Онлайн чтение книги Сказка о сахарном яблоке The Silver Sugar Master and The Black Fairy
14 - 7

Некоторое время Энн стоит совершенно растерянная, а затем медленно поднимает лицо. Она она смотрит на главу серебряных сахарных фей, который держит леденец в обеих руках, и без сил спрашивает:

— Разве… Вы не хотите этого?

Глава кладет леденец на верстак.

— Не хочу.

— Первый серебряный сахар…

— Ты не смогла сделать то, что я хочу, поэтому я не могу дать тебе его. И ты можешь провести свою жизнь здесь со мной. Не волнуйся. Здесь время течет медленнее, чем на поверхности. В человеческих годах ты сможешь прожить здесь более двухсот лет.

Красные глаза смотрят на Энн с несколько счастливым, торжествующим видом. Смотря в них, она чувствует, что все безнадежно. Энн потерпела неудачу, не сумев получить первый серебряный сахар и, к тому же, она будет заперта здесь навсегда. Если это так, будет лучше умереть ради Шалля прямо сейчас, как она собиралась сделать изначально.

Эта мысль поражает ее, как припадок, и Энн вскакивает на ноги и бежит к верстаку. Глава выглядит удивленным, но Энн, не обращая на него внимания, хватает самый крупный нож для резки сахарных конфет из своих инструментов.

Она смотрит на его блестящий кончик. Если порезать себе горло этим ножом, она могла бы умереть от потери крови. Но в момент, когда она берет его в руки, она понимает, что не сможет это сделать.

«Не могу испачкать инструмент кровью.»

Возможно, она больше никогда не сможет делать сахарные конфеты и использовать свои инструменты. Но она не может их запятнать. Инстинкты мастера не позволяют этого.

В конце концов, она собирается сдаться? Смотря на свои инструменты, она задумывается.

«Я не хочу сдаваться.»

Глубоко внутри Энн слышит свои стоны, словно она ползет по земле, осознавая тяжесть того, что ей доверено. Она должна найти выход и каким-то образом получить первый серебряный сахар.

«Я обязательно получу это. Ради всех, кто вернулся на рынок фей. Ради Хью, Мифрила Рид Пода и других мастеров. Ради Шалля. Абсолютно точно…»

Шалль исчез, а леденец, созданный с мыслью о желании фея, был отвергнут. Энн даже не знает, как создать более совершенные кондитерские изделия. Но она не хочет сдаваться. Мысль о том, что есть кто-то, кто ждет ее, крошечный луч надежды, поддерживает ее в отчаянии.

Но Энн не чувствует сил в теле. Она роняет нож из своих рук на подлесок и снова садится.Она чувствует невероятную усталость и кладет лоб на прижатые колени.

«Я хочу немного отдохнуть. Просто ничего не думать какое-то время. Всего немного.»

Энн делает долгий, долгий вдох, прежде чем осознает, что это летаргия.

Глава садится рядом с Энн и всматривается в ее лицо.

— Ты не поднимешь голову, девочка? — спрашивает Глава, словно беспокоясь, излучая мягкость, которую можно назвать почти робкой. Энн не двигается с места и пытается игнорировать его голос. — Что случилось? Еще мгновение назад ты так ярко сияла, а теперь стала тихой, как и подобает этому месту.

На некоторое время становится ужасно тихо.

Вокруг стоит настоящая тишина. Здесь нет ветра, нет даже шума насекомых. Поэтому течение времени здесь неоднозначно. В этой абсолютной тишине Энн просто опускает лицо и перестает о чем-либо думать, не двигаясь. Возможно, она находится в этот состоянии всего пару мгновений, но, может быть, уже долгое время.

«Только немного... Дай мне отдохнуть немного...»

Повторяя в уме, как будто оправдываясь перед кем-то, что она временно отказывается от размышлений. Ей нужно время, чтобы оправиться от шока и еще раз обдумать, что делать, чтобы все получилось.

Глава встает, словно сдаваясь, и начинает бродить вокруг верстака. Затем он, кажется, замечает нож, лежащий в кустах, и наклоняется, чтобы поднять его. Вероятно, он кладет его обратно в чехол для инструментов Энн, и звук его прикосновений к инструментам продолжается.

Внезапно звук исчезает. Глава как будто перестает прикасаться к инструментам.

— Это…

Глава берет один маленький инструмент и, похоже, у него перехватывает дыхание от удивления.

В этот момент.

Пространство, которое ранее освещалось тусклым светом, как многочисленные огоньки светлячков, внезапно начинает ярко сиять, словно в полдень, стремительно изменяясь. Энн, вздрагивая от внезапности, рефлекторно поднимает голову и видит, что Глава также с удивлением оглядывался вокруг. Но эта яркость исходит из его собственного тела, распространяясь по пространству. Это невероятное явление, будто он сам является яркой свечой.

Глава опускает глаза на свою ладонь и слегка качает головой.

— Что случилось?

В этот момент.

— Это рай?

Позади Энн раздается девичий голос. Удивленно оглянувшись, Энн видит девочку с карими глазами немного выше своего уровня глаз, когда она сидит на корточках. Ей лет семь или восемь. Она вся испачкана грязью и соком травы, и почему-то у нее заплаканное лицо, она стоит там с широко распахнутыми глазами. Лицо кажется знакомым, но Энн не может вспомнить, где она ее видела.

Девочка выглядит прозрачной, как призрак, и сквозь ее тело можно видеть красный цвет плодов сахарной яблони на другой стороне.

Может ли это быть призрак? Энн так поражена, что ничего не может сказать.

Глава тяжело дышит, но не сводит глаз с маленькой девочки. Однако внезапно появляется еще одна фигура Главы, выскальзывающая из его тела. Его образ также прозрачный, но он выглядит точно так же, как и сам Глава, стоящий позади.

— Что? Маленькая человеческая девочка? Как жаль. Первый посетитель за 400 лет — человеческий ребенок. Боже мой, я так разочарован.

Не обращая внимания на его голос, полный разочарования, девочка снова спрашивает:

— Эй, это рай?

— Разве это похоже на рай?

— Это не рай? Я прыгнула в озеро. Это было больно, я должна была умереть, правда?

— Это мой мир. Особенный мир. Ты не умерла, ты жива и здорова.

— Это не рай…

На этот раз девочка разочарованно бормочет. Глава, как будто раздраженный, поднимает одну бровь и складывает руки на руди.

— Ты грубая маленькая девочка. Неужели мой мир настолько тебя разочаровал?

— Я хочу попасть в рай, где мои мама, папа и сестра. Они ушли только вчера, так что если потороплюсь, смогу их догнать.

Девочка говорит это с печальной улыбкой, словно часть ее души умерла. Ее улыбка пронзает душу Энн, которая и так еле держится.

«Рай... у этого ребенка была семья.»

Единственным человеком, которого она могла назвать семьей, была ее мать, Эмма. Даже пятнадцатилетняя Энн не могла смириться со смертью матери. Но как такой маленький ребенок мог потерять всю семью разом?

Энн не знает, кто такая эта девочка и почему она видит это, но она так потрясена, что не может оторвать глаз от нее.

— Почему все трое ушли и бросили тебя? Это бессердечно.

Глава говорит неприятные слова, словно не понимая их смысла. Девочка не сердится и не печалится, но отвечает невнятно.

— Ничего не поделаешь. Солдаты нас нашли. Похоже, они убегали от других солдат. Они хотели забрать хлеб и лошадей у мамы и папы. Но мы пришли на эту гору, чтобы спастись от войны. Мы такие же, как солдаты. Солдаты сделали ужасные вещи с моим мамой, папой и сестрой.

— Люди находятся в разгаре войны. Они говорят об объединении королевства, но это просто смешно. Люди воюют против людей.

Призрачный Глава усмехается.

По ходу разговора, вызванного иллюзией, Энн постепенно начинает понимать истинную природу происходящего. Может быть, это сцена столетней давности?

Война за объединение королевства произошла сто лет назад. В то время в Хайленде было много феодалов, которые продолжали враждовать друг с другом. Это было время, когда три дома – Миллсленд, Албарн и Чембер – объединились и начали присоединять мелкие страны в попытке объединить Хайленд.

Поскольку сияние исходит из Главы, это могут быть его воспоминания.

— Эй, если это не рай, тогда, дядя, отпусти меня в рай. Я видела. Если тебя ткнут мечом, ты мгновенно перестаешь двигаться и попадаешь в рай. Это просто. Поэтому, пожалуйста, сделай это.

Девочка снова улыбается, произнося поразительное желание. Глава хмурится.

— Я не допущу таких кровавых действий здесь. Глупая. Если тебе не нравится это место, я выкину тебя куда угодно.

— Не выкидывай меня. Если хочешь выкинуть, брось меня в рай. Я больше никуда не хочу идти, только в рай.

Девочка садится на корточки в том же месте, съеживается и утыкается лбом в колени, как это сделала Энн ранее. Глава недовольно фыркает.

— Как хочешь. Я не знаю.

Внезапно Глава поворачивается спиной, и свет, наполняющий окрестности, мерцает. И в этом мерцании Глава много раз оборачивается на девочку, сидящую на корточках. Но она не двигается, так что он, кажется, окончательно сдается и подходит к ней снова, нежно и неуклюже гладя её по голове.

Когда девочка наконец поднимает голову, Глава спрашивает с облегчением на лице:

— Не хочешь встать? Неприятно, что ты так скрючилась.

Хоть он и говорит, что это раздражает, тон его голоса звучит добрым.

Девочка, сидящая на корточках, пытается встать. Затем мерцание становится сильнее, и она вырастает до облика девочки одиннадцати или двенадцати лет, вставая на том месте.

Фигура призрачного Главы стоит уже дальше, и он обращен спиной к девочке.

Энн попеременно смотрит на настоящего Главу и призрачных Главу и девочку. Сам Глава стоит неподвижно и смотрит на фантомные фигуры своими красными глазами.

— Я хочу сделать леденцы.

Девочка умоляет с блеском в глазах.

Энн чувствует, что ее сердце снова начинает сильно биться от этих слов. Странно слышать такое же желание, как у нее самой, сделать леденец, из уст девочки, жившей, видимо, сто лет назад.

— Это ведь сахарная яблоня, да? Мне как-то рассказывали. что из них добывают серебряный сахар и делают леденцы. Я никогда не видела их, но говорят, что они приносят счастье. Я всегда очень хотела леденец. Если бы он был у меня…

Вдруг глаза девочки потухают.

— Возможно, тогда наша семья не встретила бы оставшихся в живых солдат в горах Бирсес. Нам просто не повезло. Если бы у меня были конфеты, повезло бы больше. Поэтому я хочу их сделать. Уже поздно, но я хочу. Ты знаешь, как их сделать? Ты всегда хвастаешься, что всемогущ.

Призрачный Глава, стоящий к ней спиной, оглядывается на девочку и широко улыбается.

— О чем ты говоришь, маленькая девочка? Я был первым в мире, кто очистил серебряный сахар, и начал делать собственные леденцы. Я тот, кто больше всех в этом мире знает о сахарных сладостях и умеет делать их лучше всех.

— Правда?! Как Бог!

Девочка бежит и цепляется за фантомного Главу. Он пытается отпихнуть ее, но девочка ластится к нему, словно к отцу, и в конце концов валит на землю, катаясь с ним по траве и радостно смеясь.

Когда иллюзия начинает размываться и исчезать, появляется девушка, стоящая одна. На вид ей уже шестнадцать-семнадцать лет, и она с тоской смотрит в небо.

Как только Энн видит ее лицо, она чуть не перестанет дышать.

— Мама! — кричит она и встает.

Лицо девушки перед ней выглядит гораздо моложе знакомой ей Эммы. Но нет сомнений, что это Эмма. Причина, по которой Энн кажется лицо этой девочки знакомой, заключается в том, что она — Эмма.

Но разве это не события столетней давности? Почему Эмма здесь?

— Мама, почему? Мама?

Несмотря на замешательство, Энн делает несколько шагов, чтобы подойти ближе. Кончики ее вытянутых пальцев проходят сквозь тело юной Эммы, не в силах коснуться ее.

— Мама.

Эмма, похоже, не видит Энн, поэтому смотрит на призрачного сахарного фея, который появляется по другую сторону от Энн.

— Эй, я хочу выйти на улицу.

— Прекрати. Снаружи время течет быстрее, и ты быстро состаришься и умрешь. Если остаться здесь, ты сможешь прожить еще несколько сотен лет.

— Я поняла, что оставаться здесь – все равно что быть на кладбище.

Глава машет рукой, показывая свое недовольство.

— Здесь есть все, что только можешь пожелать. Зачем тебе выходить наружу? Ты здесь уже восемьдесят лет. Тебе должно быть удобно!

— Но мы здесь вдвоем.

— И что в этом плохо?

— Может быть, там будут трудности и страшные вещи, но я уверена, что будет гораздо больше веселого. Я чувствую, что жить снаружи, даже если жизнь полна неудовлетворений, лучше, чем без них здесь. Даже маленькое счастье будет казаться более весёлым и радостным, и действительно будешь ощущать, что живешь. Давай уйдем вместе.

Эмма проскальзывает мимо Энн, бежит к Главе, хватая его за руку. Энн оглядывается на видение Эммы, проскользнувшей мимо нее, и провожает ее взглядом.

— Давай выйдем вместе. Будет весело выбраться отсюда и путешествовать по миру, где мы не одни.

Глава удивленно моргает, затем опускает голову.

— Я не могу этого сделать.

— Почему?

— Я не могу делать то, чего не могу, поэтому не пойду!

— Но я хочу пойти.

— Если хочешь идти, иди одна! Я могу бросить тебя куда угодно! Я сделаю это!

Он стряхивает руку, и Эмма опускает голову, как щенок, которого шлепнули без всякой причины.

— Но я хочу пойти.

— Я говорю тебе идти. Скажи, куда тебя вышвырнуть?!

Эмма бросает взгляд в сторону верстака.

— Мне все равно куда. Но, эй, не мог бы ты дать мне хотя бы одно воспоминание отсюда?

— Делай, что хочешь. Давай, я вышвырну тебя. Если собралась уходить, так уходи же.

Эмма подходит к верстаку, делает жест, словно беря с него какую-то вещь, и прижимает ее к груди. Затем она очень низко кланяется Главе.

— Спасибо большое тебе. Я никогда тебя не забуду.

— Я быстро забуду тебя и твое имя.

Призрачный Глава машет рукой, и Эмма исчезает. В тот же момент призрачный Глава опускает голову и кажется лишенным сил, его плечи и руки опускаются.

Призрачная фигура Главы постепенно тускнеет и исчезает. Затем свет, сияющиций вокруг настоящего Главы, тоже ослабевает, становится все меньше и меньше, словно поглощаясь его телом, и исчезает.

Остается та же тишина и тьма, что и раньше, и белые огоньки, беспорядочно порхающие вокруг, как светлячки. Оставшись одни в безмолвном мире, Энн и Глава стоят лицом к лицу. Они оба ошеломлены от удивления, но, как по команде, поднимают глаза и встречаются взглядами, когда белый свет внезапно пересекает пространство между ними.

— Это ваши воспоминания? — спрашивает Энн дрожащим голосом. — Эта девочка… она моя мама. Как она могла быть здесь?

После минуты молчания Глава говорит:

— Ты видела сама. Она бросилась сюда, чтобы покончить с жизнью.

— То есть все, что мы только что видели, действительно случилось...

В ответ на тихое бормотания Главо устало отвечает:

— Все так.

Та девочка, которая сто лет назад прыгнула сюда, была матерью Энн — Эммой. И это она провела здесь свою жизнь, учась у главы серебряных сахарных фей делать леденцы на протяжении восьми десятилетий. И девочка, которая со временем потихоньку повзрослела, ушла.

— Не может быть...

Ее голос напряжен.

«Неужели, это действительно так? Мама...»

Голос Эммы, ее улыбка. Энн помнит такие вещи. Эмма всегда была невероятно жизнерадостной и казалась такой счастливой от того, что шла по этому миру на своих ногах. Казалось, его забавляло даже соревноваться с ремесленниками в сборе сахарных яблок.

И всё это казалось чем-то непостижимым. Даже Энн было трудно работать в мастерской. Неудивительно, если ремесленники были более упрямыми десять или двадцать лет назад.

Но как в те времена Эмма научилась достаточному мастерству, чтобы стать серебряным сахарным мастером?

«А если бы маму учил не человек?»

Если бы это была фея, то это могла быть серебряная сахарная фея, независимо какого пола. Они могли научить своему искусству человеческую девушку Эмму. И если бы она училась здесь, у Главы, прямо на этом месте, то без сомнений она могла получить выдающиеся знания.

«Мама была здесь?»

Еще несколько десятилетий назад здесь была Эмма. Более того, она провела здесь долгое время. Эмма, которая любила и обнимала Энн, родилась очень давно. Затем она научилась здесь делать сахарные изделия, вернулась в мир людей и выбрала жить жизнью ремесленника.

Сердце Энн колотится необъяснимо быстро.

«И вот я здесь.»

Слово «судьба» не может описать всё происходящее. Казалось, невидимая великая сила сплела все события вместе и привела Энн сюда.

— Она ушла отсюда недавно. Всего двадцать лет назад. С тех пор она не возвращалась, и я не знаю, что с ней стало. И даже не хочу знать.

Глава смотрит на инструмент, который сжимает в руке, как будто это что-то страшное. На нем выгравирован простой рисунок цветка сахарного яблока.

Узор, выгравированный на этом инструменте, также есть на ткацком станке, который ранее создал глава серебряных сахарных фей. Это инструмент для плетения серебряной сахарной нити, который был среди инструментов Эммы, унаследованных Энн. Долгое время она не понимала, как использовать его, но после обучения у Лулу Энн наконец-то узнала, как с ним обращаться.

Энн также вспоминается, как Лулу странно посмотрела на узор на инструменте. Она, должно быть, знала, на чьих вещах был выгравирован этот узор, основываясь на знаниях, переданных ей древними феями. Вот почему она смотрела с таким недоумением и так загадочно.

Эмма говорила, что инструмент был подарком от её учителя.

«Что это за совпадение?»

Дрожь пробегает по телу. Энн ощущает огромный поток, который не могут контролировать ни люди, ни феи. Он унес с собой этот маленький инструмент для создания леденцов отсюда и сделал так, чтобы Энн вернулась сюда.

— Когда времена меняются, к нам притягиваются различные совпадения. Я прожил три тысячи лет и чувствую, что это сама природа времени.

Глава подносит инструмент к груди и ласково гладит его.

— Я не хотел и не пытался узнать судьбу этой вещи. Я даже не хотел знать. Мне неоткуда было знать. Но…

Глава поднимает голову и смотрит на Энн красными глазами.

— Теперь я узнаю.

Это торжественный и болезненный шепот.

— Это было в твоих инструментах, но это не твоя вещь. На ней есть мой узор. Так от кого же ты это получила? Что случилось с той, кто передал тебе это? Где она?

— Это от мамы.

Слова застревают в горле, но Энн изо всех сил старается говорить. Красные глаза ждут ответа.

— Я получила его от своей матери, Эммы Хэлфорд. Она умерла от болезни два года назад.

— Она все-таки умерла?

— Да.

— Я же ей говорил.

Глава снова смотрит вниз и словно шепчет инструменту.

— Это не неописуемо… ты мертва, значит? Глупая.

Затем он с силой сжимает небольшой инструмент обеими руками.

— Разве я не говорил тебе, что ты умрешь в мгновение ока?

Стонущий голос пронзает сердце Энн.

«Одинокий и добрый... Бог.»

Этот фей, обитающий на месте три тысячи лет, как сама серебряная сахарная яблоня. Если он – воплощение сахарных яблок, приносящих счастье людям и феям, то он не может быть не добрым.

Он родился как обычный фей и со временем стал существом, слегка отличающимся от других фей. Однако в его сердце все еще остается часть обычного фея, и это мучает его. Если бы он стал чистым богом, превосходящим все, то не было бы никаких страданий, но он все еще несовершенен как Бог и слишком выдающийся как фей.

— Но эта вещь вернулась. Я не знаю, как это произошло.

Медленно приближаясь, Энн касается рук Главы, сжимающих маленький инструмент.

— Вот как мама вернулась к вам. Может быть, из-за ее мыслей, эта вещь вернулась сюда.

Может быть, большая неуправляемая сила, которой не могут управлять ни люди, ни феи, есть всего лишь совокупность их желаний и надежд.

Именно в этом большом потоке, по желанию Эммы, инструмент и оказался здесь. Вместе с Энн.

«Не сдавайся.»

Энн чувствует, как ей говорят это. Если большой поток создан из желаний и молитв фей и людей, то она тоже может стать одним из этих малых потоков, если будет молиться и желать. И тогда, возможно, она сможет изменить направление течения.

Глава серебряных сахарных фей усмехается, все еще глядя вниз.

— И вот, девочка, которую она родила, говорит то же самое, что и она. Она тоже говорит идти наружу. И на этот раз она даже заботливо создала леденцы в виде обуви.

Теперь Энн понимает сказанное. Действительно, призрачная Эмма тоже просила Главу выйти вместе с ней наружу.

— Люди удивительны. Они разные, но если между ними есть связь родителя и ребенка, они передают друг другу похожие черты. Форма их сердец почему-то одинаковая. Девочка, как тебя зовут?

— Энн. Но почему вы не вышли с мамой? На мгновение, показалось, что вы хотели пойти с ней.

— Энн, мне не нужна обувь. Мне не нужно идти наружу. Это точно. То, что ты создала, ошибочно, и в этом смысле ты потерпела неудачу. Это правда. Потому что я — хранитель первой сахарной яблони. Я знаю с момента своего рождения, что моя миссия — защищать дерево, из которого я родился. Будучи хранителем, я не могу покинуть это место. Уйти — значит отказаться от моей миссии. Даже если я сойду с ума от одиночества, я никогда не покину это место. Вот в чем смысл моей жизни.

Слова, которые он произносит спокойно и тихо, находят отклик.

«Потому что он хранитель.»

Наверное, это то же самое, что и с Энн и остальными ремесленниками, у которых есть ощущение, что они не могут сдаться, потому что они мастера. Даже если они несчастны или безумны, все равно есть вещи, которые они должны защищать.

«Я забыла об этом.»

Зная свою ношу и принимая её, Глава не ушёл вместе с Эммой. Конечно, он ни за что не стал бы слушать слова Энн. Кто станет подчиняться тому, кто велит пойти на компромисс со смыслом жизни? Её недостаточный опыт как мастера вызывает разочарование. Смог бы Хью найти то, чего желает Глава? Или для существа, подобного Богу, которое живёт три тысячи лет, действительно не существует ничего необходимого?

Хранитель сахарной яблони. Фей, проживший три тысячи лет и равный Богу.

Естественно возникает чувство уважения к нему. Отпустив его руку, Энн отступает на шаг назад и глубоко склоняет голову.

— Простите меня.

Энн очень стыдно за свою незрелость.

— Я говорила грубые вещи. Простите меня.

Глава улыбается.

— Мне это не нужно. Но это создано руками той, у которой такое же сердце, что и у девочки, ушедшей отсюда.

Он поднимает голову и смотрит на верстак, где стоят сахарные леденцы, сделанные Энн.

— Та, кто ушла отсюда, волновалась обо мне и пыталась меня соблазнить словами: «Давай выйдем наружу», это я хорошо понимаю. Меня разозлило, что она ушла, но ее слова были приятны.

Затем Глава поворачивается и смотрит Энн в глаза.

— Прошло время, пришла девочка и сказала то же самое, что и ушедшая. Я удивился. Я удивился и рассердился. Я вспомнил, что она ушла, и разозлился. Но когда я узнал, что девочка – дочь ушедшей и у неё такое же сердце, мне остается только удивляться. И эта вещь вернулась ко мне в руки. Какое удивительное стечение обстоятельств. Я этого не ожидал. Это должно быть направлено какой-то силой. Возможно, это и есть то, что называется судьбой. Возможно это признак того, что времена меняются. Ты не создала то, чего я хотел, но ты научила меня кое-чему.

Глава делает паузу и торжественно продолжает:

— Наверно, действует великая сила или поток, называемый судьбой, о котором я не знаю. В этом смысле ты права. В этом мире есть вещи, о которых я не знаю. Возможно, ты не поняла, чего я хочу, но ты была права. Существуют вещи, о которых я не знаю. Твои сахарные сладости доказали то, что это так.

Энн не понимает, что он пытается сказать.

Глава начинает медленно идти. Отойдя немного дальше от сахарной яблони, он останавливается и смотрит на насыщенно-красные плоды.

— Даже использовав все сахарные яблоки на этом дереве, можно сделать лишь горсть первого сахара. Такова печаль первой сахарной яблони. Из одного дерева сделать горсть первого серебряного сахара, но сами леденцы сделать нельзя.

Энн удивляется его словам и смотрит на сахарные яблоки, растущие над ее головой.

— Правда?! Но здесь так много яблок!

— Да, даже если эта яблоня служит источником для изготовления сладостей, создать сами леденцы из нее не получится. Это ограниченность и печаль этого дерева. Но ведь это и есть прекрасная природная закономерность. Ничто не может быть совершенным в одиночку. Поэтому можно сделать только горсть первого серебряного сахара.

Говоря это, лидер поднимает руку вверх. Перед ним появляются котелок, бочка с водой и печь.

— Энн, очисти первый серебряный сахар.

Глаза Энн распахиваются при этих словах.

— Но я проиграла.

— Ты меня не услышала? Или ты немного туповата, в отличие от твоей матери? Ты была права. Когда ты сказала, что сделаешь мне то, что я хочу, ты пыталась доказать, что есть вещи, которых я не знаю. В результате ты не создала сахарные конфеты, которые я хотел, но тем не менее, они доказали, что существуют вещи, которых я не знаю. Таким образом, фактически ты не потерпела неудачу.

Не веря его словам, Энн моргает и снова смотрит в красные глаза.

Эмма умерла, давно миновал день ее Вознесения, и ее душа должна была отправиться на Небеса. Но неужели Энн кажется, что она чувствует присутствие Эммы здесь, рядом с ней? Неужели это место хранит тепло и мысли ее юности?

«Мама.»

В этот момент исчезновения сахарных сладостей, когда ремесленники и феи нуждаются в помощи, возможно, Эмма одалживает им свою силу. В великом потоке судьбы сила Эммы защищает и спасает Энн.

Зрение Энн затуманивается.

«Мама. Теперь леденцы не исчезнут. Будущее феи тоже изменится. Мама.»

Глава успокаивающе продолжает:

— Сахарная конфета, которую ты приготовила, была правильной. Это не то, чего я хочу, но она научила меня, что есть кое-что, чего я не знаю. Понимаешь, глупая маленькая девочка?

— Да…

Энн энергично трет глаза кулаком, не желая плакать.

— Да, я понимаю.

— Тогда очисти его. Первый серебряный сахар.

Энн решительно кивает.

Глава улыбается еще шире, но выражение его лица настолько спокойно и божественно, что кажется, что он глубоко понимает всё в этом мире.

— До сих пор я передавал первый серебряный сахар Королям Фей. Но в этот раз, похоже, я передам ее человеческой девочке. Это интересно. Возможно, это еще одно доказательство того, что в этом мире многое я ещё не знаю.

— Шалль… Куда ты бросил этого Короля Фей?

— Недалеко отсюда. Если он так влюблен в тебя, то сможет вернуться сюда за два дня бегом. В конце концов, даже я постеснялся бы прогнать Короля Фей на край света. Просто захотел выбросить его подальше отсюда.

Глава горько улыбается.

— И это вы называете ревностью? Кажется, я восхищаюсь тобой, потому что ты похожа на ту девочку. Может быть, есть еще много вещей, о которых я ничего не знаю. Давай, начнем.

— Да.

Энн берет корзинку из числа инструментов, сделанных Главой, обхватывает ее сбоку и бежит обратно к месту под первой сахарной яблоней.

Снова смотря на первую сахарную яблоню, Энн задумывается, насколько она величественная. Зелёные листья нависают над головой Энн, а красные плоды обильно растут. Обычные сахарные яблони настолько низки, что выше роста Энн всего на несколько дюймов, и хоть их серебристо-серые стволы и ветви изящны, они выглядят слабыми, будто могут сломаться от небольшого ветра.

Первая сахарная яблоня не обладает хрупкостью обычных сахарных яблонь. Укорененная в земле, он раскидывает свои ветви с огромной силой, как будто хочет распространиться повсюду.

Вставая на цыпочки, чтобы дотянуться до красных плодов, Энн ощущает прилив радости.

«Так сахарные конфеты не исчезнут!»

~*~*~*~*~

«Ты влюбилась? Это была прекрасная любовь?»

Девушка, прилетевшая в это тихое место сто лет назад, действительно попала сюда случайно и не была особенным человеком. Поскольку она была совершенно обычным человеком, тот, в которого она влюбилась, вероятно, тоже был обычным человеком. Когда Глава представляет, как она жила одна, он испытывает смесь смешанных эмоций, некоторые из которых вызывают у него улыбку, а некоторым он завидует.

Но результат того небольшого времени, которое она провела, шагая собственными ногами, находится прямо перед его глазами. Это кажется странным и освежающим, но в то же время каким-то ностальгическим.

Глава серебряных сахарных фей смотрит на лицо девочки, которая радостно тянется к сахарным яблокам, и бормочет про себя:

— Грядёт новый мир? Как ты думаешь, Эмма?

Глава обращает свои красные глаза к небу и закрывает их. Он забыл своё имя, но имя этой девочки, возможно, он не забудет никогда, даже спустя тысячи лет.

Как один из Королей Фей, появившийся впервые за пятьсот лет, возможно, он влюбился в человеческую девушку, которая случайно попала сюда и провела с ним восемьдесят лет. Поэтому, сам того не осознавая, он тянулся к ее дочери, у которой была та же кровь и черты лица, что и у той девочки. Это то, чего он никогда раньше не замечал, хотя прожил три тысячи лет. Если вещи меняются таким образом, то сахарным конфетам необходимо оставаться в этом мире. Прежде всего, это должно принести удовольствие ему самому.

«Мир по-прежнему интересен.»

Та, кто прибыла сюда сто лет назад, не была особенным существом. Она подобна камню, случайно упавшему в озеро. Но волна от того, что ворвалось сюда, распространилась по поверхности воды, как рябь, и, возможно, даже изменила цвет самого озера. Как далеко могут распространиться ряби, вызванные маленьким случайным событием, выходящие за пределы водной глади?

Он закрывает глаза, обнимая маленький инструмент, который вернулся к нему спустя двадцать лет, и улыбается, думая о будущем, которое произойдет через одну или две тысячи лет.

~*~*~*~*~

На западной площади собрались мастера из гильдий Меркури, Пейдж и Рэдклифф, а также начинающие серебряные сахарные феи, обучающиеся в замке Холлилиф.

Собралось восемьдесят процентов ремесленников из трех основных гильдий. Их более трехсот. И чуть меньше пятидесяти подмастерьев из числа серебряных сахарных фей.

Группы ремесленников, естественно скучковавшиеся по своим гильдиям, часто бросают взгляды в сторону фей. Этим летом главы гильдий решили, что феи присоединятся к ним в качестве учеников после окончания ярмарки сахарных конфет. Ремесленники также были об этом уведомлены, и, без сомнения, ожидали прихода фей со сложными чувствами.

Однако неожиданно виконт Серебряного Сахара распорядился отменить сахарную ярмарку этого года и вместо этого собрать всех мастеров в столице.

Им рассказывали, что мастера будут использовать серебряный сахар, собранный со всего королевства, для создания сахарных изделий, которых никогда раньше не видели, но они не ожидали, что к этому процессу присоединятся и феи. Сотрудничество с ними, до которого, как всем казалось, было еще далеко, вот-вот начнется из-за внезапного приказа.

«Недоумение, конечно, ожидаемо.»

Кит стоит во главе группы фей, ожидая прибытия виконта Серебряного Сахара на площади. Он должен объяснить суть работы.

Феи выглядят встревоженными и озираются по сторонам, чувствуя взгляды людей.

Вокруг площади собираются не только мастера, но и любопытные жители Льюистона.

— Мистер Пауэлл, — тихо шепчет Ной, подходя к Киту. — Все смотрят на нас.

— Правда?

Он улыбается и оборачивается к Ною. Феи, которые до этого смотрели на спину Кита, словно держась за него, встречаются с ним взглядом.

— Страшно, — слышится чей-то жалобный голос.

Это ожидаемо. Многие из них помнят страх охоты и работорговли людьми. Но Кит улыбается еще шире.

— Не бойтесь. Мы здесь как ремесленники.

— Но… — обеспокоенно говорит Ной, но Кит прикладывает указательный палец к губам и в шутку подмигивает ему.

— Не говори это. Все в порядке. Если что-нибудь случится, я защищу тебя.

— Вы, Мистер Пауэлл?

Ной оглядывает с головы до ног Кита, который не выглядит слишком сильным, и качает головой с недовольством.

— Не сам. Я попрошу мистера Хингли. Ведь у него-то энергии хоть отбавляй.

Тогда феи начинают смеяться. Взрывной характер Кэта, который раздает инструкции в замке Холлилиф, хорошо известен феям.

Пока они шутят, мастера начинают суетиться. Все взгляды сосредоточены на центре площади, поэтому Кит смотрит между головами людей, чтобы понять, что происходит. Виконт Серебряного Сахара Хью Меркури появляется в официальном наряде, как обычно в сопровождении молодого охранника Салима. А за его спиной — Маркус Рэдклифф, руководитель гильдии Рэдклифф, Эллиот Пейдж, исполняющий обязанности руководителя гильдии Пейдж, Джон Киллейн, исполняющий обязанности руководителя гильдии Меркури.

Они встают в центре площади и жестом руки приказывают ремесленникам вести себя тихо. Ропот мастеров постепенно стихает, и на площади становится тихо.

— Виконт Серебряного Сахара. Хью Меркури.

Хью объявляет свое имя громким голосом.

— Думаю, все знают, в этом году нам не удалось очистить ни горсти серебряного сахара.

Голос Хью заставляет ремесленников прислушаться. Действительно, в этом году никто не смог очистить серебряный сахар, и прошло много времени с момента издания приказа о выяснении причины. Однако, прежде чем кто-либо смог найти решение, внезапно была отменена ежегодная ярмарка кондитерских изделий, и был отдан приказ собраться и сделать леденцы.

Кит слышал общие детали от Ноя, но большинство ремесленников пришли сюда, не зная почти ничего. Так что нет ничего удивительного в том, что они так внимательно смотрят на Хью.

— Причина найдена. Прошлогодний сахар потерял свою силу первого серебряного сахара. Если так будет продолжаться, процесс очистки сахара станет навсегда невозможным, и кондитеры лишатся работы навечно.

На эти слова в толпе раздаются вскрики удивления и паники. Хью еще сильнее повышает голос.

— Тише! Выход есть!

При звуке его голоса на площади снова воцаряется тишина.

Медленно оглядев ремесленников, Хью продолжает.

— Существует сахар, который может стать первой горстью. Если мы его получим, можно будет очистить серебряный сахар. Есть люди, которые отправились в путешествие, чтобы найти его. Но это трудно, и ещё не ясно, удастся ли это.

Шум в толпе усиливается.

— Его Величество Король приказал нам молиться, чтобы первый серебряный сахар попал к нам в руки. Все ремесленники королевства должны использовать оставшийся сахар для молитвы. Поэтому мы будем выполнять этот королевский приказ, создавая кондитерские изделия... Нет.

Хью неожиданно расплывается в дикой ухмылке.

— Не потому, что это королевский приказ.

Его тон меняется, и он смотрит на ремесленников с сильным блеском в глазах, становясь больше похожим на начальника мастерской, чем на виконта Серебряного Сахара. Улыбаясь уголками губ, с таким напором, что его можно назвать почти устрашающим, он говорит ремесленникам:

— Я воспользуюсь королевским приказом для своих целей. Мы — кондитеры. Мы будем молиться за себя.

Мастера на площади широко распахивают глаза, словно опешив от замечания, которое можно счесть неуважением к королю. Несмотря на суматоху, мастера переглядываются друг с другом, и на их лицах постепенно появляются улыбки. Они осознают что-то важное.

Что осмелился сказать виконт Серебряного Сахара мастерам, рискуя показаться неучтивым? Что эту работу они делают ради самих себя. Ремесленник всегда создает кондитерские изделия для кого-то. Очень редко они делают их для себя. Так что им говорят использовать эту редкую возможность здесь и сейчас по полной программе.

Кит незаметно сжимает кулаки.

«Правильно. Мы пришли сюда защищать то, что мы должны защищать как мастера. Не потому, что нам приказали. Феи тоже будут молиться за себя. И я буду молиться за себя.»

Вот почему виконт Серебряного Сахара осмеливается говорить: «Я», показывая, что он тоже, не как виконт, а как простой мастер, заявляет о намерении работать ради себя.

— У нас есть семь дней на изготовление леденцов. Не больше. Если мы полагаемся на удачу, которая приходит с завершением леденцов, мы не можем ждать еще дольше, иначе сахарные яблоки созреют и упадут. Даже если мы получим первый сахар после этого, будет бессмысленно. Поэтому пока плоды ещё на ветках, мы, ремесленники, должны завершить изготовление кондитерских изделий, чтобы к нам, мастерам, пришла удача.

Виконт Серебряного Сахара с силой хлопает обеими руками, создавая громкий звук.

— Вперед, сделайте это! Если не хотите потерять работу, молитесь за себя!

~*~*~*~*~

Когда небо на востоке стало постепенно становиться светлее, Эриль просыпается. Чувствуя на себе взгляд, он поворачивает голову и видит, что Рафаль, который должен был спать рядом с ним, уже проснулся и сидит, приподняв колено. Вероятно, он уже долго смотрит на спящего Эриля.

— Рафаль. Что такое?

— Что насчет обещания? Уже третий день.

По холодному, бесстрастному голосу Эриль чувствует, что Рафаль раздражен им. Эриль садится и гладит себя по волосам, качая головой.

— Я получу то, что хотят Энн и Шалль... Но я думаю, что он еще не готов, так что я просто жду. Рассвет уже наступил, поэтому, наверно, все закончено. Я сейчас пойду.

Это оправдание.

Прошло два дня с тех пор, как Эриль пообещал забрать то, что хотят Энн и Шалль, и выманить их наружу. Хотя он пообещал это, он не хотел отбирать серебряный сахар у Энн и Шалля, поэтому не спешил и искал отговорки.

— Что значит: «Он еще не готов»?

— То, что они хотят, называется «первым серебряным сахаром». Я слышал это от Главы раньше. Раз в тысячу лет серебряный сахар не может быть очищен, но есть способ избежать этого. Можно очистить серебряный сахар от первой яблони, и использовать в качестве первой горсти. Это поворотный момент.

— Первый серебряный сахар?

Рафаль слегка удивленно распахивает глаза, немного думает, и на его лице появляется хитрая улыбка.

— Эриль. После того, как мы достанем и убьем этих двоих, мы, возможно, сможем использовать этот первый серебряный сахар, чтобы выманить и людей.

— Ты действительно… собираешься их убить, Рафаль?...

— Да, убить.

Эриль ощущает в себе столько колеблющихся чувств, что едва может стоять на ногах. Он хочет исполнить желание Рафаля. Но он не хочет, чтобы Шалль и Энн умерли.

«Что я должен делать…»

Ему хочется плакать.

— Эриль? Ты не собираешься идти?

Подгоняемый вопросом, Эриль поспешно встает.

— Да, я иду. Уже иду.

Он начинает идти, постепенно увеличивая скорость и сжимая кулаки.

«Я заберу первый серебряный сахар. Но что я буду делать после этого?!»

Пальцы впиваются в ладонь. Перед ним уже виднеется поверхность озера, и Эриль прыгает в него.

~*~*~*~*~

Шалль бежит без остановки полтора дня. Как и следовало ожидать, он дышит с трудом и чувствует себя измотанным до предела.

Небо окрашивается в пурпурный цвет рассвета, а за горами Бирсес оно становится смутно белым и ярким. Воодушевленный знакомым пейзажем, Шалль продолжает бежать.

Место, где находится Энн, уже близко.

И тут он слышит ржание нескольких лошадей и звонкий смех. Окрестности покрыты редким лесом. Он рефлекторно прячется за стволом дерева, успокаивает дыхание и тихонько выглядывает в сторону голосов.

На опушке леса видны около тридцати кавалеристов. Кажется, они разбили здесь лагерь, но уже собираются уходить. Каждый из них подгоняет свою лошадь и проверяет положение меча на поясе.

— Цель близка. Сегодня дойдем до места, — кричит мужчина, похожий на командира, и солдаты отвечают тихими голосами: «Да».

— Пункт назначения — яблоневый лес. В центре есть большое озеро. Кажется, там находятся от тридцати до сорока фей, сбежавших от своих хозяев.

Шалль распахивает глаза, когда слышит эти слова.

«Что?!»

Они нацелены на то место, куда сейчас пытается вернуться Шалль. В голове возникает вопрос, зачем это нужно, но ответ сразу приходит на ум.

— Сначала мы избавимся от фей, а потом займем это место. После этого придут указания от герцога Колетта из Льюистона. Он сказал, что, возможно, придет сахарный кондитер.

У него перехватывает дыхание.

«Колетт?! Но зачем ему это место?!»

Невозможно, чтобы кто-то последовал за Шаллем из Льюистона. Он был осторожен. Но потом он вспоминает о мужчинах, одетых как охотники на фей, которые уже долгое время жили в замке Сент-Хайд.

Казалось, они были там задолго до прибытия Шалля и Энн. Что, если это были слуги герцога Колетта? Что, если герцог Колетт уже знал, куда они направляются, и закинул сеть задолго до того, как Шалль и Энн отправились в путь?

Шалль был уверен, что после прохождения замка Сент-Хайд преследователей не было, и поэтому ослабил бдительность. Вот тогда-то он и был застигнут врасплох.

«Черт.»

Шалль прикусывает губу. Если Рафаль и Эриль столкнутся с ними, Рафаль, несомненно, вступит в бой, а солдаты погибнут. Шалль поставил условием своей клятвы перед Королем Людей объединить волю Королей Фей и заставить их идти по пути сосуществования с людьми, но если Рафаль сразится с солдатами герцога Колетта, это будет объявлением войны.

⠀

⠀

Если это произойдет, каменная плита с клятвой будет разбита вдребезги, и на этом все закончится. Даже если им удастся получить серебряный сахар, будет слишком поздно.

Все будет пущено на самотек.

«Колетт. Ты сделал это.»

Шалль стискивает зубы, но он не может позволить себе потерять самообладание из-за гнева на него.

«Прежде всего, я должен остановить обе стороны. Нельзя допустить боя.»

Немного переведя дыхание, Шалль снова начинает тихо бежать. Ради своей клятвы, ради своей возлюбленной, Черный Король Фей продолжает бежать.

⠀

⠀

⠀

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Всем привет. Меня зовут Мири Микава. Издание этого тома вышло более роскошным за счет включенного фронтисписа, что очень радует. Итак. В предыдущем томе были осторожно раскрыты некоторые подготовительные этапы, а в этот раз раскрыта тайна человека, который явно казался подозрительным.

Меня ошеломляет факт, что то, что изначально было совершенно бессмысленным сеттингом, как происхождение Шалля, теперь превратилось в историю, которую я могу представить читателям.

Я не могу не поблагодарить всех читателей за то, что вы прочитали эту книгу. 

Кстати, о благодарностях, «Серебряный Сахарный Мастер и Черный Фей», нарисованный Юкимурой Альто для Hana to Yume online by Hakusensha, теперь доступен в виде комикса! Это очень приятно. Она также проиллюстрировал рассказ «Начиная с завтрашнего дня», который включен в сборник рассказов «Королевство Мастеров Серебряного Сахара». Глаза маленькой Энн похожи на шарики, и она невероятно милая, так что я надеюсь, что вы получите один из экземпляров. Продолжение комикса будет публиковаться онлайн в Hana to Yume с декабря 2013 года.

Ответственное лицо. Мне кажется, что я все время вас чем-то беспокою. Мне очень жаль, но я также благодарна вам и рассчитываю на вас от всего сердца. Я хотела бы попросить вас о дальнейшей поддержке.

Иллюстратор Аки-сама. Я влюблена в красоту обложки и фронтисписа этого тома. «Поцелуй пальцев»... это чудесно. Я была в восторге, увидев это в цвете. Я думаю, что это большая работа, поскольку есть еще и фронтиспис, но как фанат я очень рада видеть как можно больше иллюстраций. Большое спасибо каждый раз.

Уважаемые читатели. Как я уже писала вначале, я глубоко благодарна всем вам.

Серия «Сахарное Яблоко» подходит к своей кульминации, и в следующем месяце (февраль 2014 года) ожидается второй том другой серии «Fukikaden». Как и с «Сахарным Яблоком», если у вас будет желание, я буду рада, если вы поддержите и ее. Некоторые из вас могут беспокоиться из-за этого, но я уверяю вас, что продолжение «Сахарного Яблока» не будет отложено из-за выхода новой серии. Я уже закончила писать первый черновик следующего тома «Сахарного яблока»!

До скорой встречи. Если у вас возникнет желание, я буду рада, если вы снова присоединитесь к Энн и ее друзьям.

Мири Микава