— Ребенка ведь зовут Мо Жань? Ему пятнадцать, верно? Значит, пришло его время получить официальное имя. Или у него оно уже есть?

— Старейшина Сюаньцзи, этот ребенок вырос в доме развлечений — ему повезло, что у него вообще есть имя, не говоря уже об официальном.

— Я слышал, что глава ордена уже подбирает варианты второго имени. Осталось только определиться. Интересно, на каком он в итоге остановится.

— Уважаемый глава, конечно, очень заботится о своем племяннике.

— Скажешь тоже! Не только глава, но и госпожа всем сердцем обожает его. Хе-хе, вероятно, единственный человек во всем Пике Сышэн, который ему не рад — это наш собственный Любимец Небес.

— Старейшина Таньлан[3]! Следите за словами!

[3]贪狼 Tānláng Таньлан (звучание: Танлан) - «жадный волк», алчный человек, злодей; «жадный волк» - название звезды Дубхе: альфы Большой Медведицы.

— Ха-ха, конечно, я просто оговорился! Наш Любимец Небес настолько талантлив, что его самодовольство плещет через край. Не уважая старших, он праздно слоняется весь день, прожигая жизнь на глупости, и, рожденный в богатстве и почете, действительно не знает, что такое дисциплина и самоконтроль.

— Старейшина Таньлан, похоже, вы сегодня перебрали с выпивкой…

Человек рядом с ним многозначительно указал подбородком на стоявшего в отдалении Чу Ваньнина. Смысл этого жеста был очевиден. Любимец Небес Сюэ Мэн был личным учеником Чу Ваньнина. Разве сказать, что Сюэ Мэну не хватало дисциплины, не было косвенным оскорблением Чу Ваньнина как его учителя?

Обладая талантами и внешностью небожителя, старейшина Юйхэн обычно выглядел отстраненным и далеким от дел суетного мира, но все знали о его скверном характере. Если кто-то по неосторожности задевал его за живое, тому можно было сразу переодеваться в чистое и ждать, пока его забьют до смерти.

Чу Ваньнин слышал каждое сказанное ими слово, но ему было лень реагировать на пустую болтовню других старейшин. Мнение людей о нем было куда менее интересно, чем насечки, нанесенные им на коготь.

Коготь был не так уж плох, однако ему все еще не хватало прочности. Если попадется особенно толстокожий демон, вряд ли даже при помощи такого когтя удастся пробить его шкуру с первого удара. Когда он вернется к себе, для улучшения стоит попробовать добавить немного порошка из драконьей кости.

Заметив, что Чу Ваньнин не реагирует, другие старейшины немного расслабились и вернулись к своей болтовне.

— Неужели глава ордена собрал всех нас сегодня, чтобы выбрать учителя для молодого господина Мо?

— Странно, а почему глава сам не возьмется за его обучение?

— Можно предположить, что врожденный потенциал этого юного племянника несовместим с методом воспитания главы[4], — пробормотал кто-то. — Но даже если и так, не слишком ли это — собрать всех старейшин, чтобы молодой господин мог выбирать?

[4]心法 xīnfǎ синьфа — профессиональный секрет; тонкость (передаваемая учителем ученикам).

Старейшина Луцунь тихо вздохнул и, откинул за спину свои прекрасные блестящие длинные волосы, удрученно посетовал:

— Сейчас ваш покорный слуга чувствует себя вилком самой дешевой капусты, выложенной на стол в ожидании, пока юный хозяин Мо придет и сделает выбор.

Все собравшиеся сочли за лучшее промолчать.

Все-таки этот женоподобный старейшина мог бы и придержать свой язык, не высказывая вот так в лоб эту нелицеприятную правду?

Они ждали довольно долго, пока глава вместе со следовавшим за ним по пятам юношей поднялся по трем тысячам ступеней, чтобы оказаться перед пагодой Тунтянь.

Чу Ваньнин удостоил их лишь мимолетным взглядом и снова отвернулся, чтобы продолжить изучать свой коготь.

Стоит упомянуть, что само принятие учителем ученика на Пике Сышэн довольно сильно отличалось от принятого во всех прочих духовных школах. В мире совершенствования была устоявшаяся традиция, когда учитель сам подбирал себе того, кто подойдет ему лучше всего. Сделав выбор, он возлагал руку на голову нового ученика и говорил: «молодой человек, я вижу в тебе хороший духовный потенциал, поэтому отныне ты будешь моим учеником». В такой ситуации ученик не имел ни единого шанса отказаться.

Бывало и такое, что наставник в ордене мог просто презрительно махнуть рукавом с холодной насмешкой заявить: «молодой человек, у тебя слишком высокий лоб, слишком тусклые глаза, череп слишком сильно выпирает, с такой внешностью ты не можешь стать моим учеником. У нас разные судьбы, я не приму тебя в ученики». И ученика не было не единого шанса проявить себя, прежде чем учитель вскакивал на меч и уносился в небесную даль быстрее убегающей собаки.

На Пике Сышэн было все по-другому: учитель и ученик выбирали друг друга.

Что это значит?

На Пике Сышэн было двадцать старейшин. Когда новый ученик вступал в орден, он сначала проводил некоторое время, живя и работая над собой рядом с ними. Сравнив старейшин и взвесив свои возможности, он мог передать письмо о намерениях тому наставнику, которого считал подходящим, тем самым выражая свое желание искать ученичества.

Если старейшина принимал его, то все складывалось идеально.

Если старейшина отказывал, ученик мог продолжать настаивать до тех пор, пока не сдастся наставник либо пока не отступится сам ученик.

На первый взгляд старейшина Чу Ваньнин был исключительно талантлив и красив, поэтому можно было ожидать, что в любое время дня и ночи его двор до краев будет заполнен учениками, неустанно засыпающими его приглашениями стать их наставником. Но в реальности все было совсем иначе.

Насколько прекрасной была внешность Чу Ваньнина, настолько ужасным был его характер. Ходили слухи, что когда старейшина Юйхэн был зол, то хлестал учениц плетью так же безжалостно, как если бы они были учениками, а парней так и вовсе за малейшую провинность мог сбросить в пруд с ледяной водой. Немногие люди были достаточно смелы, чтобы искать такого рода ученичества. Поэтому перед воротами резиденции старейшины Юйхэна всегда было тихо и безлюдно.

Кроме Любимца Небес Сюэ Мэна и Ши Мэя, который был близким другом молодого наследника Сюэ, Чу Ваньнин никогда не принимал других учеников.

Все ученики предпочитали уважительно величать его старейшиной вместо того, чтобы назвать учителем.

С нечитаемым выражением на лице Чу Ваньнин делал вид, что все это его это нисколько не беспокоит. Опустив голову, он продолжил возиться со своим модифицированным холодным оружием. Все, что он проектировал, от спрятанного в рукаве метателя отравленных стрел до аварийных свистков, предназначалось для защиты чужих жизней. Чем быстрее он закончит сборку, тем больше людей избежит страданий и смерти.

Поэтому он никак не ожидал, что Мо Жань без колебаний выберет именно его.

Нахмурив брови, он поглаживал шип на когте, размышляя о том, как его улучшить, и не обращая никакого внимания на то, о чем говорили глава ордена и другие старейшины. Поэтому он далеко не сразу заметил, что гудящая от разговоров толпа вдруг подозрительно затихла.

В конце концов он отвел взгляд от когтя и с некоторым нетерпением и непониманием на лице поднял глаза.

И увидел лицо.

Ослепляющее почти так же сильно, как лучи полуденного солнца.

Красивый юноша, запрокинув голову, смотрел на него снизу вверх. Уголки его губ изогнулись в легкой ленивой улыбке, а на щеках виднелись очаровательные ямочки. От него веяло дымом незатейливого быта простых людей и простодушной наивностью. Пара наполненных жарким любопытством черно-фиолетовых глаз не мигая смотрела на него.

Этот юноша был новичком и не знал правил, поэтому стоял так близко, что это было почти грубо и неприлично.

Когда этот юноша так внезапно появился прямо перед ним, Чу Ваньнин вздрогнул. Словно обжегшись, он рефлекторно отступил назад, и его затылок с глухим стуком ударился о ствол дерева.

Юноша широко улыбнулся и сказал:

— Господин бессмертный, господин бессмертный, я так долго наблюдаю за вами, почему вы меня не замечаете?

Автору есть что сказать:

С каждым днем я все сильнее чувствую, что Корм для Рыбок Вэйюй похож на глупого хаски с одной извилиной, и то кривой, его же Учитель напоминает сдержанного и неприступного белоснежного самоеда с очень нежным сердцем.

Ах, мне вдруг захотелось изменить название на «Хаски и его Учитель Самоед».