Онлайн чтение книги Сказка о сахарном яблоке The Silver Sugar Master and The Black Fairy
1 - 6

В темноте лил холодный, непрекращающийся дождь.

Шалль вынес трупы волков, которые валялись на земле остановки отдыха наружу. Однако, когда дождь увлажнил землю, зловоние крови наполнило воздух.

Серебряный сахар, который находился в процессе перегонки, был растоптан лапами волков, запачкан их кровью и теперь смешивался с дождевой водой. Каждая капля дождя расползалась по его поверхности рябью.

Энн была внутри фургона, оставленного Джонасом. Внутренняя часть фургона была сконструирована точно так же, как у Энн. Это была мастерская по изготовлению сахарных скульптур.

Вокруг были разбросаны обломки нескольких недостроенных сахарных скульптур. Страницы с рисунками сахарных скульптур были разбросаны по столу. Все они выглядели как копии эскизов, оставленных Эммой.

В фургоне было пять бочонков, полных серебряного сахара. 

«С самого начала все было продуманно. Все было ложью...»

У Джонаса была возможность стать лидером гильдии Рэдклифф. Но для этого необходимо было стать мастером серебряного сахара.

Джонас сказал, что он уже дважды участвовал в фестивале сахарной скульптуры и еще не стал серебряным мастером по сахару. И все же в этом году он не предпринял активных усилий для участия в фестивале сахарных скульптур.

Она должна была заподозрить это.

Возможно, дважды потерпев неудачу в прошлом, Джонас потерял уверенность в себе. Однако он хотел любой ценой стать серебряным мастером по сахару. Если бы он это сделал, он мог бы стать лидером гильдии Рэдклифф. Тогда он мог бы стать виконтом Серебряного Сахара, как хотел.

Люди, получившие королевскую медаль и ставшие серебряными мастерами по сахару, искренне относились к сахарным скульптурам. Прибыль для них имела второстепенное значение. Если бы это было не так, они не смогли бы делать сказочные сахарные скульптуры.

Джонас заботился только о том, чтобы прославиться. Это означало, что его искренность, вероятно, была недостаточной. Возможно, Джонаса вообще не волновали сахарные скульптуры, лишь бы он мог стать мастером по серебряному сахару.

Как раз в этот момент к ногам Джонаса попала мастер серебряного сахара, которая не могла путешествовать из-за болезни, и ее дочь. Нет сомнений, что он думал о том, как использовать эту мать и ребенка в своих интересах.

Он тайком пробрался в их фургон и скопировал эскизы сахарных скульптур Эммы. Однако, даже если бы у него были чертежи, он не смог бы создать такую скульптуру, какую хотел бы. Даже если он верил в технику, он не верил в созданные им скульптуры.

«Вот почему он сделал мне предложение…»

Причина, по которой он сделал предложение Энн, заключалась в том, чтобы соблазнить ее и заставить сделать для него скульптуру из сахара, которую он попытался бы использовать, чтобы получить титул серебряного мастера по сахару.

Но и в этом Джонас потерпел неудачу.

Нет никаких сомнений, что именно тогда Джонас придумал план выкрасть скульптуру, сделанную Энн, и представить ее на фестивале как свою собственную.

Вся семья Андерсов полностью соглашалась с этим планом. Мистер и миссис Андерс дошли до того, что помогли Джонасу подготовить фургон и охрану. Если бы их сын смог стать лидером гильдии Рэдклифф, польза для всей семьи Андерсов была бы велика.

Затем Джонас догнал Энн, которая уехала на фестиваль сахарных скульптур, путешествовал с ней и украл у нее немного серебряного сахара. Вероятно, той, кто украла серебряный сахар, была Кэти. Поскольку она умела становиться невидимой, не было никаких сомнений, что в ту ночь, когда они остановились в трактире доктора, она пробралась внутрь через высокое окно фургона и понемногу выносила серебряный сахар.

В результате Энн была вынуждена остановиться и сделать скульптуру из сахара, дополнительно перегоняя серебряный сахар.

Если бы Энн сделала скульптуру, серебряного сахара не осталось бы. Ей не хватило бы необходимых трех бочек. Джонас отнес недостающее количество серебряного сахара в фургон Энн внутри бочки, которая, как он утверждал, была пустой. Таким образом, в ту же секунду, когда сахарная скульптура была готова, он мог украсть ее и фургон.

Тогда Джонас привел свой план в действие.

Он заставил Кэти заманить волков, чтобы Шалль не погнался за ним. Затем он сел в фургон Энн и убежал. Джонас получил полный набор: одну сахарную скульптуру и три бочки, полные серебряного сахара.

Льюистон находился всего в половине дня пути. Днем Джонас, вероятно, мог бы пройти так далеко даже без охраны.

Все, что у Энн осталось, — это пять бочонков, полных серебряного сахара, фургон новой модели и пара старых уставших лошадей. У нее было достаточно серебряного сахара, но фестиваль сахарной скульптуры был через два дня. 

Теперь, когда наступила ночь, на самом деле осталась только одна ночь и одни полные сутки. Не хватило времени сделать сахарную скульптуру, подходящую для праздника.

«Я не успею.»

Фестиваль сахарной скульптуры проводился каждый год. Даже если она не успела бы на фестиваль в этом году, всегда был следующий год. Однако этот год был единственным шансом отправить душу Эммы на небеса в День Вознесения Души.

Возможно, было неплохо, если бы более опытный сахарный мастер сделал для Эммы великолепную скульптуру из сахара. Но Энн хотела отправить свою мать с сахарной скульптурой, которую она сделала сама.

Она хотела отправить свою любимую маму с сахарной скульптурой, которую она сделала, будучи серебряным мастером по сахару.

Это была мотивация, которая поддерживала ее сердце после того, как она потеряла мать, и давала ей силы продолжать идти вперед. Потеряв этот мотив, вся сила воли Энн полностью покинула ее тело.

Она была в шоке после того, как ее предал Джонас, которого она считала хорошим человеком. Кроме того, она чувствовала себя глупо из-за того, что не заметила поведения и намерений Джонаса, и что она не могла поверить Мифрилу Рид Поду, подозревая, что он мог съесть серебряный сахар. Вспоминая слезу наполненные слезами глаза Мифрила, Энн почувствовала болезненное стеснение в груди.

Она была так наивна и глупа, что поверила в Джонаса. Энн охватили сожаление и гнев. Эти эмоции заполнили пустоты, оставшиеся после потери силы воли Энн, отчего все ее тело стало тяжелым и вялым.

Она не могла сделать ни шагу.

Рана на тыльной стороне ее руки, куда ее ударил хлыст Джонаса, болезненно пульсировала, словно насмехаясь над ее собственной глупостью.

— Если я не успею в этом году, это будет бессмысленно, — пробормотала Энн, положив обе руки на рабочий стол. Она опустила голову и тихонько засмеялась.

«Должно быть, я выглядела такой идиоткой. С энтузиазмом делая эту сахарную скульптуру…»

Когда она бесцельно спускалась с фургона, шел холодный дождь. Жидкость, пахнущая кровью, была вылита ей на голову, а тело и платье Энн были липкими и испускали мерзкий смрад.

Энн не могла вынести собственных страданий.

Почувствовав на себе взгляд, Энн огляделась. Шалль был под большим деревом у стены остановки для отдыха. Он скрестил руки и смотрел на нее со своим обычным высокомерным выражением лица.

Ведь она была наивной маленькой 15-летней девочкой.

Она была совсем одна, без собственной силы или мудрости, и ни на кого она не могла положиться.

Для Энн было унизительно, что Шалль видел ее в таком жалком состоянии. Она не могла этого вынести. Она не хотела, чтобы он смотрел.

Яростно дергая за кожаный шнурок, свисавший с ее шеи, Энн вытащила небольшой мешочек.

Она быстро подошла к Шаллю и протянула его.

— Я возвращаю тебе крыло.

Шалль не шевелился. Не отрывая взгляда от сумки, он спросил: 

— Льюистон все еще далеко впереди. Кроме того, ты не пойдешь за Джонасом? Ты не собираешься забрать свою сахарную скульптуру?

— Джонас уже должен был прибыть в Льюистон. Вероятно, он подал заявку на участие в фестивале и уже передал сахарную скульптуру чиновнику. Даже если я пойду сейчас и буду настаивать: «Я сделала это», у меня нет никаких доказательств. Я не смогу заставить кого-либо обратить на это внимание.

— Ты не против просто оставить это?

— Конечно, меня это не устраивает… Но… Но… Я ничего не могу с этим поделать! Даже если ты здесь, ты тоже ничего не можешь сделать. Итак, ты уже свободен. Иди куда хочешь!

Энн бросила ему эти слова, затем повесила голову.

Через мгновение Шалль осторожно взял сумку из рук Энн. 

— Значит, теперь мы равны?

Энн покачала головой.

— С самого начала мы были равны… До самого конца, даже ради своих целей, я так и не смогла стать настоящей хозяйкой.

— Когда я увидел тебя на рынке фей, я каким-то образом понял это. 

Слова Шалля были миролюбивыми. Они падали, как шум непрекращающегося дождя.

— Вот почему я сказал тебе купить меня. Я подумал, что если бы это была такая наивная девочка, как ты, я бы легко смог вырвать свое крыло и убежать.

— Ты должен быть счастлив. Все пошло именно так, как ты планировал.

— Я думаю… Я не уверен.

Шалль отодвинулся от ствола дерева, на которое он опирался. Он молча прошел перед Энн, затем медленно направился к железным воротам остановки для отдыха.

«Я сейчас совсем одна. В полном одиночестве…»

Что-то повторяло эти слова снова и снова в ее голове. Всхлип сорвался с ее губ. Чувства, которые она до сих пор сдерживала одни за другим, вдруг начали переливаться через край. Она не могла остановить их. Поддержка, которая поддерживала сердце Энн, внезапно исчезла.

«Мама! Мама! Почему ты умела?! Почему ты оставила меня? Ты оставила меня в полном одиночестве. Почему, почему?!»

Энн опустилась на землю. Она положила лицо на колени, и дождь продолжал лить на нее.

Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз держал свое крыло в собственных руках? Семьдесят долгих лет…

Нет, казалось, что это было даже дольше.

Он уставился на маленькую кожаную сумку в руке.

Под струями дождя Шалль Фен Шалль наслаждался спокойной атмосферой дикой природы, нетронутой руками человека. Остановка для отдыха за его спиной становилась все дальше и дальше, шаг за шагом.

Все дальше и дальше… Расстояние между ним и этой благоухающей девушкой становилось все больше и больше.

Это было странно. Хотя его свобода была в его руках, он не чувствовал никакой радости.

Когда он задавался вопросом, почему это так, он сразу находил причину. Это произошло потому, что Шалль не послушался приказу Энн. Хотя сам он в то время этого не осознавал, он получил свободу в тот момент, когда Энн купила его. Вот почему он не был вне себя от радости в этот момент.

Его крыло просто вернулось из рук Энн в руки Шалля. Единственное, что изменилось с тех пор, как он вернул себе крыло, это то, что он больше не таскал багаж по имени Энн. Эта милая девушка, которая только и делала, что драгоценно прижимала его крыло к своей груди.

Свобода идти куда угодно.

Свобода делать что угодно.

Он получил абсолютную свободу и теперь неожиданно для себя задавался вопросом.

«Я получил свою свободу. Теперь, что я хочу сделать? Куда я хочу пойти?»

Тьма давила.

— Ты сейчас развалишься, — прошептало вдруг что-то ему на ухо.

«Я не разобьюсь. Тот, кто разваливается, — это Энн. То, за чем она гналась, оторвали от нее на глазах, и теперь она совсем одна.»

— Ты одинок? — это «что-то» снова прошептало, словно видя его насквозь.

«Одинок?»

У него не было ничего и никого, кого он должен был бы защищать, и некуда ему было идти.

Это был момент его триумфа, когда он, наконец, обрел свободу, о которой так долго мечтал, и все же теперь он испытывал ощущение, как будто его сознание было отрезано и изолировано от мира.

Внезапно им овладело чувство сильной тоски.

Чего он жаждал, так это воспоминаний о чем-то, что он потерял в далеком прошлом и никогда не сможет вернуть, верно?

«Неправильно.»

Воспоминания о прошлом были пусты и мимолетны. Они только охладили сердце Шалля.

Он жаждал чего-то более теплого. Что-то, что он мог чувствовать более определенно.

«Я чувствовал это до недавнего времени. Что это было…»

Сладкий аромат. Тепло теплого тела.

Этот сладкий аромат, вероятно, сломается и полностью исчезнет под этим холодным дождем.

Образ сверкающего потока серебряного сахара, падающего перед его глазами, внезапно возник в сердце Шалля. Недолго думая, он остановился. Ему захотелось зачерпнуть этот падающий серебряный сахар обеими руками.

Все тело Энн было ледяным от незаканчивающегося дождя. Ее слезы высохли.

Даже когда дождь прекратился незадолго до рассвета, Энн все еще не могла поднять голову. Она была в оцепенении.

Но когда она почувствовала тепло и свет первых лучей утреннего солнца на своей спине, Энн наконец пришла в себя. Когда она подняла лицо, ее взгляду предстали крошечные гроздья синих ягод, растущих на концах высохшей травы.

Омываемые дождем и ловящие лучи утреннего солнца, ягоды лоснились. Этот цвет и мерцание были пятном на ее сердце, от которого отпало абсолютно все.

Ни о чем не думая, Энн смотрела на ягоды.

Внезапно из крошечных плодов вырвались частички света, словно обвивая поверхность синих ягод. Он напоминал свет, появившийся, когда Шалль материализовал свой меч. Этот свет собрался в одной точке на ягодах и постепенно начал затвердевать в массу размером с большой палец Энн. Он начал конденсироваться, принимая форму чего-то.

Глаза Энн расширились.

Частицы сформировали крошечную голову, за которой следовали руки и ноги. Хотя силуэт был размером всего с ее большой палец, не было никаких сомнений в том, что по форме он был похож на человека. Из его спины выросли два полупрозрачных крыла.

Окутанная пеленой света, появилась фигурка крохотной нежной девушки. Это была фея.

— Как красиво… — прошептала Энн, не задумываясь.

Фея, сидящая на вершине синих ягод, раскинув ноги в стороны, небрежно огляделась, затем вытянула спину и зевнула.

Момент рождения феи… Энн была очарована торжественностью момента и умиротворяющим мерцанием света. Она бы не поверила, что такой чистый свет существует во всем мире. 

— Феи рождаются, когда энергия чего-то конденсируется и принимает форму. 

Внезапно за спиной Энн раздался голос. Энн удивленно обернулась. 

— Шалль…? Почему…

Шалль опустился на одно колено рядом с Энн. Энн продолжала удивленно смотреть на его лицо.

Не отвечая на вопрос Энн, Шалль сказал, переведя взгляд на фею: 

— Люди классифицируют фей в соответствии с их полезностью: рабочих фей, фей-питомцев или фей-воинов. Но мы классифицируем себя на основе того, из чего мы родились. Мифрил — водный фей. Я фей драгоценных камней. Поскольку эта фея родилась из ягоды, она фея растений. Продолжительность ее жизни, вероятно, составит около года. Какая мимолетная... А впрочем, я ей, наоборот, тоже завидую... Моя жизнь слишком длинна.

Говорили, что внешность фей не менялась с момента их рождения до момента их смерти. Шалль был родиться таким, каким он был сейчас. Также было сказано, что продолжительность жизни феи была примерно такой же, как и у предмета, из которого она родилась.

Шалль родился из обсидиана.

В таком случае, как долго он будет продолжать жить в этом мире, выглядя точно так же, как сейчас?

От одной попытки представить это у Энн закружилась голова. Но в то же время, услышав, что Шалль сказал, что завидует фее с быстротечной жизнью, ее тело пронзила вспышка боли. Как больно, должно быть, жить почти вечно в полном одиночестве.

Фея ягод, казалось, наконец пришла в себя. Она моргнула несколько раз. Затем она наклонила свою крошечную головку.

— О… Ты похож на меня. А ты, там, ты должна быть человеком. Кажется, я только что родилась. На мне даже нет платья. Прошу прощения за свой внешний вид. В любом случае приятно познакомиться. Я Русель Эль Мин. О, посмотрите на это. Кажется, я знаю свое собственное имя.

Удивившись самой себе, крошечная, крошечная фея взмахнула крыльями и полетела вверх.

— Ты будешь знать то, что знала трава, из которой ты родилась. Вот и все. Энергия, испускаемая этой ягодой, трансформировалась в звук, создав твое имя.

— Действительно? В любом случае, сначала я хочу платье. Как у той девушки.

Шалль осторожно протянул руку и позволил крошечной фее взобраться на нее.

— Русель Эль Мин, не желай платьев и подобных вещей. Не приближайся к людям, желая иметь то, что есть у них.

— Почему нет?

— Люди опасны. Они захватывают фей и используют их в качестве рабов. Они крадут свободу у фей.

— Действительно? Но как насчет той мисс вон там? Она человек, не так ли?

— Она особенная. А теперь иди, Русель Эль Мин. Еще дальше в глушь. Иди туда, куда не дошли руки людей, и живи, как хочешь.

— Вы очень любезны. Спасибо.

Выразив свою благодарность, фея неторопливо взмахнула крыльями и вылетела с пристани.

Провожая крошечную фею, Шалль наконец перевел взгляд на Энн. Она была потрясена и просто смотрела на него, не в силах отвести взгляд. 

Шалль нахмурил брови.

— Что это такое? Странное выражение твоего лица…

— Просто… Почему ты здесь? Я вернула тебе твое крыло, не так ли? 

— Ты не выполнила своего обещания. Я пришел, чтобы заставить тебя выполнить его.

— Обещание?

— Ты обещала, что подаришь мне сахарную скульптуру.

— Сахарная скульптура…?

Он говорил, что вернулся за сахарной скульптурой?

«Я одинок. Очень одиноко…»

Голос, отдающийся эхом в ее голове, стал слабее.

«Это не может быть правдой. Никто не стал бы проделывать весь этот путь только ради одной сахарной скульптуры.»

— У тебя получится или нет?

Глядя на Шалля, раздраженно требующего этого, Энн горько рассмеялась.

«Либо так, либо Шалль очень, очень хотел сахарную скульптуру? Мне все равно, что это.» — думала Энн. По крайней мере, на этот момент она была не одна. Кто-то был там с ней. Это сделало ее счастливой, и улыбка заполнила ее лицо.

Ее мечта стать в этом году серебряным мастером по сахару и отправить Эмму на небеса исчезла, а в ее сердце образовалась зияющая дыра. Но Шалль вернулся. Несмотря на то, что у него не было никаких обязательств или приказов, он вернулся.

Если бы она могла что-то сделать для него взамен, возможно, это доказало бы ее ценность. В ее груди, ставшей полой и пустой, загорелась одинокая искра.

Она была счастлива. Больше чем кто либо. Энн почувствовала, как на глаза навернулись слезы, которые вот-вот прольются, но сдержала их и улыбнулась.

 — Это верно. Я обещал. Я сделаю тебе что-нибудь невероятно красивое. 

Энн встала. Если ей нужен был серебряный сахар, то в оставленном Джонасом фургоне его было предостаточно.

 — Подожди. В таком виде ты не сможешь справиться с серебряным сахаром.

Говоря это, Шалль набросил на голову Энн сухую тряпку и комплект мужской одежды. Принимая одежду, Энн наклонила голову.

 — Откуда это взялось?

 — Это было внутри фургона. Тот парень оставил ее. Я не думаю, что он будет возражать, если ты воспользуешься.

Энн криво рассмеялась.

 — Это правда.

Энн переоделась позади фургона. Мужские брюки и рубашка были на ней мешковатыми, и ей пришлось несколько раз закатать рукава и манжеты брюк.

 — Мои руки слишком холодные. Интересно, получится ли?

Энн было холодно. Растирая замерзшее тело, она пошевелила затекшими пальцами и направилась к двери фургона Джонаса.

Тут Шалль небрежно подошел к Энн. Он взял обе ее руки в свои и подул ей на ладони.

 — Шалль?…

Энн задрожала от тепла его дыхания.

— Когда я отдам тебе сахарную скульптуру, ты снова уйдешь?

В тот момент, когда она задала вопрос, от которого не смогла сдержаться, Энн мягко окутала приятная теплота. Она поняла, что Шалль нежно обнимает ее близко к своему телу. 

— Ты так сладко пахнешь.

Дыхание Шалля щекотало ей ухо.

 — Твой запах призвал меня. Сделай сахарную скульптуру. Ты еще можешь кое-что сделать.

Пульс Энн участился в геометрической прогрессии.

Отпустив ее, она забралась в фургон.

«У меня почему-то сильно горят уши.»

Горячая радость вырвалась из глубины ее груди.

Даже если Шалль снова уйдет после того, как она подарит ему сахарную скульптуру, факт остается фактом: он вернулся, чтобы подбодрить ее. Она должна была поверить, что этого достаточно.

Ради него она сделает удивительно красивую скульптуру из сахара. Зачерпнув немного серебряного сахара, она добавила к нему холодную воду.

Даже не думая о том, что она приготовит, Энн принялась месить серебряный сахар, стремясь лишь к тому, чтобы утихомирить учащенное биение своего сердца. Кончики ее пальцев двигались сами по себе. Только мысль, что она хотела сделать что-нибудь, переливалась из глубины ее груди.

На ум пришло мгновение рождения феи, свидетелем которого она была раньше. Она хотела увековечить эту красоту в серебряном сахаре. Фигура не должна был быть большой. Она делала скульптуру достаточно маленькой, чтобы поместиться на ладони, и такой хрупкой, что казалось, что она вот-вот сломается. У него были бы тонкие крылья и блестящие ягоды. Она запечатлела пушистые волосы и тонкие конечности феи.

В какой-то момент Энн полностью погрузилась в свою работу.

Она раскатывала серебряный сахар все тоньше и тоньше, так тонко, что он был прозрачным, затем выгравировала подробный узор. Энн упрямо месила серебряный сахар снова и снова, чтобы воссоздать блестящие ягоды травы.

К тому времени, когда руки Энн, наконец, перестали двигаться, лучи света, которые падали на фургон, стали косыми и темно-оранжевыми. Солнце начало садиться.

Энн сама удивилась тому, что работала без перерыва с рассвета до заката. Кроме того, она была удивлена, что законченная сахарная скульптура была настолько маленькой, что могла уместиться в ее ладони.

Сама она была поражена тем, что могла так долго работать над такой крошечной скульптурой. Однако фигурка феи, рожденная из ягод травы, была точной копией той, которую Энн видела утром. Скульптура привлекла внимание и не отпускала. Она была такой очаровательной.

Энн с удивлением обнаружила, что между этой сахарной скульптурой и теми, что сделала Эмма, есть нечто похожее. Сахарная скульптура, которую Энн сделала для фестиваля сахарной скульптуры, была выдающимся, впечатляющим произведением. Но это был замысел Эммы. Это было то, что придумала Эмма, потому что всем сердцем верила, что это красиво.

Это не было чем-то, во что Энн излила свои чувства. Сахарная скульптура, которую Энн сделала по проекту Эммы, по своей сути не была скульптурой Энн.

Вот почему он сказал: «Обезьяна видит, обезьяна делает»...

Что-то, что она считала по-настоящему красивым… Чувство желания запечатлеть это в серебряном сахаре… Когда у нее это появилось, она, наконец, смогла создать сахарную скульптуру, которой была довольна и которая обладала силой привлекать людей.

С этой точки зрения можно сказать, что это, без сомнения, лучшая сахарная скульптура, которую Энн могла сделать на тот момент.

 — Это не имитация… Это моя сахарная скульптура.

Она выразила всю свою благодарность Шаллю за то, что он сопровождал ее так далеко. Она отдаст ему скульптуру.

Осторожно неся обеими руками сахарную скульптуру, Энн вышла из фургона.

Шалль сидел на камне, рассеянно глядя на заходящее солнце, но обернулся, когда почувствовал присутствие Энн.

 — Шалль. Это твоя сахарная скульптура, как и обещала. Это лучшая сахарная скульптура, которую я сейчас могу сделать. По сравнению с тем, что была украдена Джонасом, она невероятно мала, но… Та была наполовину мамина сахарная скульптура. А это действительно мое творение.

Энн встала на колени перед Шаллем и протянула ему сахарную скульптуру. Глядя на крошечную сахарную скульптуру, Шалль сказал: 

 — Она прекрасна... 

При его словах щеки Энн залились краской. Она была даже счастливее, чем если бы он похвалил ее собственную внешность. Она была так счастлива, что хотела плакать.

 — Спасибо. Ты примешь это?

Шалль нежно, бережно взял сахарную скульптуру в обе руки. 

«С ней Шалль тоже может сейчас куда-то уйти.» При этой мысли фей перед ней казался ей дороже всего на свете.

Если это был конец, ей хотелось прикоснуться к его крылу, которое и сейчас красиво переливалось, отражая свет заходящего солнца.

— Твое крыло… Можешь дотронуться до него?

Нет никакого способа, чтобы он легко позволил ей прикоснуться к чему-то, что было дорого ему, как собственная жизнь. Если бы Энн затаила на него злой умысел, возможно, она попыталась бы навредить крылу Шалля.

Она знала это, и все же не могла не спросить.

Но Шалль кивнул.

— Потрогай это.

— Действительно можно?

Убедившись, что он еще раз кивнул, Энн нежно взяла крыло Шалла обеими руками.

Крыло было слегка теплым. Энн позволила ему скользнуть по ладоням, подавляя дрожь, когда почувствовала его текстуру, более мягкую, чем тончайший шелк. Затем она нежно поцеловала крыло.

Шалль почти незаметно вздрогнул и слегка приподнял подбородок, сузив глаза. Он резко вдохнул.

— Спасибо.

— Удовлетворена?

— Да. Так…

«Да, если ты уйдешь.» Она попыталась произнести слова, но они застряли у нее в горле.

Мгновение Шалль смотрел на сахарную скульптуру в своих руках. Затем он нерешительно спросил: 

— Эта сахарная скульптура принадлежит мне, верно?

— Да.

— Тогда я заставлю тебя делать с ним то, что я хочу.

Сказав это, Шалль встал. Затем он отвязал поводья лошадей от дерева, где они были привязаны, и стал привязывать их к оставшейся телеге.

Вернувшись туда, где стояла Энн, склонив голову в замешательстве, Шалль дернул подбородком в сторону фургона.

— Садись на место кучера. Мы уходим.

— Куда мы идем?

— В Льюистон. Если мы проедем всю ночь, утром прибудем в Льюистон. Даже если мы проскользнем в город в последнюю минуту в день фестиваля сахарных скульптур, мы успеем вовремя, верно? Ты сказал, что хочешь стать серебряным мастером по сахару в этом году, не так ли?

— Но, Шалль… Сахарная скульптура была…

— У нас есть это.

Он протянул Энн сахарную скульптуру. Энн снова взяла сахарную скульптуру в свои руки.

— Если это действительно пример твоего истинного потенциала, заяви об этом на фестивале. Если это все окажется бесполезным, ты можешь сдаться.

Все сахарные скульптуры, представленные на фестивале сахарных скульптур, были большими и впечатляющими. Среди конкурентов такую миниатюрную скульптуру никто не заметит, и она обязательно проиграет.

Однако… Энн наконец поняла.

Почему она так отчаянно хотела стать серебряным мастером по сахару? Эмма не была бы рада за нее, если бы она выиграла не потому, что ее способностей было достаточно, а потому, что она позаимствовала силу Эммы. Эмма не смогла бы счастливо попасть на небеса, если бы ее отправили с такой сахарной скульптурой поддельного мастера по сахару.

Если эта крошечная сахарная скульптура действительно олицетворяла ее истинные способности, то она должна использовать ее для участия в соревнованиях. Она посмотрела на Шалля.

— Зачем ты делаешь это для меня? Я уже вернул тебе твое крыло.

— Ты вернула мне крыло. Ты больше не моя хозяйка. Так что теперь мы можем быть друзьями. Если это то что ты хочешь.

— Ты этого хочешь, Шалль ?

На вопрос Энн Шалль пожал плечами.

— Конечно, что угодно.

Энн поняла скрытый смысл его беспечных слов. В глаза Энн вернулся первоначальный сильный блеск. Радость переполняла ее, наполняя ее силой.

— Скоро будет ночь. Сможем ли мы пройти оставшуюся часть пути Кровавого тракта? Мы будем в порядке?

Шалль смело смеется.

— За кого ты меня принимаешь?

Пробираясь сквозь тьму, лошади Энн с трудом продвигались вперед. Несмотря на то, что их дыхание было тяжелым и прерывистым, они никогда не переставали двигаться. Вместе с рассветом повозка наконец тронулась с кровавого шоссе.

Затем, когда высохла утренняя роса, перед ними раскинулся имперский город Льюистон.