В тот день, когда затворничество Чу Ваньнина подошло к концу, на Пик Сышэн явился незваный гость.
Тук-тук-тук.
Ранним утром в ворота Павильона Алого Лотоса настойчиво постучали.
Мо Жань как раз помогал Чу Ваньнину переодеться. После десяти дней медитации тот еще не совсем пришел в себя, поэтому, услышав стук в дверь, довольно холодно отозвался:
— Войдите.
— Пфф! — фыркнул Мо Жань.
— …И над чем ты смеешься?
— Учитель, вы же сами наложили защитные чары на ворота — кто еще, кроме меня и Сюэ Мэна, сможет войти?
Только теперь Чу Ваньнин вспомнил об этом и, подняв руку, снял барьер. Снаружи оказался прибывший с докладом, провонявший винными парами ученик, который, сгорая от беспокойства, метался перед воротами словно безголовая муха[1]:
[1] 没头苍蝇 meí toú cāng ying мэй тоу цан ин «муха с отрезанной головой» — обр.: о людях, которые бесцельно мечутся, не зная, что делать.
— Старейшина Юйхэн, беда! Сильный демон явился к воротам Зала Даньсинь!
Переглянувшись, учитель и ученик немедленно отправились к месту событий.
Уже на подходе Мо Жань заметил огромную тыкву-горлянку[2], катающуюся по площади перед Залом Даньсинь, и столпившихся поодаль учеников и старейшин, которые ошеломленно наблюдали за ее перемещениями.
[2] 葫芦 húlu хулу — лагенария обыкновенная (Lagenaria siceraria), тыква-горлянка.
Мо Жань не мог поверить своим глазам:
— …Сильный демон?
Огромная тыква:
— Бур-бур-бур-бо!
Заметив, что пришли Чу Ваньнин с Мо Жанем, растроенный Сюэ Чжэнъюн заметно взбодрился и, хлопнув себя по ляжке, громко крикнул:
— А, Юйхэн! Как вовремя ты проснулся! Теперь мы спасены! Скорее иди сюда! Выручай!
Чу Ваньнин все еще пребывал в некой растерянности, однако из-за природной холодности и бесстрастности, даже когда он был ошеломлен, его лицо все так же сохраняло невозмутимое выражение, и было совершенно непонятно, о чем он думает:
— Хм?
— Это еще один монстр, сбежавший из Пагоды Цзиньгу, — Сюэ Чжэнъюн горестно насупил брови. По его лицу было не понять — то ли он злится, то ли веселится от души. — Принесла же нелегкая, а теперь и не выгонишь эту… Разгульную[3] Тыкву.
[3] 酒色 jiǔsè цзюсэ — вино и женщины/цвет; пьянство и разврат.
Подняв глаза, Чу Ваньнин смог в полной мере оценить размер бедствия — огромная тыква, величиной с двух рослых мужчин, каталась по каменной мостовой как сумасшедшая. Все ее тело источало перламутровый блеск, из открывающегося то тут, то там отверстия, похожего на рот, время от времени вырывалась тонкая струйка бледно-розового дыма, а иногда и фонтанчик булькающего красного вина. Судя по всему, это и правда был легендарный демонический дух Разгульной Тыквы.
— Но ведь эта нечисть не вредит людям, — сказал Чу Ваньнин.
— Но она их спаивает!
Это была истинная правда. Каждый раз, догнав кого-то из учеников, Разгульная Тыква трескалась и из открытого «рта» начинала извергать на него вино с уже знакомым:
— Бур-бур-бур-бо[4]!
[4] 咕噜 gūlu гулу — журчать, булькать (о воде); бурчать (в животе); 啵 bō бо — целовать, чмок. От переводчика: «Буль-бур-буль-чмок».
Чу Ваньнин: — …
— Я слышал, что усмирить эту Разгульную Тыкву сможет только тот, кто ее перепьет, — с надеждой глядя на Чу Ваньнина, сказал Сюэ Чжэнъюн. — Юйхэн, по-твоему…
У Чу Ваньнина внезапно разболелась голова. Приложив руку к виску, он отошел в сторону и, призвав Тяньвэнь, взмахнул ей перед Разгульной Тыквой.
— Хватит бегать, — строго сказал он. — Я выпью с тобой.
Толстая тыква от радости закачалась из стороны в сторону, тут же треснула и из отверстия в лицо Чу Ваньнина брызнула струя вина. Неожиданно он легко увернулся, запросто избежав винного душа. Мало кто успел заметить яркую золотую вспышку, но уже мгновение спустя Разгульная Тыква была крепко-накрепко связана Тяньвэнь.
— Давай-ка изменим способ возлияния. Может, у тебя где-то чарка припасена?
— Бур-бо! — из трещины выпала половинка маленькой тыквы-горлянки, наполненная кристально-прозрачным крепким вином. — Бо!
Под пристальными взглядами множества людей Чу Ваньнин невозмутимо уселся и неспешно начал распивать вино с Разгульной Тыквой.
— Бур-бо-бо-бо-бо!
— Да, давай еще по чарке.
— Бо!
— А «Белые Цветы Груши» у тебя есть?
— Бо-бо-бо!
Сюэ Чжэнъюн изумленно спросил:
— Юйхэн, ты как будто понимаешь, что она говорит?
— Ну да, — ответил Чу Ваньнин. — Нечисть этого вида легко понять.
— Бо-бо-бо, — пробубнила Разгульная Тыква.
Мо Жань со смехом спросил:
— Учитель, а сейчас она что сказала?
— Ведет со мной застольную беседу. Говорит, что уже очень давно не сушилась на солнышке.
Пьяная тыква выглядела очень довольной. Кажется, она даже поняла слова Чу Ваньнина и, панибратски перекатившись поближе, по-дружески плеснула в его тыквенную чарку вина до самых краев.
— На этот раз это «Белые Цветы Груши»?
— Бо!
— Я не люблю «Свадьбу дочери».
— Бо... — разгульная тыква поспешила выплеснуть вино, заменив его на другое.
Наблюдавшая за этим толпа людей изумленно притихла. Никто не мог даже слова вымолвить.
Нет, вы только посмотрите — человек и демон как ни в чем не бывало спокойно пьют с утра до полудня, при этом человек не пьянеет, а демон радуется как дитя. У многих от такого зрелища глаза на лоб полезли и челюсти поотвисали. У входа в Зал Даньсинь собиралось все больше и больше народа.
Пришли и Сюэ Мэн с Ши Мэем.
Увидев Ши Мэя, Мо Жань тут же вспомнил о недоразумении между ними и, почувствовав угрызения совести, хотел было сам подойти и принести извинения, но Ши Мэй, краем глаза заметив его перемещения, развернулся и сразу же ушел.
Выглянувший из зала Даньсинь Сюэ Мэн толкнул Мо Жаня локтем и сказал:
— Похоже, он все еще сердится на тебя за то недоразумение.
Мо Жань с тоской спросил:
— Так что же мне теперь делать?
— Поговори с ним. А то из-за вас я тоже мечусь как между двух огней, — отозвался Сюэ Мэн. — Давай, иди уже, так или иначе, тут и без тебя все под контролем.
Мо Жань бросил взгляд на спаивающего Разгульную Тыкву Чу Ваньнина и, решив, что в ближайшее время вряд ли стоит ждать каких-то сюрпризов, сказал Сюэ Мэну:
— Тогда я пойду, разыщу его, а ты останься, присмотри за Учителем. Если что-то пойдет не так, сразу же сообщи мне.
Найти Ши Мэя не составило никакого труда. Догнав его около площадки для тренировок по фехтованию, Мо Жань позвал:
— Ши Мэй!
— …
— Ши Мэй!
Ши Мэй остановился, обернулся и спокойно посмотрел на него:
— А-Жань, у тебя ко мне какое-то дело?
— Нет…. — Мо Жань поспешно замахал руками и, нахмурив брови, сказал, — я пришел сказать тебе, что в прошлый раз повел себя очень неправильно.
— О каком конкретно случае ты сейчас говоришь?
У застывшего в изумлении Мо Жаня даже глаза округлились:
— Что?
Выражение лица Ши Мэя по-прежнему было кротким и нежным, поднявшийся ветер ласково растрепал волосы на его висках:
— Это когда в Павильоне Алого Лотоса ты решил, что я хочу причинить вред Учителю? А может, речь о деревне Юйлян, когда ни один из вас не сел со мной за стол? Или, возможно, о том, что случилось еще раньше: когда Учитель очнулся, я принес вам двоим вино, а ты за весь ужин не сказал мне даже пары слов? Так какой из этих случаев ты имеешь в виду?
Совершенно не ожидавший, что ему вдруг припомнят такие давние дела, Мо Жань совсем растерялся. Потребовалось время, чтобы он смог собраться с мыслями и выдавить:
— Ты… ты уже так давно злишься на меня?
Ши Мэй покачал головой:
— На самом деле я не злюсь, но все же это меня задело.
— …
— А-Жань, с тех пор как Учитель возродился, ты сознательно стараешься отдалиться от меня.
Мо Жань не знал, что сказать. Все это время он действительно старался держаться подальше от Ши Мэя. Прежде они были слишком близки, и Чу Ваньнин, конечно, не мог этого не замечать.
Со времен своей юности Мо Жань всегда чувствовал, что в их отношениях с Ши Мэем чего-то не хватает, но спустя годы так и не решился порвать этот плотный слой оконной бумаги между ними. Когда же он, наконец-то, смог осознать свои истинные чувства, то понял, что совершенно не представляет, как теперь ему вести себя с Ши Мэем, и что делать с их отношениями…
Мо Жань уже думал открыто поговорить с Ши Мэем, но в итоге решил, что это будет неуместно. Он ведь никогда не признавался в своих чувствах и не знал, что испытывает по отношению к нему сам Ши Мэй, так что, заяви он сейчас о разрыве их отношений, это прозвучало бы излишне резко и самоуверенно.
Поэтому в итоге Мо Жань решил просто потихоньку деликатно исчезнуть из его жизни.
Ши Мэй пристально смотрел на него, но так и не дождавшись ответа, сказал:
— Когда ты только появился на Пике Сышэн, мы с тобой договорились, что раз я тоже сирота и у меня не так уж много друзей, с этих пор мы всегда будем членами одной семьи.
— …Да…
— Почему ты так переменился?
На сердце Мо Жаня словно лег камень, а его разум охватило смятение, ведь, если подумать, он и сам не мог объяснить, почему вдруг решил вот так резко отдалиться от Ши Мэя.
Получается, что после своего возвращения из Призрачного Царства, он не сказал Ши Мэю и сотни фраз? С тех пор два человека, которые раньше были неразлучны, с каждым днем становились все дальше и дальше друг от друга. В глубине души Мо Жань не мог не усомниться в правильности своего решения отойти в сторону. Похоже, желая сделать как лучше, в итоге он слишком далеко зашел.
— Я виноват, прости меня, — сказал он.
— …Ерунда, не о чем тут сожалеть, — Ши Мэй отвел взгляд. — Ладно, просто забудь, вот и все.
— Не сердись. Когда ты злишься… мне тоже от этого плохо. Ты всегда был очень добр ко мне.
Ши Мэй, наконец, слабо улыбнулся:
— Я был очень добр к тебе. А если сравнить с Учителем?
— Это не одно и то же, — ответил Мо Жань.
Глядя на возвышающиеся вдали иссиня-черные горные вершины, Ши Мэй сказал:
— Я помню, прежде ты говорил мне, что я хорошо отношусь к тебе и согреваю тебя своим душевным теплом. А что насчет Учителя?
— Он дал[5] мне жизнь, — ответил Мо Жань.
[5] 给 gěi гэй — давать; даровать.
Ши Мэй очень долго молчал, прежде чем тяжело вздохнуть:
— Не сравнить.
Видя его таким, Мо Жань почувствовал, что камень, лежавший на его сердце, стал еще тяжелее:
— Это в принципе нельзя сравнивать. Все люди разные, так же как и отношения между людьми, а ты…
Ши Мэй не стал ждать, пока он договорит. Повернув голову навстречу ветру, стоя в профиль к Мо Жаню, он похлопал его по груди и сказал:
— Ладно, тебе незачем это говорить. Я знаю, что ты хочешь сказать. Я тоже слишком придирался к тебе. На самом деле, я не такой мелочный человек, но ты опять все неправильно понял, и это действительно очень огорчило меня.
— Э…
— Давай покончим с этим сейчас и больше не будем вспоминать об этом.
Черные глаза Мо Жаня наполнились нежностью. Чуть кивнув головой, он с благодарностью сказал:
— Хорошо.
Ши Мэй привалился своим стройным телом к каменным перилам ограды, которой была обнесена тренировочная площадка. Опустив голову, он смотрел на раскинувшийся под их ногами горный лес и слушал шелест листьев. Спустя какое-то время…
— Давай вернемся.
— Что ты хотел сказать в том году?
Они заговорили почти одновременно. Совсем растерявшийся Мо Жань удивленно переспросил:
— В каком году?
— В том году, когда небо раскололось, — ответил Ши Мэй.
Мо Жань только сейчас вспомнил, как во время Небесного Раскола над Цайде, его невысказанное признание так и замерзло у него на губах…
— Тогда ты не договорил, и я так и не узнал, что именно ты хотел сказать мне. Могу я спросить об этом сейчас?
Мо Жань только хотел ответить, как вдруг за его спиной, как раз со стороны Зала Даньсинь, раздался страшный грохот.
Они оба вмиг переменились в лице.
— Там ведь Учитель! — крикнул Мо Жань. И Ши Мэй, не тратя время на болтовню, твердо сказал:
— Нужно вернуться и посмотреть!
Они вместе бросились к главному дворцу, только чтобы обнаружить на площади около Зала Даньсинь вторую гигантскую тыкву.
Мо Жань в шоке спросил:
— Это еще что?!
Закрыв лицо рукой, Сюэ Чжэнъюн пробормотал:
— Разгульная тыква.
— Сколько их вообще?!
— Только две. Одна для вина, а вторая для распутства. Они как два цветка лотоса на одном стебле, двойня, одним словом, — казалось, Сюэ Чжэнъюн вот-вот взорвется от гнева. — Пока младший брат пытался перепить Юйхэна, сюда заявился еще и старший.
Потребовалось время, чтобы Мо Жань осознал сказанное, а когда это случилось, его бровь нервно дернулась:
— Если Пьяная Тыква любит спаивать людей, тогда Распутная… — он переменился в лице и, резко обернувшись, зло уставился на кружащую по полю огромную тыкву нежно-розового цвета.
Сюэ Чжэнъюн сконфуженно договорил:
— Распутная Тыква способна ввести в соблазн кого угодно, и укротить ее может только самый целомудренный человек.
Мо Жань тут же завертел головой, громко крича:
— Сюэ Мэн!
— Ха! — воскликнул Ши Мэй, после чего тоже поинтересовался: — А где Сюэ Мэн? Куда он делся?
— …Он уже проходит испытание в этой тыкве. Сказал, что хочет разделить заботы Юйхэна, — ответил Сюэ Чжэнъюн, указав на катающуюся по площади Распутную Тыкву.
Мо Жань облегченно выдохнул:
— Тогда все в порядке. Если Сюэ Мэн не самый целомудренный человек в этом мире, то на всем белом свете больше не осталось непорочных людей.
Как только звук его голоса затих, раздался грохот и «Бах!» — из горлышка Распутной Тыквы вылетело тело Сюэ Мэна, упав прямо посреди толпы. Из-за этого громкого звука все взгляды устремились прямо на него, и даже выпивавший с Пьяной Тыквой Чу Ваньнин оторвался от чарки и повернул голову.
— Что случилось? — спросил изумленный Ши Мэй.
Кто-то испуганно сказал:
— Неужели даже молодой господин не…
— Кхе-кхе! — залившийся румянцем Сюэ Мэн, пошатываясь, поднялся на ноги. В глазах его смешались гнев и стыд. Повернувшись к Распутной Тыкве, он заорал: — Ты… ты развратное чудовище! Ты... ты… ты бесстыжая нечисть!
Мо Жань осмотрел Сюэ Мэна с ног до головы. Непонятно, когда тот успел переодеться в шитые золотом алые свадебные одежды и украсить затейливую прическу дорогими украшениями, но в любом случае смотрелось все это на нем очень забавно и интересно:
— Что тут все-таки происходит?
Не найдя цензурных слов, Сюэ Чжэнъюн просто закрыл лицо всей пятерней.
— Я слышал, что Распутная Тыква не так уж и похотлива, — сказал Ши Мэй. — На самом деле, она хочет найти самого чистого и романтичного человека, сердце которого еще никем не занято, чтобы вступить с ним в брак. Говорят, поглощенные ей люди оказываются в комнате для новобрачных…
— …И что потом?
— А потом Дух Распутной Тыквы превращается в невесту или жениха, лицо которого, вне зависимости от пола, прикрыто вуалью, и нужно, чтобы поглощенный ей человек сам ее поднял.
— Подняв вуаль, он увидит истинное обличье Распутной Тыквы? — уточнил Мо Жань.
— Естественно, нет. Каждый увидит что-то свое: если у тебя есть любимый, то ты увидишь именно этого человека, а если никто тебе не мил, но ты похотлив, то, говорят, сможешь увидеть… — Ши Мэй смущенно кашлянул и сконфуженно закончил, — …абсолютно обнаженного несравненной красоты человека, мужчину или женщину. Только человек, чья душа кристально чиста, может увидеть истинный облик Распутной Тыквы.
Мо Жань обернулся и с недоверием взглянул на дымящегося от ярости Сюэ Мэна:
— В таком случае, кого же там увидел Сюэ Мэн?
Он правда не мог поверить, что в сердце Сюэ Мэна может поселиться хоть кто-то, и уж тем более, что ему в грезах может явиться какая-нибудь голая красавица или красавец.
Но факт остается фактом: Сюэ Мэна действительно выкинуло из Распутной Тыквы. К тому же теперь довольная тыква очень весело и задорно каталась по площади, так что всем было совершенно очевидно, что она наслаждается шуткой, которую сыграла с ним.
Жалостливый Ши Мэй не выдержал и подошел поддержать Сюэ Мэна:
— Возможно, Распутная Тыква просто что-то не так поняла…
Прежде чем он договорил, Сюэ Мэн вытащил Лунчэн и, направив его на Распутную Тыкву, яростно заорал:
— Блядина, ты специально превратилась в меня, чтобы сбить с толку! Еще и посмела обрядить меня в это женское тряпье! Сучара тыквоголовая! Протухшая бахча! Как ты посмела так опозорить меня!
— … — ученики Пика Сышэн, включая Мо Жаня, замолкли, изо всех сил пытаясь сдержаться, но это было совершенно невозможно, и пару секунд спустя все уже хохотали как сумасшедшие.
Удивительное дело, но даже для самовлюбленного Сюэ Цзымина, этого распускающего хвост павлина, нарцисса, что часами мог любоваться своим отражением, Распутная Тыква подобрала подходящую невесту. Когда Сюэ Мэн поднял вуаль, то увидел свое собственное ярко накрашенное лицо…
— В общем-то, это логично, — заметил Мо Жань, который изо всех сил сдерживал гомерический хохот. Ухмыльнувшись, он чуть кивнул головой и метко добавил, — из Сюэ Мэна должна была выйти очень красивая девица.
Не успев насладиться собственной шуткой, он услышал, что Сюэ Чжэнъюн, который выглядел так, словно страдает от головной боли, громко крикнул:
— Юйхэн, как насчет того, чтобы оставить Пьяную Тыкву на десерт, и сначала помочь нам укротить эту Распутную Тыкву?
Автору есть что сказать:
Маленький спектакль «К разговору о смене пола Сюэ Мэна»:
fem!версия, полный ООС, не принимайте всерьез.
Требования барышни Сюэ Мэнмэн к будущему мужу:
Мужчина. Сила и боевые навыки не ниже моих, «индекс привлекательности[7]» не меньше моего. Принимая во внимание, что в моей семье есть княгиня[8], как ее прямая наследница, я могу позволить себе быть разборчивой. Рассчитываю, что месячный доход моего избранника составит не менее миллиона, чтобы он мог позволить себе приобрести апартаменты в районе второго кольца имперской столицы, построить трубопровод по перекачке духовной энергии из Духовной школы Жуфэн на мою кухню, отрезать голову этой собаке Цзян Си, а так же почитал и уважал моих родителей. Кроме того, я рассчитываю на достойное содержание после свадьбы. На Новый год супруг обязан дарить мне 99999 красных конвертов с внушительной суммой (и на праздник Цинмин также) и желательно налом, чтобы я могла их сфотографировать, разослать фото своим друзьям в WeChat на зависть моему двоюродному брату Мо Вэйюю.
[7] 颜值 yánzhí яньчжи «номинальная стоимость» — инт.-сленг: «индекс привлекательности»: числовое значение (сумма баллов), для оценки привлекательности человеческого лица (исходя из общепринятого эталона);
[8] отсылка к госпоже Ван: 王 wáng ван — князь; царь, король.
Но самое главное, я надеюсь найти честного человека, который понравится моей маме. Заранее спасибо.
А теперь о реакции главных героев, прочитавших требования барышни Сюэ к будущему мужу:
Мо Жань: — Неужели на гетеросексуальном брачном рынке такие мародерские требования? Какое счастье, что я гей*.
Чу Ваньнин: — Какое счастье, что и я гей.
Ши Мэй: — Какое счастье, что я тоже гей.
Наньгун Сы: — Почему опять появилась эта сумасшедшая женщина, которая в прошлый раз обвиняла меня в «звездной болезни»?
Е Ванси: — Какое счастье, что я женщина.
Мэй Ханьсюэ: — Какое счастье… э, еще ведь не поздно стать геем[9]?
[9] Везде, вместо приличного слова гей (да, есть несколько приличных значений), употреблено жаргонное слово 搞基 gǎojī гаоцзи — жарг. заниматься мужеложеством, долбиться в очко; пидорас.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления