Лу Юйфэй огляделась по сторонам, сердцем желая угодить Чжао Чэнцзюнь:
— Если барышня Тан хочет поехать помолиться Будде...
Чжао Чэнцзюнь даже не думая, просто оборвал ее:
— Она не поедет.
Тан Шиши открыла рот, желая заговорить, но, услышав слова Чжао Чэнцзюнь, только и смогла, что проглотить согласие, которое собиралась дать. Тан Шиши поняла, что Чжао Чэнцзюнь в самом деле способен затаить обиду. Она только упомянула о дочерней почтительности, а Чжао Чэнцзюнь остался недоволен и даже пригрозил ей.
Похоже, ему не нравилось, что Тан Шиши говорит ему о дочерней почтительности. Но почему когда Чжао Цзысюнь и Лу Юйфэй говорили об этом, он не разозлился?
Неразумно. Тан Шиши не могла понять причину, но все знала, где отступать, и когда наступать. Тан Шиши сразу же послушно улыбнулась:
— Если принцу нравится, не говоря уже о постной пище или переписывании писаний, эта девушка может делать все, что угодно.
Чжао Чэнцзюнь взглянул на нее, не сказал ни того, что пощадил ее, и ни того, что она должна поститься. Раз он молчит, значит, она ничего не обязана. Тан Шиши сразу же уверилась в этом.
Лу Юйфэй стоя на земле, снова тонко ощущала себя лишней. С того момента, как она вошла, Лу Юйфэй часто чувствовала, что она не в одном мире с двумя другими людьми. Она выражала почтение Цзин-вану, но Цзин-ван беспокоился о том, вытерла ли пальцы Тан Шиши. Она слезно жаловалась, что Чжао Цзысюнь обошелся с ней холодно, но Цзин-вана это мало волновало. Вместо этого он часто поглядывал на дверь, пока не вернулась Тан Шиши. Теперь, когда они с Чжао Цзысюнь собирались отправиться в храм Гуанцзи, чтобы поклониться Будде на сильном морозе, вместо того чтобы дать наставления сыну и невестке, Цзин-ван подшучивал над Тан Шиши.
Если бы она не видела это своими глазами, Лу Юйфэй ни за что бы не поверила, что это и есть славный и решительный Его Высочество Цзин-ван.
Чжао Цзысюнь, вероятно, не заметил, как Чжао Чэнцзюнь сам отвлекся от темы. Очевидно, Чжао Чэнцзюнь больше всего не любит, когда его перебивают и тратят время впустую. Чжао Цзысюнь на некоторое время затих, а когда Чжао Чэнцзюнь снова обратил на него свой взор, продолжил:
— У этого сына есть еще один вопрос, который требует внимания отца.
— Что за дело?
— Дорога к храму Гуанцзи находится недалеко от горной усадьбы в деревне Наньшань. Чжоу Шуньхуа хочет посмотреть на сельские пейзажи. Этот сын планирует воспользоваться этой возможностью и поселить ее в деревне Наньшань.
На мгновение в комнате воцарилась тишина. На дворе стояла зима, кто в такое время поедет в деревню смотреть на пейзажи? Лишь несколько человек из присутствующих выросли в этой среде и понимали вежливый жаргон знатных семей. Отправка в деревню, какой бы романтичной или благопристойной ни была причина, была замаскированным изгнанием.
Лу Юйфэй жаловалась спереди, а Чжао Цзысюнь отправил свою любимую женщину в деревню сзади. Лу Юйфэй не знала, то ли сетовать на жестокость Чжао Цзысюнь, то ли сокрушаться по поводу огромного авторитета Чжао Чэнцзюнь.
— Хорошо, - Чжао Чэнцзюнь лишь слегка кивнул головой и равнодушно сказал: - Это твое дело, решай его сам. Раз больше дел нет, все можете уйти.
Чжао Цзысюнь и Лу Юйфэй дружно повиновались. Тан Шиши вместе со всеми во дворе Яньань отдала честь Чжао Цзысюнь и его жене:
— С уважением прощаюсь с шицзы и шицзыфэй.
Из двора Яньань доносились звуки движения и кичливости. Лу Юйфэй окуталась им и задрожала от неожиданности.
Она вдруг задумалась, не получило ли ее сегодняшнее умничанье прямо противоположные результаты. Она хотела завоевать жалость Чжао Чэнцзюнь, а потом с его помощью расправиться с Чжоу Шуньхуа. Она получила желаемый результат, даже лучше, чем вначале хотела. Однако по телу Лу Юйфэй пробежали мурашки.
Отец и сын оказались гораздо страшнее, чем она думала. Лу Юйфэй вдруг почувствовала, что демонстрирует свои маленькие умения перед знатаком*. Неужели все, что она делала сегодня, было очевидным в глазах Цзин-вана?
*[班门弄斧 bān mén nòng fǔ - размахивать топором у ворот Лу Баня, обр. в знач.: соваться со своим мнением перед знатоками; вести себя как знаток; брать на себя слишком много]
Весть о том, что шицзы и шицзыфэй собираются в храм Гуанцзи, чтобы помолиться о благословении Цзин-вана, распространилась мгновенно. Вскоре даже люди за пределами резиденции узнали, что шицзыфэй пригласила семью Си поехать с ними, и Цзин-ван поручил старшей гугу прислуживать им.
Домыслы о Цзин-ване и юной барышне из семьи Си вокруг особняков в Сипине разом поднялись, как восходящий ветер.
Все с энтузиазмом готовились к путешествию шицзы и шицзыфэй, а излюбленную красавицу Чжоу шицзы собирались отправить в деревню. Служанки горячо обсуждали сплетни между Цзин-ваном и второй юной барышней из семьи Си. В резиденции Цзин-вана в эти дни царила оживленность, но к Тан Шиши это не имело никакого отношения.
Ведь она переписывала буддийские писания. К счастью, Чжао Чэнцзюнь еще имел совесть и не позволил ей одновременно стать вегетарианкой.
Сегодня, девятнадцатого числа второго месяца, Чжао Цзысюнь и Лу Юйфэй отправились в путешествие, прихватив с собой и Чжоу Шуньхуа. Тан Шиши попрощалась со всеми у вторых ворот и с грелкой в руках медленно пошла в сторону кабинета.
Когда вся семья шицзы уехала, вся резиденция казалась пустой. Чжао Чэнцзюнь, любивший тишину, был счастлив: теперь без шицзы не будет никаких ссор. В резиденции было необычайно тихо. Тан Шиши оставалась в кабинете, почти создавая иллюзию, что в доме остались только она и Цзин-ван.
Вероятно, потому, что она знала, что Чжао Цзысюнь уехал, Тан Шиши не беспокоилась о том, что пропустит сюжет, и чувствовала себя особенно спокойно. В кабинете она переписывала буддийские писания. Через некоторое время она заскучала.
Внимательно прислушавшись, Тан Шиши убедилась, что Чжао Чэнцзюнь сейчас один в комнате. Она сразу же закрыла буддийские писания, тихо открыла дверь павильона и легкой походкой выскользнула в кабинет Чжао Чэнцзюнь.
Несмотря на то, что Тан Шиши намеренно смягчала шаги, ее нетренированные движения попадали в уши Чжао Чэнцзюнь. Чжао Чэнцзюнь отложил кисть и, прежде чем Тан Шиши постучала в дверь, сказал:
— Входи.
Тан Шиши положила руку перед дверью и растерялась. Как Чжао Чэнцзюнь узнал о ее приходе еще до того, как она постучала?
Тан Шиши не могла понять этого и быстро оставила эту мысль. Она распахнула дверь кабинета и с улыбкой поприветствовала Чжао Чэнцзюнь:
— Приветствую принца.
— Без надобности в буддийский храм не ходят*. Скажи, в чем дело?
*[无事不登三宝殿 wúshìbùdēngsānbǎodiàn - без надобности в буддийский храм не ходят, обр. в знач.: без дела кто-либо к кому-либо не приходит]
— Мой принц, Ваши слова обижают, - Тан Шиши, не моргнув глазом, ответила: - На самом деле, эта девушка просто беспокоилась о принце и пришла поприветствовать.
Конечно, все еще не собирается говорить. Чжао Чэнцзюнь не стал торопиться и сказал:
— Тебя редко посещают такие намерения, но выражать почтение бесполезно, только переписывание писаний позволяет увидеть твою искренность. Этот принц не может тебя подвести с твоей искренностью. В таком случае сегодня ты будешь выполнять писание Великого сострадания...
Тан Шиши от услышанного перепугалась до смерти и тут же перебила:
— Принц!
Чжао Чэнцзюнь смотрел на нее холодными глазами. Тан Шиши не посмела больше испытывать терпение Чжао Чэнцзюнь. Она заискивающе улыбнулась и подошла к Чжао Чэнцзюнь, чтобы налить ему чаю:
— Принц, помимо приветствия, эта девушка хочет попросить Вас еще об одном. Несколько дней назад принц давал указания шицзы по поводу его учебных заданий, когда шицзы и шицзыфэй выражали принцу свое почтение. Эта девушка восхищается талантом и знаниями принца. Если эта девушка сможет освоить хотя бы десятую часть знаний принца, будет абсолютно счастлива. Интересно, о каких книгах говорил принц?
Тан Шиши действительно проявила инициативу и попросила книгу. Чжао Чэнцзюнь, честно говоря, был немного удивлен. У него была хорошая память, ему нужно было только немного подумать:
— Мемуары знаменитых чиновников всех династий.
Тан Шиши нахмурилась, покачала головой и ответила:
— Нет, другая.
Другая? Чжао Чэнцзюнь слегка приподнял брови. Неужели Чжао Цзысюнь упоминал о другой книге? Он глядя на выражение лица Тан Шиши, вдруг вспомнил:
— Может быть, ты имеешь в виду «толкование Великого учения*»?
*[大学 dàxué - «Великое учение», 2-я книга конфуцианского «Четверокнижия»]
— Да, именно эту, - Тан Шиши не знала полного названия, но помнила слово «толкование». Тан Шиши пришла в бурный восторг и спросила: - принц, у Вас есть эта книга?
Чжао Чэнцзюнь внимательно изучал лицо Тан Шиши и неожиданно обнаружил, что она взаправду хочет прочитать «толкование Великого учения». Чжао Чэнцзюнь подумал, что Тан Шиши просто хочет прочитать книгу, которую читает Чжао Цзысюнь, чтобы сблизиться с ним.
Вопреки ожиданиям она попросила другую книгу. Чжао Чэнцзюнь, презиравший эти педантичные догматические писания, вычеркнул эту книгу из списка книг Чжао Цзысюнь и заменил ее мемуарами известных чиновников. Даже Чжао Цзысюнь не нужно было ее читать, так зачем она понадобилась Тан Шиши?
Чжао Чэнцзюнь не спешил:
— Книга, естественно, есть. Но скажи мне ясно, зачем тебе она?
— Нет причины, - Тан Шиши не стала беспокоиться: - В любом случае, я переписываю книги, можно переписать и ту, что нравится.
Ту, что нравится... Чжао Чэнцзюнь вдруг понял, что речь идет о ее женихе. Нет, книгу читал ее бывший жених.
Различия в монархе и чиновников приводили к разным точкам зрения на проблемы. Чжао Чэнцзюнь был принцем. Он с насмешкой относился к конфуцианству династии Сун, особенно к восьмичленным догматам. Когда Чжао Чэнцзюнь выбирал книги для своего приемного сына, он пропускал те, которые учили глупой верности и сыновней почтительности, и заменял их настоящими умозрительными.
Однако для обычных ученых эти восьмичленные догматы были обязательными для запоминания каноническими книгами конфуцианства. Будет неправильно считать их девиантными*.
*[离经叛道 líjīng pàndào - отходить от канонов и изменять истинному пути, обр. в знач.: изменять общепринятым нормам, впадать в ересь; вызывающий]
Чжао Чэнцзюнь и Чжао Цзысюнь не нужно было читать «Великое учение», но ее бывший жених должен был знать его наизусть.
Чжао Чэнцзюнь не мог понять, что он чувствует. Прошло столько времени, а она продолжает думать о нем. Неужели она не могла отпустить этого человека?
Чжао Чэнцзюнь не знал, почему он вдруг ощутил недовольство, и даже ужесточил свой вопросительный тон:
— Это книгу читают ученые, готовясь к императорскому экзамену. Почему ты хочешь почитать ее?
Почему она хочет почитать ее? Тан Шиши слегка опустила глаза. Да, она больше не была старшей дочерью семьи Тан, и ей больше не нужно было угождать семье Ци и Ци Цзиншэну. Но она все равно хотела почитать ее, что же она делала?
Тан Шиши закрыла глаза, и ее ресницы слегка затрепетали. Через некоторое время она прошептала:
— Не из-за него. Я просто хочу довести себя до совершенства.
На самом деле Тан Шиши не скучала по Ци Цзиншэну и даже не могла сказать, что он ей нравится. Красивый, нежный и целеустремленный молодой господин - у кого не сложилось бы благоприятного впечатления? Однако кроме этого, казалось, ничего не было.
Дело было не столько в том, что она не хотела расставаться с Ци Цзиншэном, сколько в том, что она не хотела расставаться с юной собой. В то время она, очевидно, много работала и была весьма целеустремленной.
Ци Цзиншэн бегло читал четверокнижие и мог пересказать их задом наперед. Тан Шиши тоже умела это делать. Однако Ци Цзиншэна все хвалили, а усилия Тан Шиши были бесполезны.
Она хотела быть совершенной, как раньше, но не для кого-то, а только для себя. Она хотела доказать, что тоже может читать книги ученых.
Тан Шиши хотела успокоить себя. Однако ее ответ попал в уши Чжао Чэнцзюнь совершенно в другом смысле. Даже выражение лица Тан Шиши, казавшееся тоскливым и эмоциональным, стало несравненно пронизывающим.
Она действительно очень скучала по этому человеку, ставшему посторонним, и все равно следовала каждому его шагу.
Поскольку они не могли быть вместе в реальности, за то она могла в своих воображениях.
Чжао Чэнцзюнь не хотел больше слушать. С невозмутимым лицом он холодно сказал:
— Лю Цзи отправит в павильон позже. Если больше ничего нет, можешь идти.
Тан Шиши на мгновение удивилась. Придя в себя, она быстро сказала:
— Премного благодарна, мой принц.
Тан Шиши знала, что Чжао Чэнцзюнь не любит, когда его беспокоят, в особенности, когда беспокоит она. Тан Шиши это ясно осознавала, получив обещание, сразу же ушла.
Дверь кабинета со щелчком закрылась. Чжао Чэнцзюнь смотрел на императорский отчет и долго не перелистывал его.
Она улыбалась и польстилась из-за книги. Получив ее, она ушла без тоски, не желая задерживаться даже на мгновение.
Чжао Чэнцзюнь беспричинно рассердился, и еще большее недоумение вызвало то, что он даже не знал, на что сердится.
Вернувшись в павильон, Тан Щиши просидела за столом недолго, пока Лю Цзи не прислал книгу.
На обложке было четко написано: «толкование Великого учения».
Тан Шиши сразу же открыла титульный лист, читая и копируя одновременно. Однако подготовка учебных материалов к императорскому экзамену оказалась совсем не простой. Тан Шиши еле понимала прочитанное, не зная полностью толкования иероглифов, и просто переписала их наугад.
Только переписала она одну страницу, ее энтузиазм уже угас. Она делала это исключительно ради юношеских чаяний. Однако ожидания и результат некоторых вещей разительно отличались от представленного.
Именно об этом думала сейчас Тан Шиши. Вскоре ей стало совсем неинтересно, она переписывала книгу только ради того, чтобы скоротать время. В любом случае, что бы она ни делала, ей пришлось провести целый день в кабинете.
Вечером Тан Шиши вышла из комнаты, а когда вернулась, увидела Чжао Чэнцзюнь, стоящего в павильоне с несколькими листами бумаги в руках.
Чжао Чэнцзюнь перелистнул бумаги и сказал:
— Есть несколько опечаток. Ты знаешь, что это значит?
Тан Шиши покачала головой:
— Не знаю.
— Ты не понимаешь смысла. Неудивительно, что ты переписала с ошибками, - Чжао Чэнцзюнь беспомощно вздохнул. Он сказал небрежно, как бы невзначай: - Жизнь коротка, силы не безграничны. Не делай бесполезной работы.
Тан Шиши чувствовала, что эта фраза имела и другие значения, но в данный момент они обрели такой смысл, будто она лишь выставила себя на посмешище. Тан Шиши задумалась и быстро пропустила это мимо ушей:
— Принц прав. Однако моих базовых навыков достаточно для чтения исторических учений, но далеко не достаточно для такого серьезного обучения.
— И это серьезное обучение? - Чжао Чэнцзюнь отмахнулся, взял кисточку сюань* и обмакнул в чернила: - Подойди сюда, ты здесь ошиблась.
*[宣笔 - сюаньби, кисточка высшего качества, изготавливаемая в провинции Аньхой]
Чжао Чэнцзюнь обвел ее ошибки одну за другой. Тан Шиши смотрела на происходящее и долго не могла прийти в себя.
Чжао Чэнцзюнь лично исправлял ее работу? Чжао Чэнцзюнь был слишком досуж или у Тан Шиши были галлюцинации?
Чжао Чэнцзюнь проверил несколько мест, затем заметил неподвижную Тан Шиши, и одарил ее холодным взглядом:
— Не подходишь?
Тан Шиши словно очнувшись от сна, поспешно подошла к Чжао Чэнцзюнь, готовая выслушать советы. Чжао Чэнцзюнь сначала указал Тан Шиши на ее ошибку, затем объяснил ей смысл этого предложения и рассказал, где она ошиблась. При произнесении слов и толковании иероглифов всегда нужно было учитывать контекст. Чтобы объяснить этот момент, он должен был объяснить содержание. Постепенно Чжао Чэнцзюнь пересказал Тан Шиши эту главу с самого начала. В некоторых местах, когда в книге было плохо написано, Чжао Чэнцзюнь просто вычеркивал предложение и писал для Тан Шиши свое толкование.
Тан Шиши была весьма польщена. Если бы кто-то рассказал об этом шицзы, разве глаза его не лопались от зависти? Однако, как бы там ни было, объяснение Чжао Чэнцзюнь с другой точки зрения на оригинальные сухие писания по конфуцианству было действительно намного интереснее, и даже неловкие крылатые выражения обрели смысл.
Лю Цзи отправился в кабинет, чтобы принести чай. Странно, Цзин-вана там не было, но его кисть и тушь по-прежнему лежали на письменном столе, и не похоже, что Цзин-ван куда-то ушел.
Лю Цзи на мгновение задумался и тихонько подошел к павильону, стоявшему сзади, где Тан Шиши переписывала книги. Лю Цзи не стал спешно подходить, а вытянул шею и заглянул в узкую щель двери. С его точки зрения было видно, как Тан Шиши, облокотившись на край письменного стола, пишет, опустив голову. Не успела она понять, что написала, как по тыльной стороне ладони легонько постучали кистью.
— Я же только что объяснял, разве не помнишь?
— Ты не говорил раньше… - она не успела договорить, как по ее руке снова ударили кистью. Лю Цзи на мгновение приостановился и, не торопясь заходить и разносить чай, спокойно ушел.
Лю Цзи был выходцем из внутреннего императорского двора. Хотя его положение было скромным, он несколько лет учился в императорском дворце. Хоть и не мог сказать, сколько чернил было в его животе, но основные знания он все же постиг.
Разве принц сейчас не объясняет толкование? Какое совпадение! Принц, очевидно, больше всего презирал эти образцовые книги и даже прямо говорил, что только педантичные таланты читают педантичные книги.
Несколько дней назад его наставления для шицзы еще живо звучали в ушах Лю Цзи. А спустя всего несколько дней, принц мог не только читать педантичные книги, но и объяснять слово за словом другому человеку?
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления