Онлайн чтение книги Записки расхитителя гробниц Grave Robbery Note
Глава 26

Закончив разговор, Толстяк встал и пошел назад, что-то бормоча себе под нос. Всем своим видом он старался показать, что наша беседа не была приятной, мне пришлось подыграть ему, изображая недовольство. Всю дорогу назад я видел, как остальные тихо переговариваются, словно обсуждая нас. Сюсю, наклонившись ко мне, тихо спросила, о чем мы разговаривали. Я ответил, что сейчас не время рассказывать об этом и сделал ей знак отойти.

Сев подальше от остальных, я расслабился, чувствуя растущую уверенность. Вопросы, которые задавал мне Толстяк, немного беспокоили, но, какими бы странными они не были, не думаю, что он пытался меня обмануть.

Это не уверенность в честности Толстяка, но я интуитивно чувствую ложь. Третий дядя много раз лгал мне, и каждый раз, не всегда осознавая сразу, но я чувствовал это. Дело не в моей подозрительности, я стараюсь мыслить рационально. В этот раз у меня было ощущение, что Толстяк со мной абсолютно честен.

Мне вспомнились его недавние слова, и я решил больше не думать об этом. Толстяк прав: если бы он хотел причинить мне вред, то сделал бы это давным давно.

А вот взгляд Мешка с Костями был странным. Он недолго молчал, потом все-таки спросил: "А что вы там делали?"

"Обсуждали наши дальнейшие действия," — ответил я.

"А почему наедине? Третий господин, вы ведь не станете скрывать что-то от нас," — вид у Мешка с Костями был такой, словно он собирается кому-нибудь нажаловаться на меня. Поняв его настрой, я подмигнул Сюсю, предлагая сменить тему, и спросил ее: "А о чем вы разговаривали, пока нас не было?"

Сюсю поняла меня без слов и сразу же ответила: "Мы говорили о старых девяти семьях. Я слышала, что в военные подразделения Чанша забирали всех без разбора, от призыва нельзя было скрыться."

"В то время многие высокопоставленные чиновники и военные знали и ценили искусство и даже могли самостоятельно спеть пару строчек пекинской оперы. Поэтому, когда создавалась армия Нового Китая(1), это не коснулось тех, кто практиковал хуагу. Их приглашали в Пекин, чтобы мастера передавали свое умение новому поколению. В прошлом даже сплетничали, что оперные певцы хорошо устроились. К счастью, в то время семья второго господина переживала не лучшие времена, иначе ему трудно в Пекине было бы скрыть историю семейного бизнеса. На самом деле призыв в армию был не столь массовым. Некомпетентных военных тогда уже было мало. В армию старались не брать людей со стороны, не подготовленных, чтобы избежать угроз со стороны внутреннего врага(2)."

Мешок с Костями, кажется, симпатизировал Сюсю. Стоило ей заговорить, как он сразу забыл обо мне. Девушка рассказала о своих старших братьях. Я уже знал, что эти двое довольно известны в Пекине, но не имеют каких-то выдающихся умений и заслуг. Они плохо скрывали свое недовольство тем, как их бабушка, госпожа Хо отзывалась о Цветочке. Их обиды и зависть к нему, видимо, копились с самого детства. Я не стал прерывать ее рассказ, потому что хотел услышать об этом больше.

Но подсевший к нам Толстяк, подбросив веток в костер, заявил: "Прямо сюжет "Истории благородной семьи"(3) или "Смеха и слез"(4). Только пикантных подробностей не хватает, было что-то такое в истории девяти семей, о чем мы еще не знаем? Расскажи лучше об этом. Я слышал, что ваш второй господин был большим романтиком. Овдовев, он пытался забыть о своем горе, изучая бордели Чанша. Он предпочитал женщин, кожа которых была белой с голубыми прожилками вен. Это напоминало ему узоры на бело-голубом фарфоре. Одной из любовниц он даже сделал на руке небольшую татуировку белыми и голубыми чернилами, и с тех пор ее прозвали малышка Цинхуа(5). Было такое?"

"Малышка Цинхуа все еще жива. Ты хотел бы ее увидеть? Сейчас она в доме для престарелых, — ответила Сюсю. — Татуировка у нее действительно есть, и сама она похожа на фарфоровую куклу, на треснувшую фарфоровую куклу."

Сделав глоток чая, я добавил: "О мертвых и стариках нельзя говорить плохо. Многие женщины в старом обществе не имели высокого происхождения и были бедны. Эта малышка Цинуха, возможно, не хотела быть такой."

Кажется, Мешок с Костями был не согласен со мной, но предпочел промолчать в ответ и обратился к Толстяку: "Ты любишь пошлые истории? Но что такие, как мы, могут рассказать об этом? Может быть, ты поведаешь нам что-нибудь этакое?"

"Вот еще! Я обещал Юньцай, что стану порядочным человеком. А вы такие вульгарные, что вам никогда не познать настоящей чистой любви."

Он отвернулся, лег, закрыв лицо капюшоном, и заявил на прощание: "Поздно уже, господин Толстяк не выспался. Так что я — баиньки, а вы, ребята хоть секс на троих можете устраивать."

Я посмотрел на луну. Вокруг было темно, несмотря на безоблачное небо. Балки, удерживающие насыпь над тропой, загораживали лунный свет, пропуская лишь узкие лучи. Если бы они не обветшали и не обвалились частично, боюсь, лунный свет сюда не проникал бы совсем.

Этот тайный проход через долину был построен не кланом Чжан, а древними яо, наверно, еще в самом начале периода линнаньской культуры(6). Очевидно, уже в древности в этих горах происходило много интересного и загадочного. Но я не знаю, с какой именно целью была проложена эта тайная тропа, и как это связано с выбором клана Чжан места для своей гробницы.

Многие уже задремывали, щурясь на костер, укладывались спать. Я тоже собирался закрыть глаза, но заметил, как встал Толстяк и направился к водоотводной канаве, видимо, чтобы помочиться. Слишком много событий произошло за столь короткое время, действительно, надо передохнуть. Завернувшись в куртку с капюшоном, я намеревался погрузиться в глубокий сон, собираясь проснуться через час.

За последнее время у меня сформировалось очень сильное чувство времени. Достаточно было сделать перед сном себе установку на короткий отдых, и я обязательно просыпался вовремя. От капюшона пахло шампунем, и этот городской запах среди дикой природы доставлял мне удовольствие и успокаивал.

Засыпая, я вспомнил те дни, когда мы спускались в гробницу Лу Шан Вана и Небесный дворец. Тогда я был, наверно, самым деструктивным элементом среди всех членов команды, и Паньцзы приходилось пинками будить меня. Но сейчас я — третий господин, и не имею права дрыхнуть, сколько влезет. На меня смотрят все члены команды. В полудреме я попытался повернуться на другой бок, придержал капюшон, чтобы он не свалился и почувствовал в ладони что-то мокрое и склизкое.

Вздрогнув, я тут же проснулся, отмахиваясь. Вода стекала с насыпи и скапливалась лужицами, мерцавшими в свете костра. Сначала я решил, что пошел дождь, но потом заметил, что струи не падают сверху. Неподалеку лежал камень, попадая на который, жидкость разбрызгивалась и попадала на меня. Остальные тоже проснулись, разбуженные брызгами, и старались убраться подальше, прикрывая головы и недовольно восклицая: "Что происходит?" Толстяк, не говоря ни слова, жестом приказал всем заткнуться.

Мы посмотрели на него, он обнюхал свою куртку, я тоже принюхался к капюшону и чуть не проблевался от резкого запаха мочи.

Это не вода, а моча, кто-то нагло ссыт нам на головы.

"Твою ж мать!" — тихо матерился Мешок с Костями, отплевываясь, видимо, капли попали ему в рот.

Все были возмущены и оскорблены, но Толстяк все еще махал рукой, прося не шуметь. Он забрался на камень у насыпи. Что он собирался делать, я не сразу понял, но все равно последовал за ним, стараясь не издавать ни звука. Схватившись за лиану, свисавшую сверху, я добрался до нижней части деревянной загородки насыпи и услышал голоса. Английский! Это люди Цю Декао.

Кто-то продолжал ссать, но Толстяк не обращал на это внимания, даже лицо не прикрыл. Он не знал языка и жестом попросил меня прислушаться.

Стараясь удерживать рвотные позывы, я послушался. Наверху было много людей, очевидно, сюда они добрались по склонам гор или через заросли травы, не заметив, что в долине есть деревянное ограждение насыпи и дорожка под ней.

Но их тут не должно быть. Я все еще не мог разобрать отдельные слова, покачал головой, и Толстяк включил запись в своем телефоне. В эту минуту кто-то сказал по-китайски: "Пошли, некогда отдыхать. Кто-нибудь видел, куда ушел наш новый проводник?" Тут же другой голос перевел эти слова на английский.

Я замер. Голос был знакомым, хотелось услышать еще пару слов, чтобы вспомнить. Но люди наверху ушли.

Мы с Толстяком переглянулись. Когда голоса сверху затихли, он сказал: "Настоящие гуйлао, и моча под стать им, вонючая. Сюсю, послушай, что они говорили?"

Я надеялся, что голос китайца тоже попал на запись, поэтому сразу метнулся к девушке, но она проигнорировала просьбу и, сняв мокрую одежду, пошла к водоотводной канаве, наполненной водой, чтобы отмыться.

"Ой, девочка. Не надо там мыться, я туда пописал. Вы же собираетесь купаться в моче?" — предупредил Толстяк.

Сюсю и Мешок с Костями, присоединившийся к ней, на мгновение замерли. Мешок отряхнулся и спросил: "А в какую канаву ты не мочился?"

"Я здесь уже был раньше. Тогда мне было скучно, и я пописал во все канавы по очереди, — гордо сообщил Толстяк. — Так что мыться вам негде. Лучше идите запись слушать."

"Я не буду ничего слушать! — возмутилась Сюсю. — Я скорее умру, чем продолжу вонять."

Вообще-то мне тоже запах не нравился. И у Толстяка не осталось выбора. Указав на самую дальнюю канаву, он сказал: "Там чисто."

Мы всем скопом бросились туда и отмывали волосы с кожей до тех пор, пока запах совсем не исчез.

"Вот же люди! Мертвецов не боятся, а моча так пугает? Позвольте заметить, что, согласно, научным исследованиям, трупная гниль не только вонючая, но и опасная для здоровья, в отличие от мочи, которую вообще пить можно," — разглагольствовал Толстяк, пока мы мылись.

Сюсю, зачерпнув в свою панамку воды из обоссанной канавы, предложила: "Тогда пей на здоровье!"

"Можно пить, не значит, что нужно пить, — отмахнулся Толстяк. — Заканчивайте там плескаться. Они не должны нас обогнать."

Прослушав запись, Сюсю сказала: "Не стоит беспокоиться. Они идут по горной тропе на склоне, поэтому вряд ли смогут нас обогнать. Кажется, эти люди ушли в горы еще до того, как мы приехали в Банай, и бродят тут уже несколько дней. Мы их догнали."

"А что они говорили о новом проводнике? — спросил Толстяк. — Как они в горах проводника найти сумели?"

Я покачал головой. Мне не давал покоя местный диалект, на котором говорил китаец. Кто это был? Почему его голос кажется мне таким знакомым?

Толстяк заметил мою озабоченность и спросил, в чем дело. Я объяснил, но его это не заинтересовало. Видимо, он не считал, что здесь может быть какой-то подвох. Сюсю заметила: "В любом случае ясно, что Цю Декао отправил еще одну команду до того, как сюда пришли мы. Я слышала, как они упоминали третьего господина. Очевидно, он с самого начала что-то от нас скрывал."

Вообще-то Цю Декао мог и не скрывать ничего, а причина отправки отдельной команды в горы могла крыться в получении новой информации, которую он еще не проверил. И этот новый проводник как раз мог оказаться источником этой информации.

"Нам-то что делать? Забыть о них и топать дальше?" Толстяк выжидательно смотрел на меня.

А меня все еще беспокоил этот знакомый голос, который будил во мне нехорошее предчувствие. Я сказал Толстяку: "Надо подняться и проследить за ними."

Мы разломали одну из самых трухлявых перекладин и вылезли наверх. Там все было залито лунным светом. Крупных деревьев поблизости не было, и ветер доносил голоса людей, ушедших вперед. Они уже скрылись в темноте, и я даже силуэтов не увидел. Но Сюсю права: по горному склону двигаться трудно, далеко им не уйти. И они освещали себе дорогу, этот свет все еще хорошо был виден.

Мы с Толстяком преследовали их какое-то время, затем он схватил меня за руку и утащил в густую траву. Качая головой, он указал чуть в сторону: там мерцал огонек, очевидно, кто-то был рядом с ним.

"Часовой! Дальше нам не пройти," — прошептал он и протянул мне оптический прицел.

"А это откуда?"

"С винтовки у них в лагере снял," — ответил он.

Я посмотрел в прицел. Группа лаоваев карабкалась по склону, ломясь через кусты. Вместо фонарей они использовали факелы. Логично, фонари в горах слишком ненадежны, если сядет батарея — легко заблудиться.

В команде было человек пятнадцать, и все казались мне на одно лицо. Я даже не мог понять, видел ли кого-то из них на берегу. Передвигая прицел, я пытался найти их проводника.

Вскоре в поле моего зрения попался китаец. Он стоял ко мне спиной и разговаривал с лаоваем. Увидев всего лишь спину, я почувствовал странное ощущение, очень странное...

Затем мужчина вдруг повернул голову и оглянулся, его лицо осветила луна.

Сначала я удивился, а затем почувствовал себя беспомощно, как цыпленок на гриле, все тело онемело. Я не мог понять, реально ли то лицо, что я вижу.

Это было мое лицо.

Я видел себя. Я видел У Се.

Примечания переводчика

(1) Новый Китай — Китайская Народная республика, созданная в 1949 году. В двадцать первом веке Новым Китаем также называют период управления Си Цзиньпина, но в "Записках" имеется в виду именно образование КНР. Когда писался роман, новое значение понятия "Новый Китай" использовали только на западе.

(2) Внутренний враг — имеются в виду оппозиция коммунистической партии, оставшиеся в Китае сторонники Гоминьдана и не успевшая сформироваться буржуазная прослойка населения.

(3) "金粉世家" , "История благородной семьи" — китайская дорама 2003 года. Сериал снят на основе известного романа писателя Чжан Хэнь Чжуя (1895-1967) "История благородной семьи", написанного в 1927-1932 гг. и закрепившего признание автора в литературных кругах Китая.

(4) "啼笑因缘", «Плач и смех» — полнометражная историческая драма режиссера Хуан Шуциня по сценарию Чжан Линьнаня, еще одна экранизация "Истории благородной семьи", премьера которой состоялась 20 апреля 2004 года на канале CCTV 8.

(5) 青花, цинхуа — голубой узор на белом фарфоре. Часто так же называют соответствующий вид фарфора.

(6) Линнаньская (лингнаньская, кантонская) культура — термин "лингнаньская культура" имеет два определения: 1. объединение нескольких культур (кантонские малые народы, хакка, теочью, хайнаньцы, чжуаны, танка, ше) по географическому принципу в регионе современного Линнаня. Линнань — юго-восточная часть Китая, включающая Гуандун и Гуанси, северный Вьетнам (в древности территория царства Намвьет или Наньюэ), Хунань, Цзянси и остров Хайнань. 2. Объединение нескольких культур (кантонские народности жившие в районе Гуандуна и Гуанси) по лингвистическому признаку. Для "Записок" неважно, какое именно определение имеет в виду У Се, так как действие происходит в Гуанси.