Больше, чем она смутно представляла, и даже больше, чем она догадывалась по ощущениям, Инес, потеряв дар речи от ужасной ситуации, подняла его руку выше. Карсель не сопротивлялся и отдал руку, но отвернул тыльную сторону кровоточащей руки вниз, чтобы она не могла ее видеть. Конечно же, в испуге Инес использовала обе руки и повернула назад.
Когда она внимательно осмотрела рану, то была испугалась еще больше:
— …Ты нормальный?
— Не смотри. Настроение испортится.
Сейчас настроение - проблема?
— Ты действительно… Ты...
Инес, которая на мгновение потеряла дар речи, что было нетипично для нее, в конце концов сняла свои перчатки, длинные до локтей. Затем сразу голыми руками без перчаток быстро схватила руку Карселя, который он пытался спрятать.
Карсель поднял брови. Его больше удивила ее скорость, чем что-либо еще.
— … Ты целыми днями не выходишь из кабинета, почему у тебя такая быстрая реакция?
— Ты действительно не такой уж и умный. Как можно так... Неужели ты ничего не замечаешь, когда возбуждаешься?
— Вроде ничего серьезного.
Его рука ударилась по острой выступающей части перил террасы со всей силы, и кожа разорвалась в том месте. Когда Инес нахмурилась, Карсель тоже нахмурился, как отображение в зеркале, и забрал раненую руку назад.
— Это отвратительно, не смотри на это.
— И кто виноват в этом?
Инес схватила убегающую руку.
— Ничего серьезного.
Это не царапина, но его все равно ничего не колышет. Она думала, что он блефует перед ней, но когда она увидела его спокойное выражение лица, то была удивлена, поняв, что это правда так.
Так как он был солдатом, участвовавшим в войне, то у него на теле были шрамы, но ему повезло, что тыльная сторона его руки была чистой и без единого шрама, даже больше, чем у административных офицеров, которые держат только ручки.
Так было было незадолго до этого...
Руки Карселя, достаточно большие, чтобы прикрывать руки Инес, выглядели элегантно. Просто взглянув на его длинные пальцы, можно понять, что ему больше идет играть на пианино, чем держать пистолет.
Женщинам так нравятся мужские руки, это такая трата...
— Тебя это беспокоит?
— … Какой ты видишь меня? Если перед тобой кто-то истекает кровью, конечно.
— Просто “кто-то”?
— Что?
— А что, если это был бы марикон?
Инес, крепко державшая травмированную часть перчаткой, снова нахмурилась. На этот раз, не нахмурившись, Карсель бесстрастно смотрел на нее.
— Если бы Хосе марикон, а не я, истекал кровью здесь.
— ...
— Ты бы сделала так же?
Если не считать смешных названий... Если бы это был Хосе марикон, нет, Хосе Иглесиас, он бы не посмел закрывать глаза и не получил бы таких нелепых и глупых травм от поцелуя жены в губы, так что вопрос был неправильным с самого начала.
Однако это выражение нельзя было высмеять и счесть ерундой, поэтому Инес ответила спокойно:
— Если больше некому будет помочь, это будет меня беспокоить.
— Значит будешь...
Было неловко повторять его слова. Инес поспешно добавила:
— Я бы сказала, чтобы он немедленно пошел лечиться.
— Только словами?
— … Что мне еще нужно сделать?
В то время как Инес завязывала узел, он посмотрел на тыльную сторону своей руки и коротко спросил:
— А перчатки?
— Не нужно так беспокоиться...
Внезапно их губы снова соприкоснулись. Некоторое время она держалась в его больших объятиях, застигнутая врасплох, а затем поворачивала голову в стороны и изо всех сил пыталась разорвать поцелуй.
Словно спасая котенка из костра, она отдельно обняла раненую руку… Не то чтобы она отказывалась его целовать, просто ее что-то больше беспокоило.
Карсель погладил ее щеку с легкой улыбкой. Это было как раз перед тем моментом, когда он спросил ее о чем-то бессмысленном и посмотрел странными глазами, но это было совсем другое лицо.
Но рана, из которой уже сочилась кровь, была на первом месте.
— Нужно обернуть еще раз. Ткань не может как следует впитать кровь, поэтому, пожалуйста, не двигай рукой. Если бы ты не мешал, я бы уже пошла искать военного врача...
— Ты же есть. Врача не надо..
— А дезинфекция...
— …Алкоголь повсюду, так зачем для этого врач?
Инес, снявшая другие перчатки и наложившая их на рану, взглянула на Карселя, словно желая увидеть, насколько он невежественен.
— Ты же знаешь, что тут и военные врачи повсюду?
— Знаю, но я хочу доделать то, что мы начали.
— Я не хочу поддаться твоему жару и упасть насмерть вместе.
— Я никогда не причиню тебе вреда.
— ...
— Такого не будет, Инес.
Когда она кивнула, Карсель снова широко улыбнулся, как сумасшедший, и сказал:
— И, Инес, не стоит обращать внимание на такого ублюдка, даже если он будет зарезан и раскинется здесь совсем один.
— Даже если не обратить внимания, достаточно сообщить об этом.
— Ты слишком добрая.
...Я? На лице Инес появилось выражение того, что она слышит всевозможные причудливые звуки.
— Я ничего не могу поделать с тем, что ты такая добрая и сострадательная, но...
— … Ты говоришь про меня?
— Если ты сделаешь кому-то то же самое, что сделала со мной, я убью этого ублюдка.
— ...
В каком месте? И когда? Было много вопросов здравого смысла. Однако необоснованно идеальная улыбка Карселя снова заблокировала ее речь.
— В любом случае, если ублюдок умирает, тебе не нужно стараться, не так ли?
Его голос все еще был легким, будто он говорил шутку. Однако, в отличие от лица, его глаза, совсем не улыбавшиеся, отражали странный свет и погружались во тьму.
— Можешь смеяться из-за моей детской ревности. Но я не смогу этого вынести, Инес.
— ...
— Ничего, даже если ты меня не полюбишь. Ничего, даже если я не буду нравится тебе. Так, как я думаю о тебе...
Как я думаю о тебе. Голос будто отдавался эхом.
— Ничего, если ты не думаешь обо мне так.
— ...
— Мне достаточно того, что быть немного впереди остальных. Тебе просто нужно относиться ко мне немного больше по-особенному, как сейчас.
Это естественно. Ты не можешь быть таким же, как человек, которого я встречу случайно. Ты не можешь быть таким же, как тот незнакомец, с которым я сегодня впервые заговорила… Инес увидела в его голубых глазах волну беспокойства.
— Мне этого хватит.
— ...
— Просто беспокойся обо мне… Инес.
Неизвестная эмоция охватила ее. Как внезапная волна, обрушившаяся с высока и сметшая все.
Инес импульсивно подняла руку и нежно провела рукой по его грустному лицу. Крепкий офицер был слабым по отношению к девушке, на две пяди ниже его.
Он терся лицом о ее мягкую ладонь, тускло блестя глазами и покусывая кончики пальцев.
— Не улыбайся.
В тусклом свете опущенный под углом подбородок и поднятые при опущенном подбородке глаза выглядели даже несколько волшебно. Инес сузила глаза.
— И не отдавай руку небрежно.
— … Неужели ты говоришь о том, что меня ранее целовали в тыльную сторону руки?
— Не позволяй этим мелким ублюдкам по очереди грязно прикасаться губами к твоему прекрасному телу.
— Не выражайся так. Как едва вежливое приветствие может быть грязным...
— Рассказать о чем думали эти ублюдки, по очереди целуя твои руки из вежливости? Они представляли, как снимают эти перчатки первыми, либо представляли, как снимают эти перчатки со твоего тела в последнюю очередь.
— ...
— Одно из двух, Инес.
— … Эскаланте, разве это не твоё извращенное воображение?
— Я лучше знаю, насколько возбуждены эти щенки, чем ты.
— Ага...
— Лично я предпочитаю оставить на твоем теле только перчатки.
Карсель, опустив губы к уху Инес и озорно укусив ее за мочку, посасывал мягкую мочку и обвил здоровой рукой ее за талию.
Тем временем ее взгляд упал на раненую руку. Даже после того, как она наложила перчатку и несколько раз обернула ее, наружу уже просачивалось немного крови.
Какими бы извращенными ни были офицеры, как сказал Карсель, какими бы извращенными ни был ее муж, что тер и без того раздутый низ о ее живот, проблема Инес, в конце концов, была в ее собственном хладнокровном уме.
Она хотела было сказать, что если он не хочет показаться здесь военному врачу, то идти домой его лечить, но коварный рот, все еще прикрепленный к ее уху, пробормотал:
— Я хочу, чтобы ты была совершенно обнаженной, и чтобы на тебе были только такие же шелковые чулки, как эти перчатки.
— ... Ты, должно быть, совсем уже сошел с ума.
— Я заставлю тебя нагнуться на стол. Подняв высоко попу...
— Как будто я стану это делать.
— Не волнуйся. Ты хороша в этом.
— ...
— Сегодня, даже если это раздражает, ты захочешь сделать то, что я говорю.
Потребовалось мгновение, чтобы извращенная иллюзия далекого будущего вдруг стала предсказанием ближайшего будущего. Когда Инес нахмурилась, его губы соприкоснулись между нахмуренными бровями.
Как будто его не волновало ее злое настроение, он удовлетворенно улыбнулся. Он снова вложил всю свою силу в одну руку и крепко обнял ее. Точно сумасшедший. Его губы коснулись ее висков.
— Ах. Я собирался не давать тебе спать в течение трех дней.
— … Собирался?
— Черт возьми, ты слишком хитра, Инес. Я поцеловал тебя, чтобы досадить, но ты разрешила это и заставила забыть, на что я злился...
…Не надо было разрешать?.. Нет, тебе вообще нужно было разрешение? Когда мог творить всякие безобразные дела...
Беззащитные глаза, в которых отражался Карсель, на мгновение затряслись в замешательстве. В тот момент, когда она перестала понимать, на ум пришли слова, о которых она совершенно забыла.
“О чем ты говоришь?”
"О таком."
"Таком?"
"Да. Не делай ничего подобного.”
"Целовать?"
"Да"
Ааа.
Боже.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления