Я вернулся в Ханчжоу. Погода там все еще была холодной.
Магазин безлюден, как и всегда. Ван Мэн, увидев меня, натянул на лицо маску смертельной усталости. С первого взгляда он не узнал меня, решил, что я покупатель. Я лишь горько улыбнулся.
Из головы не выходил разговор с моими друзьями. Я чувствовал себя неловко, но не мог снова расспрашивать третьего дядю, опасаясь, что он станет упрекать меня в недоверии и нерешительности. Поделиться гнетущими мыслями было не с кем. Я вынужден был присутствовать с магазине каждый день, но делать там нечего, и я занимался тем, что частенько играл в шахматы с хозяином соседнего магазина. Он говорил, что в этом году обстоятельства сложились не лучшим образом и дела торговые идут не очень хорошо. Те, кому повезло, живут на сэкономленные деньги и не торопятся вести торговлю себе в убыток.
Это странно, но все, что меня раздражало, после приезда в Ханчжоу ушло на второй план. Может быть, этот город действует на людей так успокаивающе и обнадеживающе.
Дядю я давно не видел. Зато несколько раз приезжал Толстяк и просил помочь в оценке товара. Он как ребенок, не может спокойно сидеть на месте. Сначала дела у него пошли в гору, он получил хороший доход. Но его натура такова, что сколько не заработает, все потратит в два раза быстрее. Довольно скоро он сообщили мне, что оказался на мели. Я спросил о подробностях, и он рассказал, что потратил много денег на открытие магазина в Пекине, сетовал, что времена сейчас такие. Раньше, имея товар на десять тысяч долларов, можно было не волноваться о своем существовании. Тем не менее, думаю, он лукавил, потому что несколько раз приводил ко мне клиентов с пекинским акцентом и даже предоставил мне кое-какой товар. По-видимому, дела у него были не так уж плохи.
В тот день я вчистую проигрывал соседу, оставшись только с двумя конями. Сжав зубы, я упорно не признавал поражения и пытался продержаться, пока время обеда не закончится. В это время с улицы послышались крики и проклятия, я поднял глаза и снова увидел Толстяка. Несмотря на ругань, он выглядел так, словно дела у него шли хорошо.
Моему соседу доводилось иметь дело с Толстяком, и радости при его появлении он не выказал, быстро собрался и ушел к себе в магазин. Я был даже рад такому повороту, не пришлось деньги за проигрыш отдавать, и спросил Толстяка, кто посмел его так огорчить.
Продолжая материться, он объяснил, что вез в Ханчжоу две фарфоровые вазы, одну по дороге разбил. И не смог найти никого, кто бы возместил ему убыток. Теперь оставалось только дуться и обижаться на самого себя, что он и делал.
Давно зная его, я мог только посмеяться. Зачем было толкаться в поезде, когда от Пекина до Ханчжоу можно лететь самолетом? У него совсем мозги вытекли?
Толстяк обиделся: "Да что ты знаешь?! При посадке на самолет теперь строго досматривают. А я не последний человек в Паньцзяюане(1), и давно под пристальным вниманием властей. А сейчас в Пекине проходит много международных мероприятий, шерстят всех, у меня милиция скоро в магазине поселится. Бизнес в столице мельчает, только и остается ездить на юг, до вас все эти новшества еще не докатились. В Цзяннане сложно вести бизнес, но доходно. Вот только женщины у вас в Ханчжоу бешеные. Ты же знаешь, что я человек культурный, к женщинам не пристаю. Просто хотел поговорить, пока едем. В результате получил по морде, вазу разбил. И какой дурень сказал, что женщины Ханчжоу ласковые, как текущая вода в жаркий полдень? Да будь ее воля, она б меня живьем в кипятке сварила. По-моему, это не вода, а кислота серная."
Толстяк не мог остановиться, рассказывая все в мельчайших подробностях, и я понял, что произошло. Девушка в поезде была худенькой и сильно накрашенной, Толстяку такие не нравились. Да еще она начала возмущаться, что в поезде плохо пахнет. Естественно, запах был от ног Толстяка, но ему же слишком скучно просто слушать жалобы окружающих. С ответом он не задержался, заявив: "Старшая сестра, ты такая красивая, но почему такая худая? Ты на брюки свои посмотри: между ног ветер свистит. Если на передок пропеллер приделать, а на жопу фонарь повесить, можешь пердеть и работать ветрогенератором."
За что и получил по губам. Выслушав до конца и нахохотавшись всласть, я сказал: "Радуйся, что только по морде схлопотал, она вполне могла и заявить на тебя. В курсе, что есть слово такое — "хулиганство". Так вот то, что ты сделал — это оно."
Толстяк ухмыляясь, отмахнулся, заявив, что выглядела она, как проститутка: "Да никто бы ей с такой рожей не поверил, что я к ней приставал, я определенно выгляжу жертвой в сравнении с ней."
Я решил подкинуть ему хорошую идею, сказав, что не обязательно доставлять товар лично: "Разве ты не знаешь, что в мире существует такая услуга, как экспресс-доставка? А еще можно немного вложиться и открыть собственную курьерскую контору. Логистика приносит хороший доход, а когда освоишься, то сможешь с грузами передавать пару-тройку антиквариата. Это совсем не сложно."
Но Толстяк всегда соображал плохо, он просто не воспринимал сложностей, когда надо сделать больше двух действий сразу. Поэтому даже разговаривать со мной не стал: "Кстати, о деньгах. Дело не во мне, Толстяке, а в том, что ты, подлец, меня совсем не ценишь. Последнее время мне скучно, только зарабатываю чертовы деньги, а тратить много не интересно. Мы все должны заниматься тем, к чему сердце лежит, верно? Между прочим, твой третий дядя не нашел нового цзя-ламу? У тебя от него не было новостей?"
Я ответил, что давно не встречался с ним. Мне кажется, после нашего разговора между мной и третьим дядей словно кошка пробежала: мы оба сторонились друг друга. Хотя, мне есть что у него спросить при встрече.
Толстяку было все равно, и он только попросил: "Если появится какое-нибудь дело, про меня не забудь. Последние несколько месяцев у меня прямо руки чешутся."
Ну конечно, просто руки чешутся. Разве Толстяка может волновать что-то, кроме наживы? Посмеявшись про себя, вслух я ответил: "Толстяк, ты от рождения такой странный? Чем больше денег видишь, тем ненасытнее становишься." Не смущаясь, от заявил: "Одна гора высокая, другая — еще выше. В Паньцзяюань теперь много толстосумов захаживает, торговцы один за другим богатеют. Хорошие вещи быстро по частным коллекциям расходятся. Не сердись, но в богатстве нет ничего плохого, это сейчас даже популярно. Нельзя жить одним днем, надо брать от жизни все. Если есть деньги, меньше проблем. Богатые живут спокойнее!"
Рассмеявшись, я согласился с ним.
В этот момент в магазин зашел посетитель и улыбаясь, звонким голосом спросил: "Хозяин, вы еще открыты?"
Толстяк подтянул ноги, посмотрел на вошедшего и ухмыльнулся: "Это ты?"
Оглянувшись, я увидел А Нин, в футболке выше пупка, и в джинсах. Такой я ее не привык видеть и не сразу узнал.
За прошедшее время я даже не думал с ней связываться. Пару раз интересовался, что она поделывает, но новостей не было. И вот она пришла по мою душу? Это прямо удивительно.
А Нин проигнорировала вопросительный взгляд Толстяка, только злобно зыркнула в его сторону, изящной походкой обошла магазин и кокетливо обратилась ко мне: "Неплохой магазинчик, все такое древнее."
А что она хотела увидеть? Антикварный магазин с сюрреалистическим декором? Очень осторожно я спросил ее: "Ты тут нечастый гость. Что ищешь?"
Она взглянула на меня, явно разочарованная, вероятно, почувствовала мое отношение. Сделав выразительную паузу, она ответила: "Ты всегда был очень прямолинейным. Ну, раз мне не рады, тоже буду говорить прямо. Я пришла, чтобы поужинать. Пригласишь?"
Примечания переводчика
(1) Паньцзяюань — крупный антикварный рынок в Пекине, известный на всю страну.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления