Онлайн чтение книги Записки расхитителя гробниц Grave Robbery Note
Часть 2. Глава 42. Тысячерукая Гуаньинь

Запущенная вверх ракета уже погасла, и снова все погрузилось во тьму. Паньцзы немедленно выпустил еще одну, которая, вспыхнув, осветила летающих тварей. Одновременно раздались автоматные очереди, трассеры расчертили яркими полосами пространство между цепями, протянутыми через расщелину. Вскоре несколько подстреленных птице-людей упали вниз.

Яркий свет у этих тварей вызвал временное замешательство. Точно так же, как медведь замирает озадачено, если перед ним крякнуть уткой, и стоит неподвижно, пока не поймет, утка перед ним или человек(1). Но замешательство такое длится недолго, а у нас это была последняя сигнальная ракета. Птиц наверху осталось еще много, и когда ракета погаснет, они превратятся в безжалостных охотников, пользуясь своим преимуществом в темноте.

Даже сейчас эти птице-люди пикировали вниз, пролетая так низко, что задевали волосы у нас на головах. Подстрелить такое количество тварей невозможно, у некоторых из нас уже закончились патроны. Положение Толстяка было критическим: если никто не придет ему на помощь, его жизнь закончится. Я не знал, что делать и окончательно растерялся, когда Толстяк выстрелил мне под ноги. В недоумении я уставился на него. Сквозь грохот выстрелов я не слышал, что он кричит, но по движению губ понял: он говорил, что надо бежать.

Обратившись к Паньцзы, я приказал: "Отведи третьего дядю и остальных подальше в глубину расщелины. Здесь логово птиц, куда они вернулись после охоты. Надо понять, откуда они прилетели, и бежать в ту сторону, там должен быть выход, через который они выбираются наружу. Обо мне не беспокойся, я попробую спасти Толстяка!"

"Ты не сможешь! — Паньцзы был в отчаянии. — Лучше ты уводи людей, а я займусь Толстяком!"

"Мне не под силу тащить третьего дядю, — я показал ему свою раненную руку. — Кроме того, моя кровь на всякую нечисть действует, как репеллент. Может, с этими летунами тоже сработает."

Увидев мою рану и услышав мои слова, Паньцзы вынужден был согласиться, казалось, даже вздохнул с облегчением, энергично кивнул и попросил: "Будь осторожен, мы ждем тебя снаружи!" Третий дядя все еще не мог двигаться, Паньцзы взвалил его себе на спину и крикнул остальным: "Все за мной! Бегите!" И первым направился прочь от пирамиды с саркофагом.

Я поднял автомат, который оставил мне Паньцзы, проверил магазин... три патрона, это прям чертовски щедро! Пробегавшие мимо люди звали меня за собой, но я проигнорировал их слова, заметив, что А Нин с места не сдвинулась.

Подойдя к ней, я тронул ее за плечо и сказал, что пора уходить. Она отбросила мою руку, подняла автомат. Уговаривать такого человека, как она, бесполезно, как и выяснять, что она задумала. Оставив ее, я бросился к пирамиде.

К счастью, грохот и хаос, творившиеся вокруг, никак не побеспокоили вулканических многоножек, они все еще спали. У меня мелькнула обнадеживающая мысль, что, возможно, они давно умерли и просто валяются тут, пугая всех своим видом.

Трех патронов на девять гипотетически живых многоножек и многочисленную стаю птице-людей маловато, нужно еще шесть-семь, а лучше полный магазин... мечтать не вредно. Я крикнул Толстяку: "Брось мне штук шесть патронов! Я тогда смогу тебя прикрыть!"

Обычно Толстяк таскал с собой Тип-56, забитый патронами калибра 5,56 мм, но он не взял его с собой, желая уменьшить вес перед спуском. Сейчас у него была только эмка с таким же калибром, но там оставалось мало пуль. Если полезет наверх, ему точно не хватит, чтобы отстреляться. Остается лишь один вариант: его буду прикрывать я, пока он доберется до цепей и спустится с них вниз.

Услышав меня, он вынул магазин из автомата и бросил его мне. Этого было вполне достаточно, чтобы открыть плотную стрельбу, отгоняя летающих тварей. Толстяк поднялся на цепь, затем соскользнул вниз и уже поторапливал меня, чтобы быстрее убраться отсюда.

Я огляделся, надеясь найти А Нин, но она куда-то пропала. Убежала по своим делам, как обычно, или ее унесла чудовищная птица? Глубоко вздохнув, я задумался: почему такая красивая, просто потрясающая женщина столь настойчива и упряма? В этот момент меня привлекло движение возле саркофага. Обернувшись, я увидел, что крышка окончательно сброшена, а изнутри поднимается огромный мертвец в выцветших истлевших чжурчжэньских доспехах. К трупам, даже разгуливающим на свободе, я уже привык, но этот был просто невероятен: у него было двенадцать рук, которые располагались вокруг всего туловища, часть росла из спины. И все эти верхние конечности переплетались друг с другом, как у Авалокитешвары(2) в храмах.

Я сразу вспомнил о двенадцатируком трупе ян ши гуань из подводной гробницы. Удивительно! Получается, что властители Восточного Ся на самом деле не совсем люди? А этот двенадцатирукий мутант, наверно, сам король Ваньну?

Толстяк выстрелом отогнал пикировавшую на меня птицу, подошел, встряхнул за плечи, крича: "Чего застыл, как соляной столп?"

Не замечая его возмущения, я указал на двенадцатирукого мертвеца и пробормотал: "Смотри... что он делать собирается?"

Руки мертвеца двигались, как у танцовщиц, изображающих тысячерукую Гуаньинь, и он не проявлял к нам никакого интереса. Спрыгнув с пирамиды, он направился прямо к бронзовым вратам.

"Он что, войти туда хочет?" — удивился Толстяк.

Я внезапно вспомнил последнюю фразу в зашифрованных записях Ван Цзанхая: если открыть врата, когда время еще не пришло, оттуда хлынет кармический огонь, который сожжет небо и землю. До сих пор мы думали, что это предсказание — всего лишь легенда, чтобы напугать даому. Тем более, что Ван Цзанхай сам умудрился побывать за вратами и остаться в живых. Но вполне возможно, что создатель этих врат установил какую-то ловушку, имитирующую такой катаклизм и на самом деле призванную уничтожить незваных гостей и сберечь сокрытые тайны.

Сейчас мы находимся прямо перед вратами, и не важно, правдиво предсказание или же это просто гигантская ловушка: мы рискуем оказаться первыми жертвами этих врат. Думать, правдивы легенды или нет, уже некогда, надо во что бы то ни стало остановить этого деформированного цзунцзы.

Я бросился за двенадцатируким мертвецом, даже выстрелил пару раз. Но пули словно в резину попадали: ни брызг какой-нибудь жидкости из огнестрельной раны, ни дырки в трупе. Мертвец даже не дернулся, пуля вошла в тело, словно грязная корова в море. Самое противное: этот трупак продолжал нас игнорировать.

"Динамит давай!" — крикнул я Толстяку.

Он вспомнил про шашки на поясе, которыми он собирался шантажировать А Нин и ее людей. Бросившись вперед, он запрыгнул на спину мертвеца, засунул шашку ему в рот, словно это было копыто черного осла, а затем быстро спрыгнул.

Я прицелился и выстрелил. Со второго раза попал в детонатор, раздался взрыв. Голова этого цзунцзы, прикидывающегося тысячерукой Гуаньинь, разлетелась на куски. Нас отбросило на землю ударной волной, накрыв осколками камней и горячим воздухом. На мгновение грудь сдавило так, что не вдохнуть, заложило уши.

Птице-людям вверху, похоже, тоже взрыв не пришелся по душе, они заметались, словно сошли с ума. Я поднялся и увидел двенадцатирукий труп, лежащий на земле. Это радует, взрывчатка решает все проблемы.

Обернувшись, я заметил, как изменилось выражение лица Толстяка, он был явно чем-то сильно напуган и что-то кричал мне, но я ничего не слышал, лишь видел, как двигаются его губы. Потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, он кричал: "Беги! Они выходят!"

Прежде чем я успел отреагировать и понять, что произошло, все вокруг погрузилось во тьму, словно накрыло черным туманом. Единственным источником света оставались фонари у нас в руках. Звуки вокруг тоже исчезли: ни выстрелов, ни шагов убежавших людей, лишь гулкие удары наших сердец и тяжелое дыхание.

Мы с Толстяком стояли спина к спине. Я снял бинты с рук, обнажив кровавые раны, и молился, чтобы это сработало. Вроде бы наставник Лян говорил, что моя кровь отпугивает тех, кто ест трупы. Но я не знаю, чем питаются птице-люди. Толстяк, держа автомат наготове, спросил, что мы будем делать.

Нашел у кого спрашивать. Мне бы самому сейчас советчик не помешал. Не успел я ответить, как сверху спикировала птица и приземлилась метрах в десяти от нас. Она была большая, выше человеческого роста. Опустившись на землю, она покрутила головой и уставилась на нас. Я заметил, что зубы у нее во рту светятся холодным голубоватым светом, словно они были покрыты фосфором. Я поднял руку и брызнул кровью в ее сторону, но странная птица никак на это не отреагировала и продолжала неподвижно стоять, таращась на нас.

Следом спустились еще две, одна опустилась слева от нас, вторая — позади. Я повернулся к ним, выставив вперед израненные руки, не представляя, что эти твари собираются делать.

Постепенно вниз спускалось все больше птиц, одна за другой, и вскоре мы были окружены плотным кольцом. Но все они, коснувшись земли, застывали неподвижно, как черные каменные изваяния. Я чувствовал себя мышью, загнанной в мышеловку, которая вот-вот захлопнется. Вроде бы на этих тварей моя кровь не действовала, но они не нападали, словно задумали что-то не хорошее.

Примечания переводчика

(1) "Точно так же, как медведь замирает озадачено, если перед ним крякнуть уткой, и стоит неподвижно, пока не поймет, утка перед ним или человек." Если честно, переводчица не нашла нигде упоминания о таком методе обмана медведя, чтобы перед ним уткой крякали. Более того, временная потеря ориентации у животных, обитающих в темноте, имеет несколько иную природу, они на какие-то время лишаются зрения. Но интересно другое: ранее У Се упоминал, что ослепление не мешает этим мифическим птицам ориентироваться по звукам.

(2) Авалокитешвара или, в китайском варианте, тысячерукая Гуаньинь (женская ипостась Будды - божество, выступающее как в мужском, так и в женском обличье, спасающее людей от всевозможных бедствий. В Китае тысячерукая Гуаньинь — подательница детей, родовспомогательница, покровительница женской половины дома. Образ восходит к буддийскому бодхисаттве Авалокитешваре, но Гуаньинь почитается представителями практически всех конфессий Китая. Образ Гуаньинь проник и в страны, соседствующие с Китаем, в частности, в корейской мифологии известна богиня милосердия Кваным (Квансеым), в японской — Каннон, помощница будды Амитабхи. Тысячу рук этому божеству добавили буддисты. Одна буддийская легенда из «Полной истории Гуаньинь и южных морей» (南海觀音全撰) описывает, что Гуаньинь поклялась не знать покоя, пока все живые существа не будут освобождены от сансары или перерождений. Несмотря на упорные усилия, она видела, что ещё очень многие несчастные существа не спасены. От стараний постичь нужды столь многих её голова раскололась на одиннадцать частей. Будда Амитабха, видя это, наделил её одиннадцатью головами, чтобы слышать крики страдающих. Тогда Гуаньинь попыталась дотянуться до всех нуждающихся в помощи, но обнаружила, что её руки разрываются на части. И вновь Амитабха пришёл на помощь и дал ей тысячу рук.