После того, как волосы Чу Ваньнина были собраны в конский хвост, он вышел на улицу, чтобы вымыть три тарелки, и очень долго не возвращался обратно в дом.
Сидящий на кровати Мо Жань уже начал беспокоиться. Он неосознанно расковыривал трещину в деревянном каркасе кровати, время от времени поглядывая на окно.
«Как же поступить?» — эта мысль крутилась в его голове снова и снова. — «Куда мне лечь сегодня ночью?»
Простой, по сути, вопрос на поверку оказался практически неразрешимой дилеммой.
Мало того, что Мо Жань сомневался в мыслях и чувствах Чу Ваньнина, в его собственном сердце человеческий эгоизм вел неравный бой с принципами[1], а страсть сошлась врукопашную с разумом.
[1] 天人交战 tiān rén jiāo zhàn тянь жэнь цзяо чжань «небо и человек вступили в бой» — обр. небесные принципы и эгоистичные желания столкнулись в сердце/разуме.
Наконец, теплый занавес приподнялся, и с порывом холодного воздуха Чу Ваньнин вошел в дом, неся в руках вымытые тарелки. Он посмотрел на сидящего на кровати Мо Жаня. В свете потрескивающей свечи тому показалось, что в глазах Чу Ваньнина скрыта какая-то тайна, но в следующий момент он опустил веки, не позволяя Мо Жаню увидеть больше. Повернувшись к нему спиной, он сел за стол.
— Учитель, вы не будете ложиться?
Стоило только этим словам вырваться наружу, и Мо Жань почувствовал, что допустил промах. Как ни крути, он повел себя как мужчина, который был настолько охвачен страстной жаждой, что принялся зазывать свою возлюбленную поскорее разделить с ним постель.
Не оборачиваясь, Чу Ваньнин холодно ответил:
— У меня еще остались дела. Если хочешь спать, ложись первым.
— Я тоже не хочу спать. Учитель, чем вы хотите заняться? Я могу помочь вам.
— Ты не сможешь мне помочь. Сегодня вечером я хочу сделать побольше передающих звук цветов яблони, — с этими словами Чу Ваньнин поднял руку. С кончиков его пальцев полился ровный поток духовной силы, из которой сформировался золотой яблоневый цветок, медленно опустившийся на край стола.
Цветок, созданный из духовной энергии Чу Ваньнина, обладал способностью записывать небольшие фразы, поэтому его можно было использовать для передачи сообщений на расстояние. Это была уникальная секретная техника, другие заклинатели и в самом деле не могли ее воспроизвести.
Озадаченный Мо Жань подошел к столу, отодвинул стул и сел. Подперев подбородок рукой, локтем он оперся на спинку стула и поинтересовался:
— Учитель, а зачем вы их делаете?
— Хочу продать.
— А?
Услышав удивление в голосе Мо Жаня, Чу Ваньнин поднял глаза и, обдав его холодным взглядом, ответил:
— Нам не хватит денег, чтобы остаться на острове Фэйхуа на все семь дней, но разве третья госпожа Сунь не торгашка? Я сделаю духовные цветы, которые будут сиять золотом круглый год. Учитывая, как эта женщина любит обвешиваться драгоценными побрякушками, думаю, она не удержится от покупки. Завтра пойду на местный рынок и попытаюсь продать их ей.
Мо Жань не смог сдержать смех:
— Учитель хочет... продавать цветы[2]?
[2] 卖花 màihuā майхуа «продавать цветы/красоту» — обр. в знач.: зарабатывать на проституции; продавать любовь за деньги.
Чу Ваньнин тут же переменился в лице. Конечно ему не понравилось сравнение с женщиной из борделя, что торгует невинностью[3], поэтому он резко ответил:
[3] 白兰花 báilánhuā байланьхуа «белая орхидея» — символ невинности.
— Цветы, созданные при помощи духовной энергии, нельзя сравнивать с теми «цветами».
— Тогда завтра будем вместе их продавать.
Чу Ваньнин предпочел не отвечать ему. Опустив голову, он сформировал еще пять цветков, и только после этого угрюмо сказал:
— Делай что хочешь, лишь бы потом тебе не было стыдно.
— А что в этом постыдного? — Мо Жань взял один из цветков и понюхал его. Запаха не было, но сияющие лепестки завораживали своей уникальной красотой и изяществом, а испускаемое ими золотое сияние отбрасывало причудливые блики на его привлекательное лицо и темные ресницы.
Мо Жань улыбнулся и сказал:
— Эта третья госпожа Сунь будет на коленях умолять вас продать их ей. Учитель, сколько вы планируете брать за каждый?
— Создание даже сотни таких цветов не потребует больших затрат духовной энергии. Как насчет трех медяков за штуку?
Мо Жань: — ...
Заметив его реакцию, Чу Ваньнин слегка нахмурился и с сомнением спросил:
— Слишком много?
Мо Жань лишь вздохнул. Он не стал комментировать много это или мало, а просто сказал:
— Учитель, завтра не назначайте цену — я все продам.
— Почему? Я и сам могу назначить цену на цветы.
— Три медных монеты? — Мо Жань выставил три пальца перед Чу Ваньнином и потряс ими перед его носом, — Учитель, вы — Юйхэн Ночного Неба, Бессмертный Бэйдоу! Это ваша секретная техника, которую не может повторить ни один заклинатель в мире, и вы собираетесь продавать эти духовные цветы по три медяка за штуку?!
— Но у меня никогда не спрашивали о них. Помимо красивого вида и способности передавать сообщения, эти цветы совершенно бесполезны, так что вряд ли они стоят дороже.
Мо Жань лишь рассмеялся:
— Тогда продайте их мне, ладно? Я отдам вам деньги прямо сейчас.
Чу Ваньнин отдернул руку и золотой лепесток, потеряв духовную подпитку, сорвался с кончиков его пальцев. Протянув раскрытую ладонь, он холодно сказал:
— По рукам.
— ...
В повисшей неловкой тишине Мо Жань потянулся за кошельком. Только тогда он вспомнил, что все их деньги были выжаты старой черепахой, и почувствовал себя немного сконфуженным.
Подняв глаза, Мо Жань увидел, что Чу Ваньнин с улыбкой смотрит на него, и смутился еще больше.
— Учитель знал, что у меня нет денег, поэтому… — обиженно пробормотал он себе под нос.
Чу Ваньнину это показалось очень забавным:
— Сам же бахвалился, что можешь купить меня.
— Я...
Мо Жань хотел было начать оправдываться, но замолк на полуслове.
Внезапно он понял, что слова, которые только что произнес Чу Ваньнин, прозвучали довольно двусмысленно.
На самом деле он хотел сказать «купить у меня цветы», но оговорился и все прозвучало так, словно вместо духовных цветов Мо Жань собирался купить его самого. От этой мысли у него перехватило дыхание, быстро забившееся сердце пропустило несколько ударов.
Он боялся смотреть в глаза Чу Ваньнину, опасаясь, что тот поймет, какие непристойные помыслы бродят у него в голове. Он просто пялился на его ладонь и тут внезапно осознал, что Чу Ваньнин так долго мыл посуду на улице, что горячая вода успела остыть и стала ледяной, так что кончики его пальцев покраснели от холода.
Не долго думая, Мо Жань просто крепко сжал эти холодные пальцы.
Чу Ваньнин был поражен и напуган. Изображая спокойствие и невозмутимость, он даже протянул руку, чтобы шутливо потребовать плату, но вместо этого попал в плен пары широких и теплых ладоней. Температура этих щедрых рук была очень приятной, но Чу Ваньнин отдернул пальцы, словно обжегшись о раскаленное железо.
— Что ты делаешь?!
— ...
У Мо Жаня изначально не было грязных мыслей, он просто хотел согреть Чу Ваньнина, ведь его сердце тревожилось за него. Столкнувшись с такой бурной реакцией, от неожиданности он ошеломленно замер.
В тусклом свете эти двое просто молча смотрели друг на друга, пока повисшую между ними тишину не нарушил треск оплывшей свечи.
Чу Ваньнин понимал, что повел себя слишком импульсивно и нужно как-то разрядить обстановку, но от неловкости только еще плотнее сжал губы и не смог проронить ни звука.
Мо Жань молча смотрел на него, чувствуя невыносимый зуд в груди. Невидимый росток, проросший в его сердце, начал набирать силу и стремительно расти, пытаясь вырваться наружу.
— Учитель...
— ...
— Возможно, вы...
Мо Жань умолк, так и не договорив. Кто знает, как все обернется, если он спросит. Его разум не дал ему сорваться в бездну[4], и он снова замолчал.
[4] 悬崖勒马 xuányá lèmǎ сюанья лэма «сдержать коня на самом краю пропасти» — обр. в знач.: одуматься пока не поздно, опомниться.
Однако, хотя Мо Жань и не закончил свой вопрос, Чу Ваньнин тут же отрезал:
— Нет.
Мо Жань даже опешил:
— Что «нет»?
— Что бы ты ни хотел у меня спросить, мой ответ — нет, — Чу Ваньнин нахмурил брови и напрягся, со стороны напоминая кота, который вздыбив шерсть и выпустив острые когти, не желает никого подпускать, защищая свою территорию. — Убери руки.
Мо Жань сразу отпустил его ладонь и тут же оперся локтями на спинку стула, всем видом демонстрируя невинность и послушание.
Чу Ваньнин вернулся к созданию цветов из духовной энергии, начав с оторванного лепестка. Внешне он выглядел очень холодным и неприступным, по привычке скрывая за гневом собственную беспомощность. Помолчав немного, Мо Жань сказал:
— Учитель, на самом деле я просто собирался спросить, не холодно ли вам и хотел... согреть ваши руки.
— Мне не холодно.
Ложь! Рука, которой он только что касался, была ледяной.
Чувствуя неловкость оттого, что они вот так сидели и молчали, Чу Ваньнин в итоге предложил:
— Если хочешь спать, ложись. Завтра я отведу тебя продавать цветы[5].
[5] 卖花 màihuā майхуа «продавать цветы» — обр. в знач.: продавать любовь за деньги; заниматься проституцией.
— ...
Обычно Чу Ваньнин говорил «отведу тебя практиковаться», «отведу тебя медитировать», «отведу тебя в библиотеку»...
А теперь он собирался отвести его «продавать цветы», и это звучало как-то...
Мо Жань изо всех сил пытался сдержать смех, но ему не удалось спрятать смешинки, бликами свечи прыгающие в его глазах. Он скрыл смешок за носовым «хм», но с места не двинулся.
— Иди спать.
Мо Жань бросил взгляд на кровать.
Он уже твердо решил, что не ляжет раньше Чу Ваньнина.
Дело в том, что Мо Жань так и не понял, ложиться ему спать на кровать или же на пол, поэтому он хотел принять решение исходя из выбора Чу Ваньнина. Если тот займет только одну половину кровати, оставив место и для него, значит, он сможет лечь рядом с ним.
А если Чу Ваньнин ляжет по центру, то... ничего не поделаешь, придется это принять.
От этой мысли лицо Мо Жаня залил стыдливый румянец.
— Я не хочу идти спать.
— Зачем сидеть здесь без дела? — нахмурился Чу Ваньнин.
Мо Жань поднял руку, соединив пять своих длинных красивых пальцев, и внезапно во вспышке духовной силы с них слетела огненно-красная бабочка[6].
[6] 蝴蝶 húdié худе — бабочка (дневная). От переводчика: бабочка является символом любви и верности. В Китае очень популярен перевод европейской пословицы: «любовь похожа на бабочку: сожмешь слишком сильно — она задохнется, отпустишь — и она улетит».
Чу Ваньнин: — ...
— Я просто продам ее, — Мо Жань засмеялся и щелкнул пальцами, после чего алая бабочка взлетела и села на отложенные Чу Ваньнином в сторону яблоневые цветы. Ее крылышки ярко вспыхнули, когда она пробралась в сердцевину золотого цветка и начала его опылять. — У меня нет ни стыда ни совести, так что я попрошу десять золотых за одну.
Чу Ваньнин внимательно следил, как такая же бесстыжая, как и ее хозяин бабочка порхает с цветка на цветок, слизывая с тычинок сладкий нектар.
Лицо его почернело.
— Мо Вэйюй!
— ...Что случилось?
Он был так зол, что не знал, что сказать.
В конце концов, Чу Ваньнин с трудом подавил свой гнев и хрипло выдавил:
— Ей красная цена три медяка, не больше.
Мо Жань расхохотался.
Насмеявшись всласть, он создал еще одну бабочку, которая на этот раз мягко приземлилась на яблоневый цветок, еще не покинувший кончики пальцев Чу Ваньнина.
— Другим людям я продам ее за десять золотых. Думаю, это хорошая цена.
Чу Ваньнин разозлился:
— Тогда давай ты продашь своих бабочек мне! — переведя дыхание, Чу Ваньнин жестко закончил. — А я перепродам их, потому что не могут они быть дороже моих цветов!
Поразмыслив немного, он дополнил свое деловое предложение:
— Но пока у меня нет денег, так что я заплачу тебе, когда мы вернемся на Пик Сышэн.
Создав третью бабочку, Мо Жань с улыбкой легонько подул на нее и огненная красавица запорхала вокруг Чу Ваньнина в причудливом танце. Сам же молодой человек, подперев голову загорелой рукой, мягко сказал:
— О чем вы?
— ...Не хочешь давать мне в долг?!
С надменным выражением лица Чу Ваньнин гордо вскинул подбородок и гневно свел брови. Про себя он решил, что если Мо Жань не даст ему в долг, то он разорвет их связь учителя и ученика, а потом преподаст урок этому невежественному и заносчивому нахалу.
Однако этот беспринципный наглец только широко улыбнулся, продемонстрировав ему свои сладкие ямочки, а потом вкрадчиво произнес:
— Нет, я хотел сказать...
И что же он хочет сказать?
Придав своему лицу еще более холодное и величественное выражение, Чу Ваньнин приготовился принять бой.
— Купите меня.
Намеренно или нет, но Мо Жань выразился так же двусмысленно, как сделал до этого Чу Ваньнин. Подперев щеку рукой, он серьезно посмотрел на него и, ласково улыбнувшись, сказал:
— Берите все, не нужно платы[7].
[7] От переводчика: в оригинале фраза звучит очень двусмысленно и ее можно интерпретировать как «я готов отдаться тебе целиком и бесплатно».
Он не ожидал подобного ответа.
Чу Ваньнин был поражен, на его лице тут же вспыхнул румянец.
Стояла уже глубокая ночь, когда бабочки и цветы яблони заполнили весь дом. Такого количества было более чем достаточно для продажи, но ни один из них не спешил укладываться спать.
Мотивация Мо Жаня была понятна, он просто хотел посмотреть, как поведет себя Чу Ваньнин, а потом действовать по обстоятельствам. И хотя Чу Ваньнин не знал о разработанном Мо Жанем хитром плане, он тоже не желал брать на себя ответственность, и собирался посмотреть, как поступит Мо Жань.
Он ляжет на пол... или на кровать?
Пусть рядом с этим молодым мужчиной Чу Ваньнин не чувствовал себя в безопасности, но если бы тот лег на кровать, он не стал бы его прогонять.
В сердце своем он таил надежду, что утомленный Мо Жань пробурчит под нос «спать хочу» и просто ляжет на кровать.
Почему он все еще не спит?!
Мо Жань и Чу Ваньнин продолжали создавать бабочек и цветы, с тревогой размышляя об одном и том же.
«Ну же, иди спать. Ложись на кровать, а потом и я…»
— Учитель.
— Что?
— Вы не устали? Уже слишком поздно, может, пора лечь отдохнуть?
— Нет, все в порядке, я могу долго не спать.
Так прошло еще два часа.
— Мо Жань.
— Да?
— Почему ты все еще здесь сидишь?
— Хочу сделать побольше бабочек. Если учитель хочет спать, то ложитесь первым, а я потом лягу.
Сцепив челюсти, Чу Ваньнин из последних сил боролся с зевотой. Он не спал уже две ночи подряд, его глаза покраснели от недосыпа, но он продолжал упорствовать:
— Я пока не хочу спать.
Мо Жань: — …
Сложно сказать, сколько еще прошло времени, но когда бабочки и цветы стали похожи на наполнивший дом сверкающий золотисто-алый океан, сонный Мо Жань с трудом поднял голову и ошеломленно замер.
Чу Ваньнин так сильно устал, что уснул прямо на столе.
На кончиках его пальцев застыл наполовину сформированный цветок яблони. Золотые лепестки трепетали от мерного дыхания крепко спящего человека. Мо Жань осторожно снял недоделанный цветок с кисти Чу Ваньнина, а затем поднял его на руки...
Автору есть что сказать:
Баллы Храбрости, начисленные Сукину Сыну — 200, шкала прогресса [400/800].
Психологическая подготовка Учителя завершена на [40/100].
Маленькая зарисовка «Продолжай писать!»
Продолжите последнее предложение сегодняшнего дня:
На кончиках его пальцев застыл наполовину сформированный цветок яблони. Золотые лепестки трепетали от дыхания спящего человека. Мо Жань осторожно снял недоделанный цветок с кисти Чу Ваньнина, а затем поднял его...
Начали!
Затем поднял его и бросил на пол.
Затем поднял его и с досадой бросил на кровать.
Затем поднял его и яростно бросил в море.
Затем поднял его, забросил на коня и пустился вскачь.
Затем поднял его и подбросил до потолка.
Затем поднял его и сломал себе руку.
Затем поднял его, и молния прошила его поясницу.
Затем поднял его и выпнул из дома, словно надувной мяч.
Затем поднял его! Да! Спортсмен под №10 Мо Вэйюй отлично справился с этим пасом. Даже не поскользнувшись, несмотря на коэффициент сложности 0.5, он очень плавно провел эту подачу и мастерски ушел от удара. Это большой шаг в спортивной карьере нашего игрока Мо Вэйюя!
Затем поднял его, снял верхнюю одежду (перья/шерсть), нижнее белье (кожу) и положил на кровать (тарелку)… О чем вы только думаете?! Посолил, поперчил, залил соевым соусом, оставил мариноваться на 15 минут, после чего поставил запекаться в духовке до хрустящей золотистой корочки! [Приятного аппетита!]
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления