Онлайн чтение книги Сказка о сахарном яблоке The Silver Sugar Master and The Black Fairy
1 - 5

Положив руку на край пустой бочки, Энн тут же опустилась на колени.

«Этого не может быть. Почему здесь нет? Бочка была заполнена больше, чем наполовину, когда мы использовали серебряный сахар в трактире у доктора… Я проверяла… А дверцы фургона были заперты…»

Таким образом, даже если они доберутся до Льюистона, она не сможет участвовать в фестивале сахарных скульптур. Если она сделает скульптуру из сахара, ей не хватило бы заранее определенных трех бочек серебряного сахара, и она была бы дисквалифицирована.

— Почему, почему?! В фургоне никого нет! Так почему...?! 

Энн закричала. 

— Чего ты шумишь?

Из-за открытых дверей фургона донесся голос Шалля.

Энн встала. Ее ноги ослабли, и она пошатнулась. Как будто она пробиралась по улице, заваленной опавшими листьями. Как только она начала спускаться по ступеням фургона, Энн споткнулась и вцепилась в Шалля.

— Что случилось?

— Серебряный сахар… Его больше нет.

— Исчез?

— Осталось три бочки. Но для участия в фестивале необходимы три полные бочки серебряного сахара и скульптура. Не осталось нужного количества сахара, чтобы сделать скульптуру…

Шалль нахмурил брови.

— Он еще оставался там, в трактире доктора?

— Да, сахар еще был. Я проверила. И я заперла двери после этого. Никто не должен был войти или выйти, и все же… И все же… Серебряный сахар исчез.

Пальцы Энн, сжимавшие рукав Шалля, слегка дрожали. Ее зрение затуманилось. Она не могла понять, почему там нет серебряного сахара.

— Энн? В чем дело?

По-видимому, услышав шум, Джонас вышел из своего фургона, а за ним Кэти. Увидев, что Энн цепляется за Шалля, он подозрительно наклонил голову.

Энн подумала, что расплачется, если попытается заговорить. Вместо Энн, которая не смогла ответить на вопрос Джонаса, Шалль сказал:

 — Кажется, серебряного сахара больше нет.

— Но серебряный сахар был в твоем фургоне, верно? Ты заперла его, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти, да?

— Нет, кое-кто смог войти и выйти.

Той, кто сказал это измученным голосом, была Кэти. Уловив значение этих слов, все взгляды обратились к ней.

— Что ты имеешь в виду, Кэти?

На вопрос Джонаса Кэти опустила голову.

— Я не хочу говорить что-то, что предаст другого представителя моего вида, но… я видела это. В ту ночь, когда мы остановились в гостинице у доктора, я смотрела в окно нашей комнаты. Высоко на боку фургона госпожи Энн есть окно. Я видела, как оттуда выходит Мифрил Рид Под. В лунном свете казалось, что все его тело мерцает. Он был покрыт серебряным сахаром.

— Мифрил?..

— Что происходит? Вы, ребята, такие шумные, все собрались здесь. О чем вы говорите?

Потирая заспанные глаза, Мифрил высунул голову из-под крыши фургона.

«Этого не может быть. Но… Только маленькая фея могла попасть в повозку, когда она была заперта. Кроме того, в ту ночь… Это правда, что Мифрил был единственным, кто спал в столовой…»

Энн осмотрела лицо Мифрила. Ей хотелось верить, что он не сделал ничего подобного.

— Мифрил, иди сюда, — сурово приказал Джонас.

— Что ?! Ты мне не хозяин. Не будь таким надменным. Кроме того, не сокращай мое имя! Мифрил Рид Под…

— Спускайся сюда немедленно!!

Из-за гнева в голосе Джонаса и напряжения в воздухе выражение лица Мифрила внезапно стало испуганным. Спустившись с крыши, он робко посмотрел на Энн.

— Ч-что такое?

— Тебе нравится серебряный сахар?

На вопрос Джонаса Мифрил кивнул.

— Мне нравится. Как будто есть фея, которая не любит серебряный сахар! Что случилось?

— В ту ночь, когда мы остановились в гостинице у доктора, ты спал в столовой один, верно? У тебя был какой-то скрытый мотив для этого, не так ли?

— Э?..

— Пропало немного серебряного сахара, который Энн приготовила для фестиваля. В ту ночь, когда мы остановились в гостинице у доктора, Кэти видела, как ты выходил из окна фургона весь в серебряном сахаре.

Услышав это, Мифрил в шоке расширил глаза и открыл рот. Но затем, как бы разозлившись, он повернулся к Кэти и завопил: 

— Что?! Что ты говоришь? Хоть ты и фея… Ты сказала, что я сделал что-то подобное?!

Кэти спряталась за спину Джонаса и слабым голосом сказала: 

— Но я видела тебя.

— Вранье! — закричал Митрил, затем перевел взгляд на Энн. Он посмотрел на нее испуганными глазами.

— Энн, это не я украл серебряный сахар. Кэти лжет. 

— Что Кэти выигрывает от лжи?

Словно пытаясь отклонить обвинительные слова Джонаса, Мифрил закричал: 

— Заткнись, человек!!

Затем он еще умолял Энн: 

— Энн. Не говори мне, что даже ты сомневаешься во мне? Это был не я. Клянусь, это был не я.

Мифрил со слезами на глазах произнес эти слова.

Энн хотелось верить этим словам. Но не было никаких доказательств, чтобы рассеять ее сомнения.

«Не говорите мне... Нет. Нет, этого не может быть... Но...»

Сомнения закружились в сердце Энн, как водоворот. Несмотря на то, что она чувствовала, что хочет верить ему, она не могла не задаться вопросом…

Эти чувства должны были отразиться на ее лице.

Слезы начали наворачиваться в глазах, которыми Мифрил смотрел на лицо Энн. 

— Ты сомневаешься во мне, не так ли, Энн? Ты мне не веришь. Энн…

 — Я хочу тебе верить…

— Но ты мне не веришь, да?! Хоть немного, ты во мне сомневаешься! 

Слезы хлынули из глаз Мифрила.

— Я понимаю. Если ты будешь смотреть на меня так, я немедленно исчезну из твоего поля зрения!

Выкрикивая это, Мифрил совершил гигантский прыжок. Он перепрыгнул прямо через фургон и исчез куда-то с другой стороны.

— Мифрил, подожди…!

Энн попыталась крикнуть, чтобы остановить его, но ее голос внезапно оборвался. Какое право она имела звать Мифрила обратно, когда она даже не могла до конца в него поверить? Даже если бы она сказала ему: «Я тебе верю», если бы она не смогла стереть сомнение со своего лица, когда говорила это, ему было бы только больнее.

Сила покинула ее тело. Рука Энн соскользнула с рукава Шалля, и она опустилась на подножку фургона. Она закрыла лицо обеими руками.

— С этим я… я больше не могу участвовать в фестивале сахарных скульптур в этом году…

Шалль молчал, глядя в сторону, где исчез Мифрил.

Джонас подпер подбородок рукой, глубоко задумавшись. Затем, через мгновение, он щелкнул пальцами.

— Я понял!! Энн, мы не должны сдаваться! Если нужно сделать только одну скульптуру, ты можешь сделать изготовить серебряный сахар прямо сейчас, верно?!

— Это невозможно. У нас нет сырья, сахарных яблок.

— Есть сахарные яблоки! Вдоль Кровавого тракта роща сахарных яблонь. Я услышал об этом на собрании гильдии Рэдклифф. Кажется, что никто не приходит собирать сахарные яблоки, потому что нанять охрану и проделать весь путь сюда слишком сложно, оно того не стоит. Сейчас осень, поэтому плоды должны созреть.

Сахарная яблоня была загадочным деревом. Если бы люди пытались выращивать сахарные яблони, что бы они ни делали, деревья не плодоносили. Только сахарные яблони, выросшие в дикой природе, могли плодоносить. Вот почему сахарные мастера отчаянно пытались узнать, где находятся леса из сахарных яблок, чтобы заполучить себе плоды.

Если бы это всплыло на собрании гильдии Рэдклифф, то была большая вероятность, что здесь действительно был лес сахарных яблок.

Однако…

— Даже если есть роща сахарных яблонь, на перегонку серебряного сахара уйдет 3 дня. Если мы проведем столько времени на чертовой дороге, у нас не останется времени, чтобы делать сахарную скульптуру для фестиваля, как только мы прибудем в Льюистон.

— В таком случае, в течение 3 дней, необходимых для перегонки серебряного сахара, ты можешь просто использовать серебряный сахар, который у тебя остался сейчас, чтобы сделать сахарную скульптуру, верно? Ты можешь перегонять серебряный сахар и одновременно делать скульптуру. Таким образом, ты сможешь закончить сахарную скульптуру и сделать достаточное количество серебряного сахара, чтобы восстановить запасы, все, что тебе нужно сделать потом - отправиться в Льюистон.

— Это…

Энн собиралась сказать, что это невозможно. Но затем мозг Энн, наконец, снова начал работать правильно. В конце концов, это не обязательно невозможно.

Подняв голову, Энн посмотрела на Джонаса. Словно чтобы придать ей смелости, Джонас кивнул.

— Ты можешь это сделать. Взбодрись, Энн. Я тоже неплохой сахарный мастер. Я помогу тебе.

Джонас энергично хлопнул Энн по плечу. Сердце Энн переполняла благодарность за его доброту и за то, что он предоставил ей информацию, которая могла бы пригодиться ей в ее нынешнем затруднительном положении.

— Спасибо, Джонас.

Наконец Энн смогла немного улыбнуться. Затем она посмотрела на Шалля.

— Извини, Шалль. Я изрядно нашумела. Даже если ты только что заснул… Я разбудила тебя, верно?

— Это не имеет значения.

Три дня спустя…

Энн целеустремленно повела фургон вперед, думая только о том, чтобы продвинуться дальше. Днем она редко останавливалась, чтобы передохнуть. Ночью было опасно, поэтому они не могли продолжать путешествие. Они укрывались на привале и с нетерпением ждали утра.

К счастью, на них не нападали бандиты или дикие звери, и после полудня третьего дня они прибыли на стоянку, которая, как считалось, находилась недалеко от рощи сахарных яблонь. Имперский город Льюистон находился в полудня пути отсюда.

Конечная остановка для отдыха была построена на вершине невысокого холма. Оттуда было видно далеко пустыню. На дальней стороне редкого леса и за широкой извилистой рекой виднелись шпили королевского дворца, издалека казавшиеся крошечными.

Наконец Энн стало ясно, что Льюистон был прямо перед ней. Однако, хотя он был прямо перед ней, Энн не могла покинуть то место, где находилась сейчас. Ее руки сжались в кулаки.

«Мне нужно быстро получить эти сахарные яблоки.»

На следующее утро, с рассветом, Энн и Джонас уехали на фургонах. Съезжая с главной дороги, они вдвоем часто исследовали карту, ища сахарные яблони, расположенные посреди пустыни.

Потом, когда солнце было уже высоко в небе… Энн обратила внимание на ярко-красные плоды.

«Сахарные яблоки…»

Вместо счастья ее накрыло чувство облегчения, словно волна.

Сахарные яблони были невысокими. В лучшем случае они выросли чуть выше макушки Энн.

Из тонких стволов деревьев вырастало бесконечное количество маленьких веточек шириной с человеческий палец, что придавало им нежный вид. На концах этих маленьких ветвей висели темно-красные плоды размером с куриное яйцо. Они были очень похожи на обычные яблоки. Они были такими красными и блестящими, что выглядели так, будто их обмакнули в воск.

От того, что они неожиданно быстро обнаружили рощу сахарных яблонь, внутри Энн закипел энтузиазм.

«Успеем вовремя. Если я буду делать сахарную скульптуру одновременно с очисткой этих сахарных яблок, мы доберемся до Льюистона, и у нас останется время!»

Энн слезла с водительского места и достала из фургона корзину. Джонас помог ей бросить сахарные яблоки одно за другим в корзину. В мгновение ока корзина наполнилась сахарными яблоками, которые они переложили в фургон, прежде чем наполнить корзину во второй раз. После повторения этого процесса 5 или 6 раз пол фургона был так покрыт красными яблоками, что ходить было невозможно.

Глядя на красный цвет сахарных яблок, Энн веселилась. Эмма тоже часто говорила это.

Последние три дня они мчались по тракту. Благодаря этому ее туманные чувства относительно ситуации с Мифрилом и ее собственной трагедией развеялись за их спинами.

Что еще более важно, она смотрела на путь впереди. Если она хочет, чтобы ее мечты сбылись, вместо того, чтобы тратить время на беспокойство о вещах, которые нельзя изменить, она должна стремиться к тому, что может.

Если бы она усердно работала, то успела бы вовремя.

— Я немедленно приступлю к работе!

Вернувшись на остановку с фургоном, набитым сахарными яблоками, Энн засучила рукава. Выгружая из фургона гигантскую кастрюлю и половник, Энн повернулась к Шаллю, который лежал на водительском сиденье, лениво свесив ноги, и крикнула: 

— Подожди еще немного, ладно?

— Просто сделай это съедобным.

Энн рассмеялась над его ответом.

— Я уже говорила тебе раньше, я позволю тебе увидеть мои навыки самому, — оживленно ответила Энн, а затем начала напевать, бросая сахарные яблоки в большую кастрюлю.

Шалль присел и посмотрел на Энн, которая, казалось, наслаждалась своей работой. Сахарную яблоню также называли ядовитым деревом. Они приносили блестящие красные, восхитительно выглядящие плоды, которые были сырьем для изготовления серебряного сахара. Если бы, зная это, кто-то откусил, то обнаружил бы, что сахарное яблоко горькое, вяжущее и совершенно несъедобное. Это было дерево, принесшее плоды, которые превзошли все ожидания. Тот же непостоянный плод в руках сахарного мастера мог бы дать сладость высокого качества.

Сначала мастер по сахару наполнял большой горшок водой и добавлял одну горсть серебряного сахара. Затем они клали в кастрюлю свежесобранные сахарные яблоки и оставляли их так замачиваться на ночь. Это вытянет горечь из сахарных яблок.

После этого они сливали воду, затем наполняли котел свежей водой и ставили его над огнем. Сахарные яблоки ломались при кипячении, и на поверхность всплывали семена и кожица, которые мастер по сахару вычерпывал вместе с терпкой пеной.

Когда смесь становилась сиропообразной, сахарный мастер переливал ее из горшка в плоскую каменную посуду. Они разглаживали ее до одинаковой толщины и оставляли сохнуть еще на целый день. После этого цвет изменится, и она затвердеет в чистый белый блок. Наконец, сахарный мастер растирал массу в ступке в мелкий порошок. В итоге, получался чистый белый серебряный сахар со слабым голубоватым оттенком.

Серебряный сахар отличался от обычного сахара, который был песчаным, желтоватым и производился из проса. Его гладкая текстура, похожая на мелкозернистый песок, и его белизна, не говоря уже о освежающем сладком послевкусии, которым он обладал, выделяли серебряный сахар как святую пищу.

Как только она закончила погружать сахарные яблоки в воду, Энн сразу же приступила к работе над скульптурой для фестиваля. То, что она должна была сделать, было большой скульптурой, подходящей для торжества.

Энн вошла в фургон и достала из-под рабочего стола пачку бумаг. Пачка пожелтевших бумажек разной формы и размера была перевязана бечевкой. Энн развязала веревку и разложила страницы на рабочем столе.

На этих бумагах рисовались эскизы сахарных скульптур. Они были нарисованы грубой перьевой ручкой, поэтому линии были неровными и пятнистыми. Заметки о форме и цвете были записаны нечитаемым почерком.

Это были рисунки, которые Эмма накапливала с течением времени, постоянно добавляя новые. Когда она собиралась сделать скульптуру из сахара, Эмма сначала раскладывала эти чертежи и выбирала из них, что сделать.

«Это состояние, которое создала мама, никому нельзя передавать. Это то, что я никогда не должна позволять никому создавать», — сказала Эмма, указывая на этот сверток.

Во время путешествий Эмма продавала сахарные скульптуры, сделанные Энн, по низкой цене покупателям, которые искали что-то недорогое. В то время Энн делала сахарную скульптуру по заданному Эммой дизайну.

Прямо сейчас Эммы не было рядом, чтобы сказать ей: «Используй этот дизайн». Энн пришлось выбирать самой.

В растерянности она выбрала цветочный мотив, который нравился Эмме. Цветы были светло-розового цвета. Листья были светло-зелеными, а на цветах сидели бело-голубые бабочки. Это был прекрасный дизайн.

В этот момент в ее ушах эхом отдались слова Хью, произнесенные ночью в гостинице у доктора. «Обезьяна видит, обезьяна делает.»

«Тогда что мне делать, чтобы я не выглядел обезьяной, передразнивающей кого-то другого? Я не знаю…»

Размышляя об этом, Энн положила пожелтевшую бумагу на рабочий стол и достала бутылочки с красными, зелеными и синими цветными хлопьями.

Она охладила руки водой из ведра, затем, взяв каменную чашу, направилась к бочке, полной серебряного сахара. Она как раз собиралась зачерпнуть из бочки серебряный сахар, когда… 

— Энн, Энн.

В дверь фургона постучали, и она открылась. Джонас заглянул внутрь.

— У тебя достаточно бочек, чтобы вместить весь серебряный сахар, который ты сейчас перегоняешь? Этот была у меня в фургоне одна, не хочешь ее использовать?

Джонас вошел в фургон, сжимая маленькую бочку. Энн криво улыбнулась.

— Пока я только замачиваю яблоки в воде. Пройдет некоторое время, прежде чем они закончат дистилляцию. Кроме того, у меня есть две пустые бочки.

— Ага, понятно. Ну, так как я приложил все усилия, чтобы принести его, я пока оставлю его здесь.

Фургон закачался, когда Джонас со стуком поставил бочку на пол. Глаза Энн расширились.

— Это пустая бочка, да? Для пустой бочки она кажется довольно тяжелой. Она очень прочно сделана?

— Это из мастерской моего отца, так что это первоклассный товар. Он предотвращает намокание серебряного сахара.

— Спасибо. Но зачем ты взял с собой в путешествие что-то подобное?

— У меня было ощущение, что это пригодится, так или иначе. Что еще более важно, ты уже решила, что собираешься делать?

— Ага. Просто подожди и увидишь. Я закончу скульптуру до того, как сахарные яблоки, которые сейчас замачиваются в воде, закончат перегонку.

— Я с нетерпением жду этого.

Джонас внезапно приблизился к Энн и положил руку ей на щеку. — Ч-что?!

Джонас усмехнулся и снова подошел к Энн, которая в шоке отпрыгнула. 

— Старайся изо всех сил, Энн.

Обе руки Джонаса опустились на плечи Энн, и его лицо приблизилось к ней так близко, что она почувствовала его дыхание. Энн неосознанно прикрыла лицо каменной чашей в руках. 

— Ч-ч-что?! Джонас?! П-подожди, что ты делаешь? Уйди.

— Не будь такой грубой, Энн.

Одной рукой отодвинув каменную чашу, Джонас положил другую руку на бедро Энн и притянул ее ближе. Он улыбнулся ей.

— Энн, я тебя люблю.

— Но я не чувствую того же…

— Я тебя люблю.

Губы Джонаса приблизились.

— Н-нет!

Ладонь Энн попала прямо в щеку Джонаса. Джонас в изумлении напряг щеку, убрал руки с талии Энн и сделал шаг назад.

— Почему, Энн?

— Разве это не очевидно? Я не люблю тебя!

— Но я люблю тебя.

— Это твои чувства!!! Они не имеют ко мне никакого отношения, — закричала Энн, поняв, что не способна питать никаких романтических чувств к Джонасу.

Она была сбита с толку и взволнована его предложением и его добрыми словами.Но правда заключалась в том, что, когда он притянул ее к себе и собирался поцеловать, ее охватило чувство страха.

Джонас сделал такое лицо, будто не мог поверить в то, что услышал. Возможно, это было естественно. С тех пор, как он был ребенком, Джонас был самым популярным человеком в деревне, и все девушки были настроены на то, чтобы стать его девушками. Возможно, именно поэтому он, казалось, думал, что это вполне естественно, что любая девушка будет влюблена в него.

— Понятно. Я надеялся, что ты влюбишься в меня.

По-видимому, обиженный Джонас слегка рассмеялся. Энн наконец обрела самообладание. 

— …Я… Прости… Я не хотела тебя ударить…

— Все в порядке. Я был слишком самонадеян… Для тебя будет пустой тратой времени останавливать работу и готовить, пока ты работаешь над своей сахарной скульптурой, верно? Я принесу тебе что-нибудь поесть позже.

— Хорошо. Спасибо.

Джонас улыбнулся и ушел. Энн тяжело вздохнула.

Тот факт, что он беспокоился о ее еде после того, как она только что ударила его, заставил Энн думать, что Джонас действительно был хорошим человеком.

— Думаю, если бы я была влюблена в Джонаса, я бы не сделала ничего подобного, не так ли? — пробормотав это, Энн вернулась к работе.

Пока она черпала из бочки серебряный сахар, в дверь постучали, и она открылась во второй раз. Вошедшей оказалась Кэти с маленькой тяжелой корзиной.

— Это от господина Джонаса. Мне было приказано доставить тебе еду. Куда мне ее положить?

—  Спасибо, Кэти. Пожалуйста, положи его под рабочий стол вон там. Я поем позже.

Пока Энн продолжала отмеривать серебряный сахар, не поднимая головы, Кэти вскочила на рабочий стол.

— Я дам тебе совет.

Энн подняла голову и увидела, что Кэти смотрит на нее с ужасно холодным выражением лица.

— Несмотря на то, что господин Джонас сказал тебе, что ты ему нравишься, и даже предложил выйти за него замуж, ты не должна так зацикливаться на себе.

— Э…? Я не помню, чтобы зацикливалась, но…

Энн была сбита с толку внезапным обвинением Кэти.

— Тебе не кажется, что господин Джонас не должен искренне интересоваться кем-то вроде тебя?

Услышав эти колючие слова, Энн наклонила голову. У нее возникло ощущение, что кто-то с похожим выражением лица уже говорил ей что-то подобное. Где это было..? Должно быть, это было в деревне Ноксберри. Внезапно она вспомнила.

— Кэти, может быть, ты любишь Джонаса?

Щеки Кэти тут же стали такими же ярко-красными, как и ее волосы. 

— Что ты сказала?!

Даже ее голос был искажен. Ее поведение было точно таким же, как у девочек в деревне Ноксберри. Они завидовали Энн за то, что она осталась в доме Джонаса, и часто беспокоили ее из-за этого.

Как только она поняла это, Энн приободрила Кэти.

— Это мило. Ты должна быть счастлива, что у человека, которого ты любишь, есть твое крыло, верно? Это намного лучше, чем если бы оно было у того, кого ты ненавидишь, или кто-то, кто смотрит на тебя свысока.

— Я не об этом! Я говорю тебе перестать быть таким самодовольной!...

— Было бы замечательно, если бы любовь между феей и человеком могла сложиться.

— Ты действительно идиотка!! Я не собираюсь тратить время на разговоры с тобой!

Расправив плечи, Кэти выскочила из фургона.

«По сравнению с Кэти, Шалль действительно несчастен. Его крылом владеет кто-то вроде меня, которого он явно считает идиоткой от всего сердца.»

Дверь была приоткрыта, и Энн могла видеть плечо Шалля, сидевшего у огня. Крыло Шалля, раскинувшееся на траве позади него, отражало свет костра, сияя ярко-алым цветом.

«Любовь между феей и человеком…»

Внезапно ее осенила мысль. Мог ли Шалль быть влюблен в человеческую девушку Лиз, которой он когда-то открыл свое сердце? Как только она подумала об этом, ее грудь болезненно сжалась. Не зная причины этой боли, Энн с подозрением относилась к собственным чувствам. «Что это такое…?» Девушка по имени Лиз, жившая в воспоминаниях Шалля… Энн почему-то очень ей завидовала.

«Несмотря ни на что, я хозяйка Шалля, в конце концов. Шалль со мной только, потому что у меня есть его крыло. Итак, как я и обещала, я должна освободить его, как только мы прибудем в Льюистон.»

При этой мысли в ее груди словно дул холодный ветер. Этот ветер слабо шептал ей: «Тебе одиноко, да?» 

Чтобы не слышать этот шепот, Энн отряхнулась от ветра и вернулась к работе.

Энн добавила в серебряный сахар холодную воду и начала его месить. Серебряный сахар приобрел текстуру мягкой глины. Смешивая цветные хлопья, Энн создала цвет. Она повторяла это много раз с разными цветами.

Энн начала формировать цветную серебряную массу, лепя его шпателем. Она воспользовалась стержнем, чтобы раскатать серебряный сахар, а затем сформировать из него шарик. Используя различные техники, она приступила к лепке скульптуры из размягченного серебряного сахара.

Сахарные яблоки вступили в стадию, на которой вода, в которой они замачивались, должна была быть заменена, и они были уварены.

Энн все время оставляла двери фургона открытыми и время от времени спрыгивала с фургона, чтобы помешать кастрюлю, вычерпывая пену и кусочки сердцевины. Затем она возвращалась в фургон и возобновляла работу над сахарной скульптурой.

Джонас время от времени заглядывал в фургон Энн. Однако, не говоря ни слова, он проверял успехи Энн и тихо уходил. Энн это показалось неловким, поэтому она тоже не могла заставить себя окликнуть его.

Время от времени до нее доносился волчий вой. Однако в стенах остановки для отдыха она чувствовала себя в безопасности и особо не обращала на них внимания.

Сахарные яблоки раскололись, и их переложили в плоский каменный контейнер, где они были равномерно разложены.

На второй день Энн почти без отдыха продолжала работать над сахарной скульптурой. Она ела, помешивая кастрюлю, и спала всего два или три часа. Благодаря этому сахарная скульптура начала обретать форму на ее глазах. Следуя своей памяти, Энн добавила мельчайшие детали мастерства, создав скульптуру, идентичную тем, которые делала Эмма. Лепестки цветов постепенно меняли цвет. Крылья бабочек были перфорированы геометрическим узором.

Листья были сформированы в плавной кривой. Сахарная скульптура была большой, больше, чем ширина рук Энн. С такой большой скульптурой было трудно судить о балансе всей конструкции. Однако Энн справилась и с этим на удивление.

На утро третьего дня работы сахарная скульптура была готова.

Это было прекрасное творение. Энн дошла до того, что с гордостью могла заявить, что как сахарная скульптура она идеальна.

Однако Энн не могла избавиться от странного чувства несоответствия. Она была идентична сахарным скульптурам Эммы, и все же… Энн чувствовала, что этой скульптуре не хватает той магнетической силы, которая очаровывает любого, кто увидел бы одну из сахарных скульптур Эммы.

Обезьяна видит, обезьяна делает.

Эти слова снова и снова эхом отдавались в ее голове. Тем не менее, ее техника была идеальной. Она сказала себе, что все будет хорошо.

Чтобы готовая скульптура не упала и не сломалась, Энн обвязала основание веревкой. Затем она прикрепила веревку к рабочему столу. Таким образом, даже если фургон раскачивается, сахарная скульптура не упадет и не разобьется. Закончив с этим, она вздохнула с облегчением.

Энн вышла из фургона на трясущихся ногах, уставших от многодневной непрерывной работы.

— Я устала.

Энн опустилась и села рядом с Шаллем, который лежал на траве и смотрел на небо.

— Закончила? — спросил он, не выказывая особого интереса. 

Энн кивнула и легла прямо на траву. Глядя вблизи на цвет увядшей осенней травы, Энн считала дни.

«Включая сегодня, до фестиваля осталось всего два дня. Сегодня днем я измельчу перегнанные сахарные яблоки, которые сейчас сохнут, и сделаю из них серебряный сахар. Тогда, если мы уедем завтра, мы сможем прибыть в Льюистон за день до фестиваля. Я смогу передать  сахарную скульптуру и три бочки серебряного сахара. Слава Богу»

Улыбка заполнила лицо Энн. Ветер дул, шурша травой.

— Странно, — тихо сказал Шалль.

— Что такое?

—Когда я впервые увидел тебя на рынке фей, ты пахла сладко, как серебряный сахар. Я подумал, что это странно.

— Действительно? Должно быть, я испачкала платье.

Громко всхлипнув, Энн понюхала запах рукава своего платья. Шалль покачал головой.

— Это твои пальцы. Твои пальцы источают сладкий запах.

— Я ничего не чувствую.

— Я чувствую.

— Понятно… Ну, я всегда имею дело с серебряным сахаром. Это все, что я знаю. 

Энн на некоторое время расслабилась, почувствовав умиротворение. Крыло Шалля распростерлось на траве прямо перед ней. Отражая свет солнца, оно переливалось светло-зеленым цветом. Энн смотрела на этот мерцающий свет.

В этот момент со стороны головы Энн раздался звук шагов. До нее донесся бодрый голос Джонаса.

— Энн, ты сделала это. Я заглянул внутрь фургона. Это действительно невероятно. Я никогда не видел такой большой и тонко детализированной сахарной скульптуры. Нет сомнений, что она получит королевскую медаль.

Поскольку она была полностью измотана, Энн даже не подняла головы и просто поблагодарила его.

— Спасибо, Джонас. Это было возможно только потому, что ты знал местонахождение сахарных яблок.

— Нет, спасибо.

Джонас слегка рассмеялся, а затем направился к фургону Энн. 

«За что он меня благодарит?»

Энн подумала, что это странно, и подняла голову.

Именно тогда Энн увидела, как Джонас привязывает своих лошадей к ее фургону.

— Что ты делаешь, Джонас?

— Я думаю, что пойду.

Шалль нахмурил брови и сел.

— Ты слишком нетерпелив, Джонас. Серебряный сахар еще не готов. Мы уезжаем завтра. Кроме того, это не мои лошади.

— Это нормально. Мои лошади быстрее. Это должно сработать.

— Джонас?

Джонас бесстрастно закончил привязывать своих лошадей, а затем взобрался на водительское сиденье фургона Энн.

Наконец Энн поняла, что он ведет себя странно. Поднявшись, она начала приближаться к нему.

— Джонас? Что это такое?

— Мне не пришлось бы делать что-то подобное, если бы ты только влюбилась в меня и согласилась выйти за меня замуж. Это твоя вина. Я исповедовался тебе трижды, но ты меня отвергла.

Именно тогда… Закрытая железная дверь остановки отдыха с силой распахнулась. Человеком, который влетел, была Кэти. Она выглядела взбешенной. Она держала кусок мяса, с которого капала кровь.

Она сделала множество гигантских прыжков, направляясь к ним как можно быстрее. Позади Кэти были слышны шаги нескольких диких зверей. Шалль вскочил на ноги, сверкая глазами.

— Что это значит?!

Выкрикивая это, Шалль протянул правую руку, призывая свой меч. В то же самое время, когда меч появился, звук тяжелого дыхания заполнил остановку для отдыха. Это была стая волков. Их было тридцать.

Энн напряглась при появлении волчьей стаи.

Кэти приблизилась к Энн и закричала визгливым голосом: 

— Я же говорила тебе, чтобы ты не забивала себе голову!

Затем она бросила кусок мяса, и он попал Энн в грудь. В этот момент Кэти сделала еще один большой прыжок. Она вскочила на крышу фургона Энн.

Преследуя кусок мяса, волки все как один повернулись и бросились на Энн. Шалль прыгнул между Энн, которая была так ошеломлена, что не могла даже издать крик, и волками.

Одним взмахом меча он сразил трех атакующих волков. Волки прекратили атаку и, рыча, рассредоточились, чтобы окружить Энн. 

— Шалль… Что… это…?

— Они сделали это. Они их заманили.

«Под «ними» он имеет в виду Джонаса и Кэти? Зачем им…?»

Джонас применил хлыст к лошадям. При этом шуме мысли Анны, замершие в ступоре, снова пришли в движение. Потом она поняла.

«Джонас собирается украсть созданную мной сахарную скульптуру!»

Энн совершенно забыла, что ее окружают волки. Недолго думая, она бросилась бежать.

— Джонас!!

Энн погналась за фургоном, который уже тронулся, и вскочила на водительское сиденье. Сидя на нем, Джонас достал из нагрудного кармана большую бутылку. Он выбил пробку большим пальцем и вылил содержимое ей на голову.

Энн обрызгали густой красновато-черной жидкостью, от которой пахло кровью. Невозмутимая Энн отчаянно схватилась за рукав куртки Джонаса. 

Волки отреагировали на жидкость, которой облили Энн. Стая, окружавшая Шалля, снова прыгнули за Энн. Он цокнул языком и рубанул прыгающих волков. Но, словно обезумев, волки продолжали наступать, их глаза были налиты кровью. 

— Подожди!!

— До свидания, Энн.

Хлыст опустился, нацелившись на руку, сжимавшую рукав куртки Джонаса.

Горячая боль пронзила тыльную сторону руки Энн, и она отпустила рукав. Энн вылетела из рванувшего фургона и упала на землю. Волки бросились нападать на упавшую Энн. Шалль прыгнул в драку, размахивая мечом.

Энн кричала ему в спину, когда он убивал одного атакующего волка за другим:

— Шалль! Иди за Джонасом! Иди! Быстро!

— Если я уйду, ты станешь обедом для волков!

— Все в порядке. Мне все равно! Иди! Верни ее! Верни мою сахарную скульптуру!!

— Я отказываюсь. —  не останавливаясь крикнул Шалль, непрерывно рубя волков и разливая их кровь во все стороны.

Волк прыгнул на крыло Шалля, которое развевалось за ним, следуя его движениями. Звери инстинктивно осознавали слабость феи. Незадолго до того, как клыки волка вонзились в его крыло, Шалль резко развернулся и взмахнул мечом.

— Шалль! Иди за ними!! Пожалуйста!! Пожалуйста, делай как я говорю!

— Тогда прикажи мне! Как мой владелец!!

Я порву тебе крыло. Я уничтожу твое крыло. Как бы она ни старалась, Энн не могла заставить такие ужасные слова сорваться с ее губ.

— Пожалуйста, иди за ними!

Все, что Энн могла сделать, это кричать.

— Шалль! Иди за ними, иди за ними!! Пожалуйста, иди за ними!! Пожалуйста!! Пожалуйста!!

Фургон с сахарной скульптурой Энн исчез из виду.

Глядя на трупы убитых им волков у своих ног, Шалль Фен Шалль остановился. Как и следовало ожидать, он запыхался. Его крыло было забрызгано кровью. Рефлекторно вздрогнув, он взмахнул крылом, стряхивая кровь. Волки настойчиво нацеливались на его крыло. Он много раз чувствовал, как холодок страха пронзает его позвоночник.

Энн рухнула на землю среди запаха крови, не обращая внимания. Шалль почувствовал облегчение, что Энн и его крыло, которое она несла, в безопасности. Он потряс мечом, отбросил его и подошел к Энн.

— Почему ты не пошел за ними?..

Глядя в ворота, за которыми скрылся фургон, Энн говорила с пустым выражением лица.

— Если бы я пошел за Джонасом, тебя бы съели волки. 

—  Я знаю это!

Внезапно Энн встала и подошла к Шаллю.

— Я знаю это! Но это ты так решил. Это было не то, что я хотела! Мне было все равно, если меня съедят волки, я просто не хотела, чтобы у него была моя сахарная скульптура. Ты не слушаешь ни одного моего приказа. Так было с тех пор, как мы начали это путешествие. В конце концов, ты всегда действуешь по собственному усмотрению. Верно?! Ты просто не мог покинуть меня, потому что у меня было твое крыло. А раньше, если бы ты пошел за моей сахарной скульптурой, меня могли бы сожрать волки. Если бы это произошло, твое крыло тоже могло быть повреждено, верно? Вот почему ты защитил меня, а не мою сахарную скульптуру. Это единственная причина. Я понимаю, что не могу использовать тебя! Вот почему так получилось!

С криком Энн изо всех сил ударила Шалля в грудь обоими кулаками. Она ударяла его снова и снова. Она продолжала бить его, пока полностью не выдохлась и в ее руках не осталось сил.

Слова Энн были безумными и иррациональными. Она и сама, должно быть, знала об этом. Но, возможно, она не могла не сказать их. Так пусть она делает, как она хотела.

Наконец руки Энн опустились по бокам. Измученная, она на дрожащих ногах пробралась к оставшемуся фургону и вошла внутрь.

«Это правда. Я ни разу не послушался ее приказам.»

Единственная причина, по которой Шалль так много раз спасал Энн во время этого путешествия, заключалась в том, что она держала его крыло. Если бы она была ранена, крыло тоже было бы повреждено. Поэтому он защищал ее, чтобы спасти свое крыло. Это все.

Однако в то время… В тот момент, когда волки прыгнули на Энн… Мысль о том, что его крыло может быть повреждено, не пришла ему в голову.

Его тело само мгновенно двинулось, чтобы защитить Энн, которая стояла ошеломленная и неподвижная.

Что-то холодное и мокрое капнуло на щеку Шалля.

Когда он поднял взгляд, дождь лил с темнеющего неба. Это было похоже на чьи-то слезы.