Онлайн чтение книги Записки расхитителя гробниц Grave Robbery Note
Глава 20. Конец (финал 1-го сезона)

Отдых после такой пробежки покажется нам неземным наслаждением.

Тяжело дыша, мы посмотрели друг на друга, и у меня было нереальное ощущение, что все это нам только что привиделось. Лицо Толстяка было бледным, он выпустил мою руку, но сказал не отставать. Я же оказался в состоянии, близком к трансу, события последних мгновений вообще плохо помню, и вряд ли впоследствии смогу точно описать, что произошло.

Мы бежали, не останавливаясь, за считанные минуты преодолели последний водосток, который вел к подземному озеру, и начали искать проход в каменной стене.

Спустя шесть часов, голодные, мы добрались до дренажной шахты, ведущей наверх и пошли дальше. По дороге старались не разговаривать, чтобы не тратить силы.

"Если ничего не есть, организм начинает использовать внутренние жировые запасы, — сказал Толстяк. — Так можно продержаться около двух недель. Но мы уже несколько дней не ели нормально, так что в запасе гораздо меньше времени."

Я тоже сомневался, что мы сможем выбраться отсюда живыми. И теперь понимал, почему третий дядя называл это путешествие дорогой без возврата. Слишком большое расстояние, требуется везти с собой много еды. В одиночку преодолеть этот путь невозможно даже в одну сторону, многие должны погибнуть по дороге. И тем более он предвидел подобные трудности на обратном пути.

Толстяк планировал добраться до поверхности за день. Но оказалось, что подниматься вверх куда тяжелее, чем спускаться. Спустя два дня мы так изголодали, что готовы были есть все, что под руку попадется. Но здесь было очень мало того, что пригодно для еды. В расщелинах попадались высохшие ветки и насекомые. Из курса по выживанию я помню, что поедание насекомых — наиболее безопасный способ не голодать, они редко бывают ядовиты. И мы стали собирать жуков, но их оказалось не так много, да еще совсем мелкие, размером с семечко дыни.

Молчуна все еще трясло, но он уже пришел в себя. Однако, так ничего и не вспомнил. Мы пытались несколько раз поговорить с ним, но он вообще не понимал, что случилось, и как он здесь оказался. К счастью, теперь он мог идти сам, без посторонней помощи.

Питаясь насекомыми, мы прошли еще три дня и, наконец, заметили живые корни деревьев, проросшие сквозь стены шахты. Толстяк предположил, что мы уже недалеко от поверхности. Побродив вокруг еще какое-то время, мы нашли несколько проходов в стенах шахты. Толстяк поднялся по одному из них и, выглянув, сообщил, что это та часть джунглей, которая напомнила мне таллинское кладбище на пути сюда.

Но выбраться наружу не получалось: отверстие, ведущее на поверхность, было слишком узким. Толстяк сделал несколько направленных выстрелов, раздробив камень, и мы с трудом протиснулись наверх. Местность, окружающую нас, трудно было узнать. Уровень воды существенно снизился, обнажив грязь и уродливые корни деревьев. Но сейчас ярко светило солнце, значит, большинство фазаньих шей должны отдыхать под землей. Самое безопасное время.

Солнышко светит, согревая бушующие джунгли, птички щебечут, цветы благоухают. Если в первый раз увидеть эти места, можно решить, что это рай на земле. Но мы-то знали, что это не так, и внешнее спокойствие является лишь иллюзией. Нас этой идиллией не обмануть, мы оставались в сильном напряжении и не могли полноценно отдохнуть.

Я прикинул нашу скорость и понял, что добраться к каньону до темноты нам не удастся. Но даже если окажемся там, то в темноте можем столкнуться с проблемами. Сейчас мы слишком истощены и даже малейшее препятствие может стоить нам жизни. А еще мы можем заблудиться.

Мы втроем пережили немыслимые трудности. И мне не хотелось, чтобы кто-то пострадал на обратном пути. Но других вариантов нет, мы должны сделать все, что в наших силах. К счастью, сейчас фазаньи шеи спят, и мы успеем нанести грязь на наши тела. Так что опасность столкновения с местными гадами не столь высока.

Самым сложным оказался долгий путь назад через джунгли. Нет смысла описывать все это подробно. Я совсем не хочу вспоминать, что мне пришлось пережить за эти дни. Мы были ранены, по уши в грязи. Сил не хватало даже на то, чтобы отбиваться от мелких клещей. Я торопился выбраться отсюда и шагал как можно быстрее, не жалея сил.

Нам потребовался весь оставшийся день, а затем вся ночь, чтобы пройти сквозь каньон и выбраться в пески Гоби. Там нас ждали люди вместе с госпожой Чжомой. Увидев их, я словно заново родился. Толстяк почти терял сознание, когда вышел из каньона. А госпожа Чжома и ее люди глазам не поверили, когда увидели нас.

Выбравшись из Тамуто, мы отдыхали около трех дней. Я был настолько сбит с толку и истощен, что все это время ни о чем не думал и не беспокоился. Сил не осталось совсем. Мне казалось, что самое главное — сон, все остальное в мире — ерунда. И впервые за долгое время я почувствовал облегчение: вроде бы все эти загадки, так мучившие меня, и которые так и не удалось разгадать, не имеют ко мне никакого отношения.

Молчуну лучше не становилось. Он почти все время сидел в палатке, съежившись и дрожа, и лишь изредка покидал ее, чтобы, прислонившись спиной к скале, безотрывно таращиться в небо. Эти редкие его прогулки нас успокаивали, но все равно было понятно, что с головой у него серьезные проблемы, и вряд ли он окончательно оправится в ближайшее время.

Паньцзы тоже был здесь, лежал в соседней палатке. Иногда он приходил в себя, но чаще бредил или спал. Я так и не решился рассказать ему, что случилось с третьим дядей. Его случайно нашел Чжаси. Мне он объяснил, что Вэньцзинь многое рассказала им об оазисе, прежде чем уйти. И они знали, как надо защищаться от змей. Когда появился сигнальный дым, они отправились на поиски, обнаружили брошенный лагерь и Паньцзы в очень плохом состоянии.

Я подсчитал время: должно быть, это случилось на следующий день после того, как мы отправились втроем ловить Вэньцзинь. Подумать только: если бы мы не торопились и подождали всего одну ночь, то встретили бы Чжаси с его людьми. Тогда все могло быть по-другому. Но, к сожалению, эта ночь оказалась поворотным моментом не в лучшую сторону.

Нам дали еще два дня на отдых, после чего Чжаси сказал, что надо уходить. Согласно его расчетам, мы сейчас находимся в центре кольца города Дьявола, который может со временем меняться. Мы должны уйти, пока еще есть возможность ориентироваться на местности. С востока и запада от города Дьявола есть автодороги, где можно встретить людей и попросить о помощи. Я хотел спросить его о третьем дяде и Черном Слепом, но у меня кончились силы для разговоров. Однако, Чжаси понял, что меня беспокоит, и ответил, что они могли выбраться из оазиса через другой каньон на противоположной стороне. Или вообще остались там. В любом случае, мы сейчас ничем не можем им помочь.

Без машины мы могли только идти пешком. Чего нам больше всего не хватало, так это рабочей силы. Третий дядя, отправляясь в экспедицию, взял с собой много людей именно для того, чтобы нести побольше воды. У нас ее было достаточно, но всю унести не могли. Взяли то, что могли поднять, но наш поход обещал быть долгим, и воды едва хватит до того момента, как мы найдем дорогу за пределами города Дьявола.

Толстяк, собираясь, оставил минимум еды, поделив ее поровну, выбросил палатки и все лишнее, чтобы унести больше воды. Голодать в пустыне не так страшно, но без воды мы не протянем и пару дней.

Нагрузившись под завязку, мы отправились через Гоби. Это было тяжелое испытание, но по сравнению с тем, что пришлось пережить в джунглях, не так уж и плохо. Четыре дня спустя мы выбрались из города Дьявола, неделю блуждали по пескам и, наконец, вышли на шоссе. Нам повезло поймать попутку, военный внедорожник, у водителя которой был спутниковый телефон. Мы связались с компанией Цю Декао и примерно через тридцать часов прибыла команда спасателей.

Наши люди едва держались на ногах, некоторые плакали от радости. Боюсь, никому не понять, что мы пережили за все это время. На обратном пути Толстяк, развалившись в машине, запел:

"Взойдя на вершину, посмотрю вдаль, на родные места.

Куда не глянь — пустыня без края на тысячи ли.

Колокольчик верблюжий — откуда же он звенит?

Динь-динь, словно в сердце мое стучит."(1)

Его голос был грубый, похожий на треснувший гонг, но звучал приятно. Я внезапно почувствовал прилив чувств и загрустил. Слезы сами собой потекли по щекам, и зрение затуманилось, но не только от слез. Все пережитое промелькнуло у меня перед глазами. Это казалось сном наяву, я даже слышал голоса тех, кого считал навсегда потерянными. И эти голоса, казалось, эхом разлетались над бесконечной пустыней Гоби.

Вернувшись в Голмуд, я снова и снова анализировал события, произошедшие со мной, написал электронное письмо своему второму дяде, в котором описал все "от" и "до". Через полчаса он позвонил мне и сказал, что ему многое об этом известно. Он сказал никому не рассказывать об этом и не лезть туда, куда не просят. Обещал со всем разобраться и приказал немедленно отправляться в Ханчжоу.

Естественно, я не мог вернуться сразу: Толстяк, Молчун и Паньцзы должны были оставаться в больнице еще какое-то время.

Толстяк всего лишь сильно переутомился, и ему полегчало после нескольких капельниц. Паньцзы, наконец, пришел в себя, и я рассказал ему о третьем дяде. Он так распереживался, что чуть ли не в грудь ногой себя бил. Но я сам был так измотан, что успокаивать его у меня не было сил. Он не дождался окончания лечения и вернулся в Чанша, сказав, что там будет ждать вестей от своего третьего господина. Я попросил его сообщить мне, если появятся какие-нибудь весточки.

Самой большой проблемой был Молчун. В больнице он окончательно пришел в себя, но вдруг оказалось, что он совсем ничего не помнит. Как сказал врач, сильный стресс спровоцировал нарушение нейронных связей, потому память пропала. И сейчас ему надо как можно больше отдыхать.

Он совершенно ничего не помнил. Даже меня не узнал. Такое положение дел меня обескураживало. Мне больно было на него смотреть.

Разобравшись с делами, я вернулся домой и первым делом принял горячую ванну. Лишь после этого появились силы разобрать скопившуюся корреспонденцию. Одно из писем, как оказалось, было отправлено третьим дядей.

Мое сердце замерло: на конверте не было почтового штемпеля и даты. Открыв конверт, я нашел несколько исписанных листков бумаги.

"[i]Дорогой племянник.

Когда ты прочтешь это письмо, возможно, я буду считаться пропавшим без вести или, скорее всего, уже буду мертв.

Я не уверен, что ты уже знаешь всю правду, но чувствую, что должен дать тебе объяснения.

То, что я собираюсь сделать — это моя судьба, которой мне не избежать. И я чувствую, что это мое последнее дело, ради которого я даже карьеру свою разрушил. Если я не найду ответов в этот раз, то лучше мне умереть.

То, что ты так хотел знать, я запишу дальше, можешь на досуге внимательно прочитать. Ты, вероятно, не мог понять, почему я лгу тебе снова и снова. Ты все поймешь, прочитав мое письмо до конца. Ты прав, я настоящий мошенник.

Мне очень жаль, что так сложилась судьба. Но, что бы ты ни думал обо мне, для меня ты навсегда останешься любимым племянником. В одном ты можешь быть твердо уверен: я, твой третий дядя, сделал все, чтобы защитить тебя. Я никогда не задумывал что-то такое, что могло тебе причинить вред. И никогда не собирался вредить семье У.

А может быть, я и на самом деле У Саньсин? Кажется, я уже не могу снять с себя эту маску, слишком долго я ее носил.

Мне очень жаль, что некоторые моменты я даже в этом письме объяснить не смогу. Но хочу сказать, что для всего, что произошло, есть свои веские причины. Я попал в паутину, из которой выпутаться было практически невозможно. Та злополучная история превратилась для меня в замкнутый круг, из которого не выбраться. Теперь уже ничего не исправить. Экспедиция на Сиша скрывает очень большие секреты, а Вэньцзинь и ее команда были не так просты, как казалось. Когда я разыскивал их, то обнаружил, что некоторые члены ее команды не имели никакого опыта в археологии. Я не знаю, откуда они взялись и чем занимались раньше.

Чем дальше я искал, тем больше понимал, что за организацией экспедиции на Сиша что-то скрыто. Но все, связанное с этим, так запутано и непостижимо. И если ты до сих пор занимаешься этим делом, то должен знать, чем закончилась эта история для меня. Ты должен знать, какова цена за попытку раскрыть эти тайны.

Надеюсь, прочитав письмо, ты прекратишь свои поиски. Узнав всю правду, что я могу тебе рассказать, ты можешь жить дальше спокойно и не попадать больше ни в какие истории. Я знаю, что ты раскопаешь какие-то загадки, но поверь, к тебе они не имеют никакого отношения.

И напоследок я хочу напомнить тебе слова твоего деда: человеческое сердце страшнее злых духов и жестоких богов.

Твой третий дядя.

Дуньхуань.[/i]"

Ниже он рассказал все то, что я уже слышал от Вэньцзинь. Я молча читал его письмо, а после не мог сдержать слез.

Примечания переводчика

(1) Песня называется "Звон верблюжьего колокольчика". Авторы: Чжан Минминь, Тань Цзяньчан. 
Позволила себе сделать вольный перевод, содержание очень подходит сюжету этой книги
攀登高峰望故乡，黄沙万里长。
何处传来驼铃声，声声敲心坎。
盼望踏上思念路，飞纵千里山。
天边归燕披残霞，乡关在何方。
风沙挥不去印在历史的血痕，
风沙飞不去苍白海棠血泪。
攀登高峰望故乡，黄沙万里长。
何处传来驼铃声，声声敲心坎。
盼望踏上思念路，飞纵千里山。
天边归燕披残霞，乡关在何方。
黄沙吹老了岁月，吹不老我的思念。
风沙挥不去印在历史的血痕，
风沙飞不去苍白海棠血泪。
黄沙吹老了岁月，吹不老我的思念。

Взойдя на вершину, посмотрю вдаль, на родные места.
Куда не глянь — пустыня без края на тысячи ли.

Колокольчик верблюжий — откуда же он звенит?
Динь-динь, словно в сердце мое стучит.

Озираясь, тоскуя, начну свой далекий путь
Пусть даже до гор тысячи ли,
преодолею стремительно их.

Вернусь ласточкой на край света,
расколов остатки заката,
туда,
где родина ждет меня.

Налетит песчаная буря, но не стереть ей
следы кровавого прошлого из памяти моей

С берегов Бахая унесет песчаная буря
увядшие груш лепестки.
Но кровавых слез с моего лица ей не смыть

Взойдя на вершину, посмотрю вдаль, на родные места.
Куда не глянь — пустыня без края на тысячи ли.

Колокольчик верблюжий — откуда же он звенит?
Динь-динь, словно в сердце мое стучит.

Озираясь, тоскуя, начну свой далекий путь
Пусть даже до гор тысяч ли,
преодолею стремительно их.

Вернусь ласточкой на край света,
расколов остатки заката,
туда,
где родина ждет меня.

Песня пустыни не остановит время.
Но даже состарившись, все буду помнить я.

Налетит песчаная буря, но не стереть ей
следы кровавого прошлого из памяти моей

С берегов Бахая унесет песчаная буря
увядшие груш лепестки.
Но кровавых слез с моего лица ей не смыть.

Песня пустыни не остановит время.
Но даже состарившись, все буду помнить я.