Экстра 4.4. Сюэ Мэн, на свидании вслепую. Ваньнин просто великолепен!

Чу Ваньнин. Мо Жань. Горная усадьба Таобао.

Когда эти два имени и одно название всплыли в сознании Сюэ Мэна одновременно, он сразу вспомнил о некоторых невыносимо неприятных событиях… Некогда Тасянь-Цзюнь сказал ему, что в Горной усадьбе Таобао Мо Жань занимался непотребством в койке с Чу Ваньнином прямо у него на глазах, когда он сам был отделен от них только занавеской.

Полученная им тогда душевная травма была слишком сильна.

Если бы можно было повернуть время вспять, как только Тасянь-Цзюнь успел открыть рот, чтобы произнести первое слово, он бы тут же прервал его излияния громким криком…

— Ничего не говори! Я могу это представить!!!

Однако человек не может вернуться в прошлое и нужно уметь смотреть в лицо настоящему.

Чтобы подчинить Демона Свитка, Сюэ Мэну пришлось довериться старейшине Чэнь Сюйюаню и написать послание своему учителю и двоюродному брату с почтительной просьбой к уважаемому наставнику Чу спуститься с горы, чтобы помочь им решить эту проблему.

После того, как письмо было отправлено, им оставалось только ждать.

Гора Наньпин находилась на берегу озера Сиху, что было очень близко к Горной усадьбе Таобао. Даже если не лететь на мече, а просто прогулочным шагом спуститься со скрытой за барьером белых облаков горной вершины и дойти до усадьбы, потребовалось бы от силы часа четыре. Но, непонятно почему, после отправки сообщения до самого рассвета от Чу Ваньнина так и не пришло ответа.

Как самый проницательный и умудренный определенным опытом, младший Мэй Ханьсюэ, конечно, догадался о причине такой задержки. Взглянув на восходящее солнце, он поднялся на ноги и объявил:

— Нам всем лучше пойти отдохнуть. Боюсь, до полудня новостей ждать не стоит.

Ученики Горной усадьбы Таобао, которые тоже стояли на страже всю ночь, услышав его слова, даже не стали вникать в скрытый за ними смысл. Тупо кивнув в ответ, они, зевая, разбрелись кто куда, рассчитывая немного вздремнуть.

Только Сюэ Мэн нахмурился и, раздраженно взглянув на него, спросил:

— Почему не стоит ждать? Мой учитель скоро придет, он никогда не залеживается в постели.

— Ты все еще слишком мало знаешь о своем учителе, — с легкой улыбкой возразил Мэй Ханьсюэ.

— Чушь собачья! Думаешь, что знаешь его лучше меня? Если не веришь мне, почему бы нам с тобой не заключить пари?

— О? — Увидев в его взгляде упрямое нежелание смириться, Мэй Ханьсюэ в один миг почувствовал небывалый прилив энергии и, словно поддразнивая птичку, защебетал:

— И на что же ты спорить будешь? Не припомню, чтобы, покидая дом, ты взял с собой серебро. Что на кон поставишь?

— Кто сказал, что я ничего не взял? Подожди… — Стиснув зубы, Сюэ Мэн начал рыться в своем карманном мешочке.

Конечно, Сюэ Мэн не сидел совсем без денег, но из-за того, что он совсем недавно стал главой школы и перед другими часто пускал пыль в глаза, ему все еще не хватало опыта. Старейшина Сюаньцзи беспокоился, что он может начать проматывать деньги или будет обманут женщиной с корыстными побуждениями вроде Хуа Жовэй, поэтому старейшины уделяли особое внимание управлению финансами школы. Хотя Сюэ Мэн был главой школы, ежемесячно он мог получить от Сюаньцзи лишь очень скромную сумму денег на карманные расходы.

И в этом месяце, к стыду своему, большую часть своих сбережений он потратил на свидание с Цзян Си.

Вдобавок Цзян Си еще и смотрел на него свысока! По выражению глаз Цзян Си, когда он был скрыт личиной «Жо Ин», было очевидно, что он считал его нищебродом!

Что уж говорить о последующем свидании с Тасянь-Цзюнем и всеми этими странными мужчинами и женщинами, что были после него… Все эти обольстительные дешевки так материально выжали лучшего представителя молодого поколения, гениального Сюэ Цзымина, что дошло до того, что ему приходилось считать, хватит ли ему денег на туалетную бумагу[1] при посещении отхожего места.

[1] 草纸 cǎozhǐ «соломенная бумага» — низкосортная (грубая) бумага, которая изготавливалась из тростника, соломы и сорняков, использовалась для черновиков, уборки, а также как туалетная бумага.

Но, чтобы защитить репутацию Чу Ваньнина, как бы беден и измотан он ни был, глава Сюэ должен сделать эту ставку!

В худшем случае он сократит расход туалетной бумаги вдвое!

Именно поэтому сейчас Мэй Ханьсюэ, широко открыв глаза, наблюдал, как Сюэ Мэн, перерыв все карманы, отыскал кучу мелочи, которая, если все сосчитать, и на пятьдесят медяков не потянет, и с таким видом, словно это пятьсот миллиардов, вывалил на стол, так, что парочка монет покатились и упали на землю.

Мэй Ханьсюэ: — …

— Ставлю на то, что мой учитель придет в течение двух часов после завтрака! — решительно рубанул Сюэ Мэн.

— …А что, если он не придет?

— Тогда это все твое!

Мэй Ханьсюэ посмотрел на эту кучку потертых медных монет и, обернувшись, с улыбкой сказал:

— Я слышал, что когда-то образцовый наставник Чу сказал: если хочешь играть, играй по-крупному. Давай забудем о деньгах и попробуем поставить на кон что-то еще?

— Что-то еще?

— Выбежать голым на улицу, выступить в борделе.

Сюэ Мэн: — ??!!

Старший Мэй Ханьсюэ нахмурил брови:

— Что за пошлые шутки?

Мэй Ханьсюэ прикрыл рот, потом развел руками и, не выдержав, рассмеялся:

— Не стоит принимать все всерьез, я просто дразнил его. Дайте-ка мне еще немного подумать… — Младший Мэй Ханьсюэ скрестил руки на груди и, изогнув бровь, предложил: — Как насчет такого… Почему бы проигравшему не нарядиться девушкой в соответствии с пожеланиями победителя?

— … — Сюэ Мэн болезненно скривился и нахмурил брови. — Нет, Мэй Ханьсюэ, скажи, что не так? Это ведь не из-за того, что раньше я заставлял тебя носить женскую одежду? Могу я спросить, почему ты не можешь это преодолеть?

На этот раз оба брата Мэй Ханьсюэ уставились на него с таким непостижимым выражением лиц, что Сюэ Мэн почувствовал, как у него по спине побежали мурашки. Заикаясь, он спросил:

— Что? Я же просто пошутил, на самом деле я ведь никогда этого не делал. Я… я всегда был честным и праведным человеком и никогда не издевался над людьми и не задирал слабых…

— Конечно, — с улыбкой сказал младший Мэй Ханьсюэ. — Ты — самый лучший.

Сюэ Мэн: — …

Почему это прозвучало так зловеще?..

…

Как показало будущее, у Сюэ Мэна была потрясающая интуиция.

В своем ожидании наставника он скатился от надежды к отчаянию, а потом и к полному упадку духа. Наконец после полудня, когда он совсем впал в уныние, ученики Горной усадьбы Таобао принесли ему добрую весть:

— Образцовый наставник Чу и образцовый наставник Мо прибыли!

Волосы Чу Ваньнина были собраны под нефритовый венец, белоснежные одежды развевались на ветру. Его образ оставался все таким же кристально-чистым и ясным, но отчужденным и холодным, словно у истинного небожителя, но почему-то уголки его глаз покраснели и, хотя лицо наставника Чу оставалось спокойным, в морщинке между бровей можно было заметить намек на подавляемый гнев. На фоне такого Чу Ваньнина следовавший на шаг позади него Мо Жань, лицо которого выражало безграничное сожаление и беспомощность, выглядел даже немного смешно.

Оказалось, что вчера вечером Чу Ваньнин услышал щебетание духовной птицы, посланной Горной усадьбой Таобао. Решив, что, возможно, дело срочное, он хотел пойти взглянуть, но прошлой ночью была очередь Тасянь-Цзюня, который по натуре своей не был склонен интересоваться делами других людей, а уж если страсть захлестнула его с головой, просто не мог прерваться. Несколько раз Чу Ваньнин порывался остановить его, но сначала Тасянь-Цзюнь уговаривал его, используя выражения «по-быстренькому» и «посмотришь, как только закончим».

В результате рот Мо Жаня оказался лживее, чем у самой распоясавшейся нечисти. Что значило его «по-быстренькому»? Что значило его «посмотришь, как только закончим»? Он и не думал что-то заканчивать, и это длилось просто бесконечно! Птичка Ма Юня снаружи уже сорвала голос и чуть не сдохла, тогда как «птичка» Тасянь-Цзюня даже не выказала признаков усталости.

В конце концов Чу Ваньнин настоял на том, чтобы выйти и посмотреть, в чем дело. В припадке ярости Тасянь-Цзюнь привязал его прямо к столбу и, чтобы сломить волю Чу Ваньнина, заставил его принять несколько средств, купленных заранее на черном рынке. Благодаря этой выходке весенняя ночь стала бесконечно восхитительной и яркой, и даже когда посреди ночи его личность снова изменилась, пришедший на смену императору образцовый наставник Мо, увидев Чу Ваньнина в таком состоянии, уже не смог остановиться.

По итогу на следующий день Чу Ваньнин очнулся ото сна только после полудня и наконец смог получить письмо из Горной усадьбы Таобао о том, что Демон Свитка стал большой бедой.

Совершенно очевидно, что эта задержка была вызвана Наступающим на бессмертных Императором, но и образцовый наставник Мо недалеко от него ушел. Кроме того, если добраться до самого истока проблемы, образцовый наставник Мо и Тасянь-Цзюнь по сути являлись одним, а значит, можно сказать, что все случилось по вине самого Мо Жаня. Именно поэтому Чу Ваньнин отказывался разговаривать с Мо Вэйюем на протяжении всего спуска с горы, обращаясь с ним так, словно он был статуей из глины или деревянным чурбаном.

— Образцовый наставник Чу, образцовый наставник Мо!

— Добро пожаловать, образцовый наставник Чу, образцовый наставник Мо!

Чу Ваньнин уже знал истоки и последствия бед, вызванных Демоном Свитка, поэтому, когда он вошел в зал и увидел Сюэ Мэна, ему захотелось отчитать его за глупое поведение, но из-за того, что статус Сюэ Мэна был уже не тот, что раньше, ему пришлось сдержать свои эмоции.

В конце концов Чу Ваньнин просто слегка нахмурил брови и сказал:

— Как можно было попасть в такую переделку?

Изначально Сюэ Мэн был недоволен, но стоило ему увидеть Чу Ваньнина, и все его недовольство растаяло без следа. Он тут же ответил:

— Учитель, этот свиток изучил и копирует меня, я не специально…

Мо Жань вытаращился на него:

— Сюэ Мэн, после того, как мы расстались в Учане, ты... почему ты так долго продолжал играть с Рассеивающим Печали Свитком?

— А что, нельзя?

Мо Жаню захотелось закатить глаза, но, так как это был «секрет» между двумя братьями, он одними губами сказал Сюэ Мэну за спиной Чу Ваньнина:

— Ты совсем тупой! Разве можно публично бегать за бабами[2]? После такого достоин ли ты главы Цзяна?

[2] 沾花惹草 zhānhuā rěcǎo «ласкать цветы и топтать траву» — бегать за женщинами, распутничать.

Сюэ Мэн ничего не понял:

— Ты не можешь говорить погромче? Ты голос сорвал?

Мо Жань: — …

Черт с ним, с этим тупицей!!!

Несмотря на отвратительное поведение Сюэ Мэна, он не может остаться в стороне. Если не вмешаться, устроенный им хаос может выйти из-под контроля, поэтому нужно приложить все силы, чтобы закрыть этот вопрос. Вот только…

— Что?! Ты хочешь, чтобы Учитель нарядился женщиной!?

Смущенный Сюэ Мэн неловко ответил:

— Я тоже этого не хочу. Или можно попросить Гуюэе выписать рецепт, в котором будет указано: Этот человек — жен… жен… жен…

Он украдкой взглянул на профиль Чу Ваньнина, от которого исходил леденящий холод и спокойствие. «Этот человек — женщина», — он просто не мог сказать такое даже под страхом смерти.

Мо Жань выглядел так, словно еще немного — и на него обрушатся небеса. Разве мог он позволить Чу Ваньнину показаться перед кем-то в платье? Это же безумие!

Но нужно было найти способ как-то переломить текущую ситуацию. Он посмотрел на Сюэ Мэна, который так и не смог собраться с духом, чтобы выразить свою мысль, и после затянувшегося молчания беспомощно выдавил:

— Может, переоденем меня?

Сюэ Мэн в замешательстве вскинул голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

Мо Жань продолжил:

— Я встречусь с Демоном Свитка вместо него.

— Ты? Ты хочешь нарядиться женщиной?

— Почему нет?

Сюэ Мэн:

— ...Брат, у тебя какие-то проблемы с восприятием себя?

Мо Жань замер, почувствовав себя немного огорченным. Повернувшись к Чу Ваньнину, он спросил:

— Учитель, Сюэ Мэн сказал, что я недостаточно красивый.

В его тоне можно было уловить намек на стыд и презрение к себе.

Прекрасно понимая, что это просто не требующее ответа кокетство, Чу Ваньнин полностью проигнорировал его. Неспешно выпив чашку только что заваренного чая «Зелень листьев бамбука», он поднял голову и посмотрел на него:

— Зачем переодеваться? Разве нет готового решения?

Никто не понял, что он имел в виду.

Слегка повернув лицо, Чу Ваньнин холодно сказал Мо Жаню:

— Дай мне свой мешочек цянькунь.

Это был первый раз, когда Чу Ваньнин заговорил с ним с тех пор, как они спустились с горы, так что Мо Жань не мог не обрадоваться. Но Чу Ваньнин был слишком спокоен и в его тоне не было даже намека на то, что он смягчился, и это его немного разочаровало. На мгновение он почувствовал себя хозяином усадьбы, которого отчитывает его очаровательная наложница в то время, пока опустошает его поясной кошель. Так что теперь он и сам не знал, радоваться ему или грустить.

Мешочек цянькунь был главным достоянием любого заклинателя, и теперь, когда, даже слова хорошего ему не сказав, Чу Ваньнин хотел заполучить сокровищницу Мо Вэйюя, он не мог даже возразить. Даже если на душе кошки скребли, Мо Жаню оставалось лишь покорно отдать Чу Ваньнину то, что он хотел.

Кто же виноват, что прошлой ночью он позволил себе это скотское поведение?

Люди пристально наблюдали, как Чу Ваньнин роется в мешочке цянькунь Мо Жаня. Всем не терпелось увидеть, что за «готовое решение» там сокрыто.

Они уже начали подозревать, что все эти образцовые наставники и великие мастера немного не в себе. После идеи Цзян Си замаскироваться под женщину, выписав рецепт, кто мог сказать, какой сюрприз преподнесет Чу Ваньнин… Может, он вытащит десяток Ночных Стражей, которые за его спиной натянут большое полотно с надписью: «На сцену выходит Юйхэн Ночного Неба, Бессмертная Бэйдоу Чу Ваньнин[3]»?

[3] Имя Чу Ваньнина пишется как 楚晚宁, но здесь оно написано 楚婉凝, что можно перевести как «прелестный» и «холодный».

Пока эти люди предавались пустым фантазиям и мечтаниям, Чу Ваньнин начал терять терпение. Нахмурив брови, он с некоторым раздражением спросил:

— Почему в твоем мешочке цянькунь такой бардак и целая куча хлама?

— …

Мо Жань смущенно потер переносицу. Раньше он был очень чистоплотным и опрятным, кроме того, когда он в последний раз складывал вещи в мешок, все было очень аккуратно уложено. Однако с тех пор, как все души вернулись в тело, его личность менялась каждые три дня и тайная борьба между двумя личностями отразилась и на мешке цянькунь. Например, будучи Тасянь-Цзюнем, он тайком закинул в мешочек семена острого перца, намереваясь посадить их на горе Наньпин, но вновь став образцовым наставником Мо, он поспешил выбросить все эти семена.

Когда личность Тасянь-Цзюня вернулась, император, естественно, пришел в ярость. Чувствуя, что сам он несчастлив и жизнь к нему слишком несправедлива, Тасянь-Цзюнь решил, что ни за что не позволит своему второму «я» жить счастливо и радоваться жизни. Поэтому теперь он то и дело устраивал беспорядок в его мешочке цянькунь, разбивал все собранные образцовым наставником Мо безделушки или спускался с горы, чтобы заложить его вещи у ростовщика и на вырученные деньги купить себе красивую одежду.

При таком положении вещей мог ли он сохранить порядок в своем мешочке цянькунь?

Все вещи перемешались, и в такой неразберихе было трудно хоть что-то найти. Чу Ваньнин бросил на стол несколько попавших под руку вещей. Сюэ Мэн с любопытством вытянул голову.

— «Заметки о богах и демонах».

Мо Жань пояснил:

— Это моя книга. Я хотел узнать больше об истории древних богов и демонов.

— О... недурно. «Ночные Огни. Сборник[4]», — продолжил Сюэ Мэн.

[4] От переводчика: мне кажется, что 照夜集 zhào yè jí также можно перевести как «огни ночного рынка» и «рыночный маджонг (игра в кости)», т.е., скорее всего, это книга по азартным играм.

— В этой книге собраны истории многих известных заклинателей прошлого. Эти старшие имели разную репутацию и на своем жизненном пути прошли через славу и осуждение, но у каждого из них были свои стремления и идеи, которые они изо всех сил стремились воплотить в жизнь. Все собранные здесь люди подобны звездам на ночном небе, и, независимо от того, насколько ярок их свет, каждый из них имеет особый блеск. Очень интересная книга для чтения.

— …Чем дальше, тем лучше. Поверить не могу, что ты так продвинулся. — Сюэ Мэн и правда был приятно удивлен. — Так складно излагаешь.

Мо Жань с улыбкой ответил:

— Учитель хорошо меня учил.

Сюэ Мэн перешел к следующей книге.

— «Послеродовой уход за свиноматками».

Улыбка застыла на лице Мо Жаня.

Но, как говорится, укушенный змеей смелый муж сам отрубает себе руку, поэтому он решительно рубанул:

— ...Это купил Тасянь-Цзюнь. Ко мне она не имеет никакого отношения.

Сюэ Мэн: — …

Чу Ваньнин, который сначала не проявлял интереса к их разговору, услышав эти слова, поднял глаза и спросил:

— Для чего он это купил? У нас дома нет таких животных.

Мо Жань замялся:

— Я… он... дело вот как было… Как-то, переодевшись, Тасянь-Цзюнь спустился с горы и увидел, что в деревне проходит соревнование по разведению домашнего скота. В какой-то момент он почувствовал совершенно непостижимую уверенность в своих силах и тут же решил поучаствовать. В этой неравной битве он был наголову разбит ветеринаром Ваном, поэтому так разозлился, что со злости купил эту книгу… с такой мотивацией, что нужно хорошенько ее изучить и в следующем году одним махом занять первое место и отомстить за прошлое унижение…

Чем больше он говорил об этом, тем более неловко себя чувствовал. Услышав, как какой-то совсем юный ученик Горной усадьбы Таобао не смог сдержаться и тайком хихикнул, Мо Жань смущенно закрыл рот и робко покосился на Чу Ваньнина.

— И с какой стати тебе участвовать в... соревновании по разведению домашнего скота? — недоверчиво спросил Чу Ваньнин.

— Там... там призы были. — Мо Жань слегка покраснел и, низко опустив голову, пробормотал: — Я думал… если выиграю… то смогу купить тебе лучший фэйюньчжайский наряд.

Чу Ваньнин на миг даже дар речи потерял:

— Но ведь Фэйюньчжай находится недалеко от Палаты Цзяндун и Хуа Жовэй не так давно отправила нам целых восемь сундуков с одеждой и украшениями. Тогда ты, и двух слов не сказав, все это сжег, а теперь сам готов бежать туда, чтобы купить то же самое?

— Это другое, — тут же недовольно возразил Мо Жань. — Та девица не так на тебя смотрит. Не надо думать, что я не понял, какие у нее планы. Посмотри, какие вещи она прислала: халаты, украшения для волос, нательное белье… — чем больше он говорил, тем мрачнее становилось его лицо. — Пусть даже не мечтает, что Учитель будет носить подаренную ей одежду! Только через мой труп!

— …

Когда Чу Ваньнин выслушал эту пламенную речь, в его глазах отразились очень противоречивые эмоции. Сложно сказать, была это беспомощность или же смущение, но эти два бездонных темных омута наконец смягчились. В конце концов он поджал губы и внезапно спросил:

— Мо Жань, сегодня ты тот, кем был в прошлом воплощении, или тот, кем стал в этой жизни?

— Конечно, я — это я из этой жизни, — Мо Жань оторопел. — Учитель, а почему ты спрашиваешь?

— Посмотри на себя сейчас. — В глазах Чу Ваньнина наконец появился проблеск улыбки. — Чем ты отличаешься от себя из прошлой жизни?

Из-за его ледяной красоты, снежной натуры[5] и лишенного эмоций выражения лица больше никто не смог разглядеть скрытую за этими словами легкую улыбку. Но Мо Жань даже в маленькой морщинке между его бровей мог почувствовать, что погода переменилась и на смену ветру и дождю пришло ясное небо и яркое солнце. Видя, что он больше не сердится, Мо Жань не смог удержаться: скромно опустив свои длинные ресницы, он потупил взгляд и улыбнулся так широко, что на его щеках появились похожие на медовые озера глубокие ямочки.

[5] 冰姿雪骨，神情寡淡 «ледяные и снежные кости» — ледяная внешность и снежная натура. Из стихотворения поэта Синь Цицзи (1140-1207).

Он хотел сказать что-то еще, но Чу Ваньнин подумал, что слишком неловко много болтать о личном перед другими людьми, поэтому опять отвернулся, не желая с ним разговаривать.

Но такое игнорирование в корне отличалось от того, с чем ему пришлось иметь дело, пока они шли сюда, поэтому Мо Жань лишь усмехнулся и без единого слова послушно встал рядом с ним.

Чу Ваньнин наконец раскопал то, что искал в его мешочке цянькунь…

— Саше Смены Облика[6].

[6] 幻形 huànxíng — призрачный облик; бренная плоть; измененный облик.

Сжимая красивыми длинными пальцами шнурок саше, Чу Ваньнин сказал:

— Он продается в комплекте с Рассеивающими Печали Свитками и позволяет без переодевания и маскировки менять свой изначальный внешний вид в глазах других людей.

Все люди Горной усадьбы Таобао: — …

Чу Ваньнин сделал паузу и, почти не веря, спросил:

— ...Никто не подумал об этом?

Создатели Рассеивающего Печали Свитка и Саше Смены Облика в унисон покачали головами. Можно еще понять, когда человек едет на осле в поисках хорошей лошади[7], но ехать на осле в поисках осла, вероятно, было новым изобретением мастеров Горной усадьбы Таобао.

[7] 骑驴找马 qí lǘ zhǎo mǎ — посл.: ехать на осле пока не найдешь лошадь; обр. в знач.: смириться с тем что есть, пока не найдешь что-то лучшее для замены.

Таким образом вопрос с переодеванием был окончательно решен, и все вздохнули с облегчением. Подошло время ужина, и все планировали пойти в столовую, чтобы набить желудки, а уж затем дожидаться следующего ночного появления Демона Свитка.

Когда один за другим люди потянулись в направлении столовой, младший Мэй Ханьсюэ внезапно наклонился к уху Сюэ Мэна и прошептал:

— Сюэ Цзымин.

Сюэ Мэн тут же насторожился:

— Что?!

Мэй Ханьсюэ с примирительной улыбкой ответил:

— Я открою тебе секрет.

Интуиция подсказывала Сюэ Мэну, что обычно секреты младшего Мэй Ханьсюэ лучше не слушать, но любопытство все же заставило его открыть свой рот:

— Что? Что за секрет?

Мэй Ханьсюэ очень мягко продолжил:

— Это просто… тот способ, о котором говорил образцовый наставник Чу... на самом деле я тоже уже давно об этом думал.

Сюэ Мэн в изумлении обернулся, чтобы взглянуть на него:

— Так почему ты не сказал об этом раньше?!

— Может, потому что Цзян Ечэнь собрался переодеться женщиной? — с улыбкой ответил Мэй Ханьсюэ. — Я не сказал ему, потому что хотел усложнить ему жизнь и немного порадовать тебя.

— … — Сначала Сюэ Мэн хотел разразиться бранью, но после этих слов дважды открыл и закрыл внезапно пересохший рот и в результате так и не смог ничего сказать.

Мэй Ханьсюэ с усмешкой спросил:

— Почему все еще не поблагодарил меня?

— С каких хуев благодарить-то?! А что помешало тебе после ухода Цзян Си? Почему ты и потом ничего не сказал?

— О, а потом… — Мэй Ханьсюэ на секунду замолчал. Его похожие на лазурную глазурь светлые глаза наполнились очень сильными и горячими эмоциями. Прикоснувшись кончиком пальца к своим губам, он с улыбкой сказал: — Позже я ничего не сказал, потому что хотел немного усложнить жизнь тебе и порадовать себя.

Сюэ Мэн: — ???

— Кстати, заодно напоминаю тебе, что ты проиграл пари. Помни о своем обещании. Я буду ждать.

— Размечтался!!! — Сюэ Мэн больше не мог сдерживать рвущийся из горла рев: — Черта с два ты дождешься! Хочешь, чтобы я переоделся для тебя женщиной?! В твоей следующей жизни! Лучше сдохни и переродись, но откажись от этой идеи!!!

Он так громко орал, что люди начали удивленно коситься в их сторону. Все, кто до этого ни о чем не догадывался, теперь узнали и начали перешептываться:

— Ой-ой, глава Сюэ хочет переодеться в женщину?

— Похоже, что глава Сюэ совсем этого не хочет и собрался нарушить обещание.

— Бедный молодой господин Мэй. Хотя именно он выиграл пари, ему еще и приходится выслушивать, как его ругают.

— Ах, это так ужасно…

От этих перешептываний лицо Сюэ Мэна становилось все зеленее и зеленее. Немного помолчав, Мэй Ханьсюэ с улыбкой спросил:

— Так сильно не хочешь?

— Вздор!

— Какой упрямый, — с улыбкой сказал Мэй Ханьсюэ и, скрестив руки на груди, толкнул старшего брата локтем: — Брат, посмотри на него. Забавно же?

Старший Мэй Ханьсюэ взглянул на Сюэ Мэна, который от злости раздулся, как рыба фугу, и холодно сказал:

— Это не забавно. И не заставляй его одеваться женщиной.

— Ну почему? Он же такой горячий[8]!

[8] 辣 là — острый; жгучий; яростный, язвительный; разг. задорная, сексуальная (о девушке).

— Ты!.. Ты!.. — взвился Сюэ Мэн.

— Такой горячий, что у меня глаза жжет, — с каменным лицом сказал старший Мэй Ханьсюэ.

— ??? — Сюэ Мэн был на грани того, чтобы взорваться!

Старший брат был даже безжалостнее младшего! Младший Мэй Ханьсюэ просто сказал, что он горячий, а старший Мэй Ханьсюэ на самом деле сказал, что от него жжет глаза!!!

Сюэ Мэн не смог удержаться и заорал, не заботясь о последствиях:

— Мэй Ханьсюэ! Немедленно прекрати! Ну-ка вернись! Объяснись сейчас же! С чего вдруг я такой страшный, что у тебя глаза жжет? Ты вообще видел, какой я, когда загримируюсь! Думаешь, я в самом деле не посмею переодеться! Ну что ж, тогда давай устроим соревнование и посмотрим, кто из нас красивее!

Младший Мэй Ханьсюэ тут же с улыбкой сказал:

— Ах, так ты и правда хочешь…

Прежде чем он успел закончить, его старший брат потянул его за руку, чтобы прервать поток глупой болтовни. Затем он повернулся к Сюэ Мэну и сказал:

— Нет. Судя по тому, что ты только что сказал, в твоей следующей жизни тебе все-таки придется переодеться женщиной.

— Охуеть! — придя в себя, Сюэ Мэн указал на старшего Мэй Ханьсюэ и, приподняв брови, строго спросил: — Когда это я говорил, что готов сделать это в своей следующей жизни?

Мэй Ханьсюэ тоже приподнял брови:

— Ты только что сам это сказал. И еще, пожалуйста, в этой жизни будь хорошим главой, а не очаровательной кокеткой.

От такого Сюэ Мэн даже начал заикаться:

— Ты... ты смеешь... как ты смеешь... как ты смеешь так говорить мне…

— Да. Я смею, — после этих слов он бесстрастно подмигнул ему своим бирюзовым глазом, и насмешливо, словно поддразнивая, продолжил: — Тогда на том и порешим. Ты задолжал нам.

— Будем ждать тебя в наших следующих жизнях, барышня Сюэ.

Потрясенный Сюэ Мэн долго молчал и, лишь когда старший Мэй Ханьсюэ на миг обернулся, заорал:

— Кто это тебе свидание задолжал?! Как ты меня назвал?! Мэй Ханьсюэ! Стой! Я, бля, убью тебя!!! А! Я сказал тебе остановиться!!!