Онлайн чтение книги Власть книжного червя Ascendance of a Bookworm
Пролог (❀)

В окна пробивается тёплое весеннее солнце. Деревья покрылись зеленью, а цветы стали ярче и красочнее. Это лучшее время года для прогулок и отдыха, но в ухоженном саду замка сейчас мало людей. Здесь все спешат из-за приближающегося собрания герцогов. Некоторые, чтобы сэкономить время, срезали прямые пути через сад, но никто из них не любовался окружающим пейзажем.

У Бонифация, как и у многих других, не было времени оценить смену времён года. На самом деле, при виде оживающего сада он чувствовал себя ещё хуже — это было болезненное напоминание о том, что у них так мало времени до собрания герцогов. Он прошёл в комнату для чаепития, стараясь не выдать своего раздражения.

Он велел своим последователям организовать встречу с Сильвестром — им нужно было кое-что обсудить, и в итоге они выбрали это обеденное время. О том, насколько герцог занят, можно было судить по тому, что еду ему приносили в комнату отдыха, расположенную рядом с его кабинетом.

— Ах, Рихарда...

Среди тех, кто накрывал стол в комнате отдыха, была не кто иная, как Рихарда. Только тогда Бонифаций вспомнил, что она снова стала последовательницей Сильвестра. Она была необычной последовательницей, так как меняла тех, кому служила, по приказу ауба. Обычно это были члены герцогской семьи, которые находились в трудном положении и не могли легко найти себе последователей.

Первой её госпожой, на службе у которой Рихарда отточила мастерство слуги, была Гретхен, уже почившая представительница герцогской семьи. Затем, по приказу ауба, правившего два поколения назад, Рихарда стала служить Габриэле, прибывшей для замужества из Аренсбаха, а позднее — Веронике, которую Лейзеганги чрезвычайно невзлюбили. Рихарда отправлялась даже в поместье Бонифация, когда тот попросил у Адельберта, отца Сильвестра и предыдущего ауба, наставника для своего сына Карстеда. Она воспитывала его до крещения, после чего тот переехал в замок в качестве кандидата в аубы.

Затем, после крещения Карстеда, Вероника попросила, чтобы Рихарду приставили к Георгине, которой нужна была наставница, которой они могли бы доверять. Адельберт согласился, и Рихарда стала главной слугой Георгины. Позже, когда родился Сильвестр, она стала его няней: как мужчина, он имел более высокие шансы унаследовать герцогство.

Через некоторое время Рихарда вошла в свиту Розмайн в качестве её главной слуги. Сильвестр приказал это сделать, потому что Розмайн была воспитана в храме, и оттого ей было трудно найти себе последователей, но Бонифаций недавно начал подозревать, что Сильвестр также хотел помешать Розмайн общаться со своей семьей.

— Добро пожаловать, — сказала Рихарда. — Работа господина Сильвестра заняла у него немного больше времени, чем планировалось: он отправил ордоннанц всего минуту назад и скоро должен быть здесь. 

Она провела Бонифация на его место, а затем приказала другим слугам обслужить его.

— Это его собственная вина, но Сильвестр сейчас очень занят, да? — заметил Бонифаций.

— Действительно. У него никогда раньше не было столько работы. Будьте с ним помягче.

— Я не настолько мягкий, как Фердинанд. Герцог, сам выполняющий свою работу — так обычно и должно быть.

Из-за чистки Сильвестр работал с меньшим числом последователей, чем обычно, но это была далеко не единственная причина его огромной загруженности. В замке Вильфрид и Бонифаций собирались помочь с теми обязанностями, которые раньше выполнял Фердинанд, однако всё, что по идее следовало делать герцогу, было переложено на плечи Сильвестра.

— И все же, — вздохнула Рихарда, — лучше бы это случилось не прямо перед собранием герцогов, когда он уже так занят приготовлениями к нему...

— Знаешь, как герцог, он мог бы, по крайней мере, сыграть свою роль в обучении Вильфрида работе герцога. Теперь, когда Розмайн прямо отказалась помогать парню, она может даже начать сваливать на него свою работу.

Бонифаций поддерживал всех трех герцогов — своего отца, младшего брата и племянника. Что касается самого Бонифация, то Сильвестр обратился к нему за помощью через три года после того, как стал аубом. Он хотел добиться отставки Вероники и её последователей, для чего намеревался освободить от обязанностей всех, кто старше определенного возраста. В итоге Бонифаций и Вероника отошли от своих обязанностей, хотя и продолжали снабжать основание магической силой.

Однако теперь Бонифаций был не на пенсии. Он часто посещал тренировочные площадки, обучал рыцарей, помогал в работе. И всё это для того, чтобы произвести впечатление на свою очаровательную внучку и получить больше возможностей проводить с ней время.

Изначально у Бонифация был и второй, скрытый мотив: если бы Лейзегангам удалось утвердить Розмайн в качестве преемницы Сильвестра, то он мог бы проводить с ней гораздо больше времени под предлогом подготовки её к роли следующей герцогини. Однако он отказался от этой идеи после того, как Розмайн отвергла его и сказала, что предпочла бы остаться в храме. Найти время для общения с внучкой было непросто.

— Боже, боже... — сказал Рихарда. — Подготовка следующего герцога — это ваша работа, господин Бонифаций. Насколько я помню, это обещание было единственной причиной, по которой вам удалось избежать того, чтобы самому занять место герцога.

— Некоторые истории слишком древние, чтобы их обсуждать...

Рихарда усмехнулась. 

— Обещание есть обещание, как бы давно оно ни было дано.

Бонифаций инстинктивно скривился: ему часто было трудно общаться с Рихардой, так много знавшей о его прошлом. Как она сказала, он когда-то дал обещание своему отцу, который два поколения назад был герцогом. Чтобы избежать необходимости самому стать герцогом, Бонифаций согласился обучить своего младшего брата, Адельберта, чтобы тот занял его место. Адельберт также был нездоров, поэтому ему нужен был кто-то, кто мог бы обучать его сына на случай, если он скончается молодым.

— Дай мне передохнуть, — ворчал Бонифаций. — Я должен наслаждаться своей пенсией, но вместо этого я помогаю в замке. Я даже занимался воспитанием Вильфрида — и это больше, чем то, на что я подписался, если хотите знать моё мнение. Адельберт был болен и нуждался в поддержке, а Сильвестр легко справлялся сам. Я хочу проводить время как любой другой дедушка: отдыхать и ухаживать за внучкой.

— Как ты можешь это делать, если ты всё ещё не знаешь, как контролировать свою силу?

К разочарованию Бонифация, одно его приближение к Розмайн заставляло всех опасаться за её жизнь. Люди старались держать их как можно дальше друг от друга.

«Конечно, я чувствую себя виноватым за то случай, когда я был слишком взволнован и почти бросил её в потолок, но…»

После этого опыта Бонифаций запомнил, что Розмайн не похожа на других его внуков, которые всегда охотно тренировались с ним.

— Похоже, вам двоим весело, — заметил Сильвестр, входя в комнату со своей свитой. Он попросил Рихарду и Карстеда остаться в качестве его слуги и охранника соответственно, а затем велел остальным своим последователем удалиться и пообедать. Им предстояло подготовиться к столь же суровому дню.

Вместе слуга Бонифация и Рихарда преподнесли своим господам тарелки с украшенными овощами. Они представили блюдо как...

«Режь-режь салат из ранье и судзару¹»?

Бонифаций совсем не узнал названия. Неужели это было ещё одно новое блюдо? Повара Розмайн кардинально изменили меню замка. Подождав, пока Сильвестр откусит первый кусочек, он попробовал то, что оказалось слегка кисловатым овощем.

«Сильвестр обычно ненавидит овощи, но сейчас он ест их так, будто завтра не наступит. Рецепты моей внучки — лучшие в мире».

Бонифаций жевал горькие овощи, которые, как известно, презирают маленькие дети, и молча хвалил Розмайн. Она приготовила их так, что даже Сильвестр перестал жаловаться.

— Итак, в чем дело? — спросил Сильвестр в середине трапезы, изображая изнеможение. — Беспокоишься о чем-то?

— Обо всём. 

Бонифаций знал, что собирается увеличить и без того утомительное бремя Сильвестра, но только герцог мог разрешить его претензии. 

— Прежде всего, тебе нужно выпороть Вильфрида. Если его отношение не изменится в ближайшее время, я умою руки.

Сильвестр резко вдохнул, его глаза широко раскрылись. Тем временем Рихарда воскликнула: 

— Господин Бонифаций! Такие слова нельзя говорить легкомысленно!..

Бонифаций отвечал за подготовку Вильфрида к становлению следующим герцогом — отказавшись от дальнейшей помощи мальчику, он, по сути, объявил бы его непригодным для правления. Бонифаций прекрасно понимал это.

— Его отношение? — повторил Сильвестр. — Что ты имеешь в виду? Он приходил ко мне с жалобами, но это было до весеннего молебна. В итоге он даже поменял своё мнение. Неужели проблема всё ещё сохранилась?

— Разве его последователи ничего тебе не сказали? — спросил Бонифаций.

— Они сообщили мне, что дворяне Лейзеганга жестоко обошлись с ним, и попросили, чтобы я сделал им выговор. Разумеется, я попросил более подробную информацию. Я помню, что Лейзеганги были грубыми, но никогда не были особенно жестокими.

Последователи Вильфрида действительно говорили с герцогом, но не об отношении их господина к работе. Вместо этого они рассказали о том, как лейзегангские дворяне обращались с ним во время весеннего молебна.

— Он безрассудно врывался в дома одного Лейзеганга за другим, включая тех, кто хочет использовать эту чистку для уничтожения всех, кто хоть как-то был связан с бывшей фракцией Вероники, — объяснил Бонифаций. — Гиб, пытающийся сдержать столь радикальных дворян, сказал бы, что Вильфрид плеснул масла в огонь, и он бы не ошибся. Почему ты разрешил Вильфриду отправиться туда?

— Флоренция сказала мне, что для того, чтобы он лучше осознал себя следующим герцогом, ему нужно испытать последствия своих поступков.

Решения человека на посту герцога могли оказать серьёзное влияние на герцогство, которым он управлял, поэтому было крайне важно, чтобы он всегда нёс за них ответственность. Именно поэтому Вильфриду требовалось больше опыта, прежде чем он сам возьмёт на себя эту роль. Сбор информации был крайне важен, когда речь идёт о принятии наиболее правильного решения: только определив, какая информация заслуживает доверия и является наиболее точной, можно вынести обоснованное суждение о том, как лучше поступить.

Сильвестр продолжил:

— Весенний молебен имеет решающее значение для Эренфеста: урожай герцогства во многом зависит от чаш, которые мы раздаём. К тому же, как и во всех подобных религиозных мероприятиях, вся ответственность ложится на Розмайн. Как бы Лейзеганги ни ненавидели Вильфрида, они не рискнут ничего с ним сделать. Это прекрасная возможность для него испытать их гнев воочию, в безопасной обстановке, и понять его более глубоко, чем если бы мы просто объяснили ему ситуацию. Это также научит его важности сбора информации... По крайней мере, так сказала Флоренция.

— Понятно... — пробормотал Бонифаций, затем скрестил руки. Такой опыт действительно был важен для следующего герцога. — Но, как оказалось, это слишком тяжёлое бремя для Вильфрида. Его отношение к работе ухудшилось после возвращения с весеннего молебна. Даже после пяти дней предупреждений он не изменился.

— Всего пять дней?! — воскликнула Рихарда. — Дай ему больше времени: все мы время от времени не справляемся. Конечно, этого недостаточно, чтобы отказываться от него. 

Она поспешила возразить, но она не видела Вильфрида за работой. То, что Рихарда назвала «всего пять дней», для Бонифация и последователей были «мучительные пять дней».

— Проблема не в том, что он потерпел неудачу. Он просто отказывается от своих обязанностей следующего герцога и постоянно выставляет напоказ свое неповиновение. Я даже не могу описать, как глупо выставлять свои слабости напоказ враждующим дворянам. Сколько же лет этому глупцу?

Вильфрид уже приближался к четвёртому году обучения в дворянской академии, но вёл себя так, как не повёл бы себя и только что крещённый ребёнок. Оставалось только гадать, не ведёт ли он себя так незрело с дворянами других герцогств, и само собой разумеется: никто не захочет доверить будущее Эренфеста тому, кто ведёт себя столь эмоционально.

— Все достаточно заняты подготовкой к предстоящему собранию герцогов, — сказал Бонифаций. — Если кто и должен сейчас взять на себя инициативу, так это члены герцогской семьи, которые собственно и устроили чистку. Однако следующий герцог отказывается работать и продолжает вести себя вызывающе, даже после предупреждений. Я не могу представить, что должно быть в его голове, если в ней вообще хоть что-нибудь есть. Если ничего не изменится и все будут презирать его, то он сам навлечет на себя гибель. Неужели он не понимает всей серьезности этого?..

Во-первых, Бонифаций не мог слишком сильно ругать Вильфрида на людях. В этом случае мальчик рисковал показаться непригодным для правления, а это было опасно, когда многие дворяне уже хотели, чтобы Розмайн заняла его место. Однако сколько бы раз его ни предупреждали, Вильфрид только дулся и говорил: «Ты суров со мной только потому, что хочешь, чтобы Розмайн стала следующим аубом.»

Действительно, было логично, что Вильфрид не хотел принимать советы от того, кто поддерживал Розмайн. По этой причине Бонифаций попросил Лампрехта выступить с предупреждением вместо него. Однако по прошествии пяти дней ничего не изменилось.

— Вильфрид гордится тем, что оказался среди кандидатов в аубы герцогств высшего ранга, став отличником, но эти хорошие оценки ничего не будут значить, если он не начнёт вести себя как подобает герцогу, — заключил Бонифаций.

— Знаешь, Флоренция беспокоилась о том же. Она боялась, что его усердная работа лишь улучшает его оценки и ничего больше... — сказал Сильвестр, поднося ложку ко рту, пока пытался вспомнить разговор.

Бонифаций помрачнел. Похоже, Сильвестр не воспринимал мнение своей жены всерьез.

— Мне кажется, что не только Вильфрид должен больше слушать. Только не говори мне, что ты проигнорировал столь важное предупреждение.

— Нет, нет, я не проигнорировал его. Из-за её предупреждения я и освободил Освальда от обязанностей. Он не давал Вильфриду должного образования. Это было также причиной, почему я начал прислушиваться к жалобам мальчика о том, как чистка повлияла на его жизнь.

Освальд был воплощением методов Вероники, и казалось, что после того, как Вильфрид обручился с Розмайн и обеспечил себе положение следующего ауба Эренфеста, всё стало только хуже.

— Освальд серьезно относился к своей работе и был полностью предан Вильфриду, — продолжал Сильвестр. — Проблема была в том, что он выражал эту преданность и выполнял свои обязанности так, как было принято в эпоху матери. Он так и не понял, что то, что раньше было признаком превосходства, теперь стало признаком тирании. Или, ну... может быть, он понял и просто не смог изменить свои взгляды. Возможно, он и не хотел их менять. В любом случае, чтобы почтить его преданность, я дал ему возможность уйти в отставку и сохранить лицо.

Бонифацию говорили, что Освальд ушел в отставку из-за чистки, но теперь он знал правду: бывший главный слуга был освобожден от должности после того, как не смог дать Вильфриду должного образования.

— Я искренне надеюсь, что назначение Вильфриду нового главного слуги улучшит ситуацию, — сказал Бонифаций, — но все его последователи слишком мягки к нему. Лампрехт даже сказал ему, чтобы он перестал сравнивать себя с Розмайн.

— Юная госпожа сама первая обратилась с этой просьбой... — сказала Рихарда, имея в виду ситуацию, когда все вместе работали над тем, чтобы помочь Вильфриду наверстать упущенное к его дебюту. — Она сказала, что юный господин будет раздавлен под тяжестью нагрузки.

Бонифаций сделал паузу, вспоминая все те случаи, когда он сравнивал этих двоих на работе. 

— Для меня это новость. Тем не менее, Рихарда... Это было между его крещением и дебютом, не так ли? Как долго это будет оставаться актуальным? В дворянской академии его будут сравнивать с Розмайн, нравится ему это или нет. Неужели его последователи всё ещё держатся за него, даже сейчас, когда он переходит на четвёртый курс?..

— Юная леди говорила так, как будто это всегда будет актуально, но я не знаю, как долго это действительно будет так. Тем не менее, другие дворяне и в правду явно не будут следовать этому совету.

Просьба Розмайн была выполнима лишь тогда, когда Вильфрид был ещё молод и получал образование в изолированном северном здании. Было неизбежно, что в дворянской академии его будут сравнивать с другими кандидатами в аубы, и люди гарантированно обратят внимание на качество его работы, пока он будет помогать в замке. Вдобавок ко всему, когда он достигнет совершеннолетия, его станут сравнивать с другими кандидатами в аубы Эренфеста, чтобы выбрать следующего ауба. Вот как обстояли дела.

— Сильвестр, — сказал Бонифаций, — если твой сын не намерен совершенствоваться, лиши его поста следующего герцога.

— Я бы расторг удочерение Розмайн в это же мгновение, — ответил Сильвестр, сузив свои тёмно-зелёные глаза.

Бонифаций вздохнул: он знал, что Сильвестр не блефует. Во время этого конфликта с Лейзегангами он узнал истинные причины удочерения Розмайн. Она была взята в семью герцога, чтобы спасти её от аренсбахского высшего дворянина, проникшего в храм, чтобы не дать Веронике испортить жизни новых жертв, и чтобы Сильвестр мог использовать её печатное дело для объединения пошатнувшегося герцогства под одним знаменем.

Несмотря на то, что у Розмайн было так много талантов, Сильвестр совершенно не собирался делать следующим герцогом ребёнка, не рожденного Флоренцией. Бонифаций даже вспомнил, как Сильвестр говорил ему, что если он хочет сделать внучку следующим герцогом, ему следовало бы самому стать герцогом, а не бежать от своего долга.

— Как поживает Флоренция? — спросил Бонифаций, меняя тему. Он всё ещё не верил, что Вильфрид говорит или действует так, как должен действовать следующий герцог, но если он продолжит настаивать на своих требованиях, это ни к чему не приведет.

Выражение лица Сильвестра смягчилось.

— Её утренняя тошнота прошла, но она не может расслабиться, зная, что наши дети так заняты. Даже когда она плохо себя чувствует, она продолжает пытаться помочь с работой, что только заставляет её последователей волноваться.

— Не могла бы она оставить подготовку к собранию детям и просто провести последние проверки? Шарлотта может более или менее позаботиться обо всем остальном. Она целеустремлённая и быстро учится.

Когда Флоренции становилось особенно плохо, Шарлотта приходила в кабинет, где работали Бонифаций и другие, чтобы помочь и задать вопросы. В таких случаях было видно, как сильно она старается поддержать свою мать. В остальное время она, судя по всему, помогала Брюнхильде с переговорами и общением внутри герцогства.

— Шарлотта усердно работает, а Брюнхильда и Кларисса делают всё возможное, чтобы подготовиться к собранию герцогов, — сказал Сильвестр с облегчением. — Плюс всего этого в том, что мы сможем присутствовать на собрании, не беспокоя Флоренцию.

Бонифаций лишь кивнул в ответ, черты его лица нахмурились. Он был согласен, что Брюнхильда — надёжная последовательница: она сказала, что привыкла к такой работе после подготовки к состязанию герцогств, и было хорошо, что здоровье Флоренции было принято во внимание. Однако облегчение Сильвестра  как раз и было причиной того, что он не замечал проблемы, которая стояла перед всеми ними.

— Брюнхильда теперь станет твоей второй женой, — сказал в конце концов Бонифаций, — но дворяне герцогства всё ещё видят в ней последовательницу Розмайн. Так же они относятся и к Рихарде, если уж на то пошло. Что касается Филины и Клариссы, то они работают под началом Леберехта. Всем кажется, что Розмайн сильно замешана в предстоящим собрании герцогов.

— Ну, они не ошибаются. Она по просьбе королевской семьи переводит книги и проводит церемонию звёздного сплетения.

— Я не это имел в виду, — ответил Бонифаций. Он подумал, что Сильвестр говорит слишком спокойно, и, конечно, не он один находил это раздражающим. — У тебя даже нет времени сходить в столовую на обед. Флоренция не может спокойно отправиться отдыхать, поэтому Брюнхильда и Шарлотта делают всё возможное, чтобы поддержать её. Из-за столь усердной работы последователей Розмайн, все предполагают, что и сама Розмайн глубоко вовлечена в собрание герцогов, хотя её даже нет в замке. Мельхиор объявил, что займёт её место в храме. Все проявляют себя. Все, кроме Вильфрида, который, похоже, доволен тем, что ворчит о том, как с ним плохо обошлись во время весеннего молебна, и отлынивает от своих обязанностей на глазах у всех! Я умоляю тебя, подумай хоть на минуту о том, каким его видят дворяне, посещающие кабинет!

Сильвестр замолчал. Приезжих дворян не волновало, как Лейзеганги обращаются с Вильфридом, как не волновало и то, насколько ему больно. Их волновало только то, ведёт ли он себя так, как подобает следующему герцогу, и приносит ли он результаты.

— В конце концов, тебе решать, кто должен стать следующим герцогом, — сказал Бонифаций. — Мне больше нечего сказать по этому вопросу, но знай, что я возьму перерыв в обучении Вильфрида. Нет смысла торопить его, когда он даже не может завершить работу, которую ему поручили. Моё время лучше потратить на мои собственные обязанности.

— Хорошо. Я сам предупрежу Вильфрида.

Вильфрид должен был признать предупреждение собственного отца, герцога, по крайней мере, так считал Бонифаций. Он немного расслабился, почувствовав облегчение от того, что донёс до Сильвестра одну из своих проблем, затем опустил взгляд на тарелку с мясом, поставленную перед ним. По подрумяненной кожей он понял, что это птица, но не смог понять какая.

— Это хрум-хрум ням-ням фарба¹, как говорит госпожа Розмайн. 

— Понятно, — кивнул в ответ Бонифаций. Он был знаком с птицами, которые зовутся фарбами, но часть «хрум-хрум ням-ням» для него абсолютно ничего не значила. По крайней мере, казалось, что имена, которые придумывала Розмайн, часто содержали повторяющиеся части. Однажды он спросил, имеют ли они какое-то отношение к ингредиентам или способу приготовления, но даже повара не знали. Розмайн называла свои блюда по-своему, по-розмайнски.

«Если не обращать внимания на странные названия, рецепты получались отменными на вкус, моя внучка остаётся удивительной».

— Сильвестр, ты слышал какие-нибудь... слухи о Розмайн в последнее время? — спросил Бонифаций. — Я сам встречал несколько странных...

— Странные слухи? Например? — ответил Сильвестр. Он повернулся, чтобы посмотреть на Рихарду, но ни она, ни Карстед, похоже, тоже ничего не слышали.

— Похоже, что те, кто когда-то принадлежал к бывшей фракции Вероники, говорят, хотя и только между собой, что Розмайн влюблена в Фердинанда. Они утверждают, что она предпочитает его своему собственному жениху, и что эти двое, очевидно, вступили в физический контакт, когда воссоединились в ночь состязания герцогств...

Бонифаций не был свидетелем ничего подобного, но Сильвестр и Рихарда были. Несомненно, они что-то должны были заметить. Однако его предвкушение вскоре угасло, так как оба лишь недоуменно перемигивались.

— В ночь состязания герцогств?..— спросил Сильвестр. — Я не знаю об этом... Ты была с ней, верно, Рихарда? Ты что-нибудь видела?

— Я была с госпожой весь день, но не видела ничего, что могло бы послужить основанием для слухов. Будьте уверены, я бы доложила о любом подобном поведении. Максимум... был медицинский осмотр. Тогда он и правда прикоснулся к ней, но только в рамках стандартной процедуры, чтобы проверить её слабое здоровье. 

Она нахмурилась и приложила руку к щеке.

— Это Освальд пустил этот слух? У него определенно злонамеренная интерпретация событий.

Бонифаций моргнул, удивлённый тем, что она сделала такой быстрый вывод.

— Почему ты так уверена, что это был он?

— К тому времени, когда это произошло, господин Сильвестр и ученики академии уже перешли в столовую, чтобы поесть. Там оставались только госпожа Розмайн, юный господин Фердинанд, другие наши гости и слуги, подававшие им еду, Освальд и я.

Все сразу всё поняли. Розмайн или Фердинанд, конечно, не стали бы распространять такой слух, а то, что он распространялся через бывшую фракцию Вероники, означало, что он мог исходить только от Освальда или Вильфрида.

— Да, Освальд, скорее всего, был причастен к этому, — сказал Бонифаций. — Однако нам не следует делать поспешных выводов. Вполне возможно, что другой дворянин случайно услышал, как Розмайн радовалась воссоединению с Фердинандом, преувеличил подробности, а затем распространил какой-нибудь обманчивый слух. 

Один злонамеренный субъект может превратить даже самую сердечную новость в нечто порочное. И, учитывая это, слух мог возникнуть из-за безобидного замечания кого-нибудь из свиты Розмайн.

Сильвестр выглядел задумчивым.

— Бонифаций, кто распространяет эти слухи? Я имею в виду не того, кто их запустил, а людей, которые помогают им распространяться. Это точно касается только ночи состязания герцогств?

Бонифаций уже пытался расследовать это дело, но безрезультатно: Лейзеганги впали в отчанье после отказа Розмайн стать следующим аубом и её решения остаться в храме не были слишком полезными, а дворяне из бывшей фракции Вероники избегали Бонифация и его последователей, опасаясь наказания. Несмотря на все его усилия, никто, казалось, ничего не знал.

— Честно говоря, я тоже не знаю, — сказал Бонифаций. — Самое большее, что я могу сказать, это то, что когда я попытался предупредить Вильфрида обо всём этом, он сказал, что Розмайн сама виновата в том, что слухи возникли.

— Что? — Сильвестр положил голову на руки. — Ты хочешь сказать, что Вильфрид подтверждает слухи вместо того, чтобы опровергать их? Этого не может быть. Он не может быть настолько легкомысленным. Карстед, мы сами разберёмся в этом.

Исходя из этого, Бонифаций мог сделать вывод, что слухи действительно распространяются только среди окружения Вильфрида и тех, кто принадлежал к бывшей фракции Вероники.

— Давайте на минуту предположим, что Освальд виновен, — рискнул Бонифаций. — Это была месть за то, что его освободили от службы?

Рихарда покачала головой.

— Как я вижу, для Освальда Вильфрид всегда был главным приоритетом. Более вероятно, что он подрывал репутацию госпожи просто для того, чтобы защитить своего господина. 

Она считала, что он пытался опорочить Розмайн, чтобы отвлечь негативное внимание от Вильфрида. Все присутствующие отметили, что Вероника часто прибегала к этому методу.

— Это один из самых неприятных видов преданности... — пробормотал Сильвестр, его лицо исказилось от досады. Рихарда кивнула в знак согласия, а затем вдруг забеспокоилась.

— Однако... госпожа Розмайн довольно сильно выросла. В сочетании с тем, что господина Фердинанда больше нет в Эренфесте, я думаю, что для неё настало время пересмотреть свои отношения с ним. Возможно, несколько добрых советов будут не лишними.

Розмайн очень долго выглядела как ребёнок, сегодня выглядит примерно на возраст поступления в дворянскую академию. Это было выгодно во многих отношениях, но многое из того, что раньше было позволено из-за её юной внешности, теперь стало неприемлемым. Ей больше не могли предоставить такую же свободу действий.

«Будем надеяться, что Розмайн не станет такой же, как Георгина».

Бонифаций скрестил руки, размышляя о прошлом. Вероника была безжалостна при воспитании Георгины, и всё ради того, чтобы Карстед, Лейзеганг, никогда не стал аубом. Единственным человеком, который относился к Георгине по-доброму и давал ей хоть какую-то передышку, был её дядя, Бёзеванс. В те времена он служил главой храма, что создало проблемы, когда Георгине пришло время поступать в дворянскую академию. Как дворянке, ей не разрешалось иметь какие-либо связи с храмом, поэтому ей сразу же запретили общаться с дядей. Такое развитие событий ни для кого не стало неожиданностью, но, тем не менее, Георгина была опустошена, о чём она ясно дала понять.

Бонифаций хотел протянуть руку помощи племяннице, но отношения его первой жены с Вероникой не были сколько-нибудь позитивными. К тому же, поскольку Георгина считала Карстеда врагом, он не мог ничего сделать, чтобы сблизиться с ней.

«Однако на этот раз я поступлю правильно. Я осыплю Розмайн всей любовью, которая у меня есть!»

Действительно, он окажет ей поддержку, чтобы помочь ей пережить эмоциональные муки, связанные с необходимостью отдалится от Фердинанда. Но пока Бонифаций размышлял, как лучше поступить, Сильвестр заговорил:

— Если люди действительно распространяют эти слухи, нам нужно их искоренить. Бонифаций, ты уже принял меры?..

— Что бы мы ни делали, нам будет трудно потушить этот пожар без Розмайн. Мы бы заметили его раньше, если бы она была в замке, и соответственно быстрее отреагировали.

Последователи Розмайн должны были быстро заметить любые странные слухи о своей госпоже. Более того, если бы она проводила время в замке с Вильфридом, любой, кто пытался бы распространять слух, что она была ближе к Фердинанду, не имел бы особых оснований. Что касается самого Бонифация, то, хотя репутация храма улучшалась в связи с переменами в стране, он все ещё не хотел оставлять там свою очаровательную внучку.

— Все знают как великолепна и очаровательна Розмайн, так зачем же постоянно привлекать внимание к этому пятну на её репутации? — спросил Бонифаций. — Если бы она оставила храм кому-то другому, а сама начала общаться со знатью это бы принесло ей больше пользы.

— Я тоже так думала, — вмешалась Рихарда, — но госпожа искренне дорожит своим временем в храме. Можно сравнить это с тем, как ученикам, живущим в рыцарских общежитиях, разрешается регулярно возвращаться домой. 

Она начала служить Розмайн ещё до крещения девушки, поэтому, если она сказала, что Розмайн ценит время, проведенное в храме, Бонифаций не видел причин сомневаться.

— Тем не менее, именно потому, что она воспитывалась в храме, её нужно научить, как правильно быть первой женой, — сказал он, вспомнив жалобы Лейзегангов. — Она должна общаться, а не прятаться в храме.

В голове Бонифация гулко отдавалось недовольство дворян Лейзеганга. Кандидат в аубы их рода не желает сотрудничать с ними. После объявления о помолвке Брюнхильды всё немного улеглось, но многие дома по-прежнему хотели, чтобы Розмайн ушла из храма, и их сотрудничество будет иметь решающее значение в дальнейшем.

— Вести дела герцогства — это работа для аубов и служащих, — заявил Бонифаций. — Ты должен вместе с Вильфридом возглавить печатное дело, пока Флоренция учит Розмайн, как быть первой женой. Я не изменю своего мнения.

Сильвестр вскрикнул.

— Если моя нагрузка станет ещё хоть чуточку больше, я умру!

— Ты профессионал в деле отлынивания от обязанностей: я уверен, что ты найдешь способ отдохнуть.

Рихарда и Карстед оба усмехнулись, посчитав его высказывание одновременно забавным и верным.

Увидев улыбки своих последователей, Сильвестр издал недовольный стон. Он откусил ещё один кусок мяса, затем, жуя, осмотрел комнату.

— Я понимаю тебя, Бонифаций, но уже слишком поздно говорить Розмайн, чтобы она покинула храм. Если она уйдет сейчас это создаст только проблемы.

— Тебе, конечно, придётся больше работать, но повлияет ли это на что-то ещё?..

Храм не имел особого значения для Бонифация: это было просто место, куда люди с желаниями, слишком непристойными, чтобы упоминать о них публично, приходили для удовлетворения своих потребностей. Хотя за последние несколько лет там произошли некоторые изменения, это всё равно было не лучшее место для пребывания такой юной особы, как Розмайн.

— Это повлияет на наши религиозные церемонии, что напрямую скажется на урожае герцогства, — ответил Сильвестр. — Учти также, что наши встречи с торговцами проходят в нижнем городе, и никто не может отрицать, что наши дела с другими герцогствами идут так хорошо только благодаря вкладу простолюдинов. Кроме того, не забывай о детях из бывшей фракции Вероники, которые остаются в храме. Кто будет присматривать за ними, если не последователи Розмайн?

— Нгх...

Он был прав: они пощадили детей этих преступников, но герцогская семья всё равно должна была внимательно следить за ними. Розмайн была до крайности сострадательна, когда дело касалось детей, но Хартмут и другие её последователи должны были оставаться бдительными.

— Кстати говоря, её последователи — тоже проблема, — сказал Бонифаций.

— Ты собираешься жаловаться на них, как и на Вильфрида?..— спросил Сильвестр, ошеломлённый. Рихарда и Карстед выглядели столь же удивленными, но Бонифаций был больше поражён тем, что они сами не заметили того, о чем он хотел сказать.

— Последователи даже не пытаются побудить её к нормальному общению. На самом деле, они, похоже, целенаправленно избегают этого. Такое поведение порочит доброе имя Розмайн среди Лейзегангов, её основной поддержки. Необходимо что-то предпринять.

Бонифаций уже пытался предупредить Корнелиуса, но тот лишь ответил, что старые методы не применимы к Розмайн. Он сказал, что приоритетнее ускорить смену поколений и подготовиться к общению, принятому в герцогствах высшего ранга.

— Я не возражаю против смены поколений, — продолжал Бонифаций, — но будущей первой жене несомненно необходимо знать, как общаться в обществе, существующем сейчас. Эти новые методы, призванные ублажить герцогства высшего ранга, могут прийти позже, когда она узнает, как устроен Эренфест.

Действительно, общение с герцогствами высшего ранга, скорее всего, потребует нового подхода, но дворяне Эренфеста будут реагировать только на более традиционные методы. Они будут служить ей опорой и не дадут земле уйти из под ног.

Бонифаций продолжал:

— Розмайн отказывается общаться здесь, в Эренфесте, потому что, по её словам, она слишком занята работой в храме, но её последователи ничего не сделали, чтобы это исправить. Как может первая жена не знать, как правильно общаться? Ты должен лучше других понимать судьбу герцогской семьи, которая больше не понимает свой народ.

Бонифаций не мог представить себе будущего, в котором недостаток Розмайн не создаст ей проблем. Он знал, что быть открытым для новых методов важно, но как она убедит других дворян попробовать их, если не сможет нормально общаться с ними?

— Это никогда не будет осуществимо для Розмайн... — сказал Сильвестр. — Она была воспитана в храме. И, после крещения, она получила образование от Фердинанда, а не от Лейзегангов.

У Фердинанда тоже было особенно уникальное воспитание. Его мать умерла ещё до его крещения, поэтому он попал в замок в качестве члена герцогской семьи без какой-либо поддержки. Он был подвергнут нападкам со стороны Вероники, в то время первой жены, рос без возможности нормально общаться с другими дворянами Эренфеста, а после смерти отца был отослан в храм. Вряд ли его можно назвать экспертом по общению.

— Юная леди усердно трудится, — вмешалась Рихарда, ставя тарелку перед Сильвестром, — но многое она понимает лишь поверхностно. Она продвигается далеко не так, как все надеялись. Юный господин Вильфрид совершает аналогичный цикл ошибок: хотя он может подражать, он редко понимает суть вещей.

— Ты хочешь получить герцогскую чету, неспособную к нормальному общению? — спросил Бонифаций. — Я боюсь за будущее Эренфеста.

— Брюнхильда будет поддерживать их как моя вторая жена, — ответил Сильвестр. — Истинная сила Розмайн заключается в том, что она окружает себя людьми, которые восполняют то, чего ей не хватает.

У Розмайн на службе было очень мало взрослых, но её несовершеннолетние последователи были так хорошо обучены, что это почти не имело значения. Хартмут, которого Фердинанд и Юстокс научили собирать информацию, служащие, которые умели вести переговоры с простолюдинами, рыцари сопровождения, которые преодолели свои недостатки и стали сильнее, и слуги, которые могли успешно провести встречу даже с великими герцогствами.

— Розмайн хорошо удается воспитывать людей, — заключил Сильвестр. — Даже я мечтаю о её последователях.

Бонифаций сделал паузу в размышлениях. Дамуэль был рыцарем из низших дворян, но он постепенно накапливал всё больше магической силы за счет сжатия и был экспертом в её точном использовании. Юдит советовали отдавать предпочтение стрельбе, а не владению мечом, и скорость, с которой она прогрессировала, говорила о том, что она приняла эти слова близко к сердцу. Ангелика была не самой сообразительной, но она преданно выполняла приказы и могла похвастаться молниеносными рефлексами. У Леоноры была хорошая память и отличные лидерские качества, которые она использовала в качестве начинающего командира. А что касается Корнелиуса, то, хотя у него не было заметных достоинств, у него не было и недостатков, а значит, он мог легко сражаться наравне с кем угодно.

Всех объединяла общая черта: Розмайн всех их консультировала и направляла на верный путь.

— Я беспокоюсь о последователях, посвятивших ей имя, — уточнил Бонифаций, — но Розмайн должна уметь их контролировать.

— Верно. Они определенно могут доставить проблемы.

Бонифаций вспомнил, как они с детьми исследовали владения тех, кто присягнул Георгине. Тогда он заметил, что те, кто назвали свои имена, чтобы избежать наказания за родство, имели разные мнения о своём положении и разную степень признательности к герцогской семье.

— Не говоря уже о том, — сказал Бонифаций, — что те, кто достаточно стар, чтобы помнить, как Вероника заставляла других посвящать свои имена, стали относиться к Розмайн с тем же страхом и беспокойством, хотя она спасала их жизни.

— Я не понимаю, почему... — сказал Сильвестр, с раздраженным видом приступая к десерту. — Именно я предложил это.

Бонифаций попробовал и десерт. У десерта был необычный, но интригующий вкус, это означало, что он, несомненно, исходил от его внучки, и именно в этой мысли и заключался ответ.

— В наши дни все считают, что всё причудливое и оригинальное должно исходить от Розмайн. Ходят слухи, что ты просто поддержал её идею. А поскольку ты отстраняешь своих последователей от принятия столь важных решений, никто не может подтвердить обратное.

— Ну, — пробормотал Сильвестр, — полагаю, идея пришла мне в голову после того, как Розмайн предложила сохранить жизнь виконта Дальдольфа в обмен на его имя...

— О?..

Фердинанд инструктировал рыцарский орден и выполнял какую-то работу в тени, но Бонифаций не знал подробностей. К тому времени, когда он успел заметить, всё уже было кончено, и все событие было скрыто.

«Значит, это действительно от Розмайн…»

— Посвящение имени — это не то, что можно навязывать другим, — заметил Бонифаций. — Проблема здесь в том, что некоторые дворяне теперь считают, что Розмайн пренебрегла его истинным значением как выражения добровольной преданности. Дворяне, которые были рядом и видели искаженную Вероникой версию посвящения имени, даже боятся, что эта прискорбная традиция может возродиться.

Без ведома герцога, Габриэла, Вероника и Георгина в течение трёх поколений требовали имена в качестве доказательства верности. При нормальных обстоятельствах имена давались добровольно и в знак абсолютного уважения — они не были товаром, которым можно торговать в обмен на жизнь. Бонифацию было интересно, знает ли Розмайн, что её предложение исказило смысл столь благородного жеста. Если так пойдёт дальше, то она получит такую же критику и упреки, как Вероника и Георгина.

— Не всегда дикие новые идеи в конечном итоге принимаются, — заметил Бонифаций. — Мы должны посоветовать Розмайн провести время в качестве обычной дворянки и принять меры, чтобы люди не боялись её.

— Я понимаю твою точку зрения, но наша нынешняя ситуация была бы намного хуже, если бы не вклад Розмайн, — возразил Сильвестр. — Её оригинальные идеи спасали нас больше раз, чем я могу сосчитать. Я не собираюсь заставлять её полностью остановиться. Вместо этого я просто возьму на себя ответственность за её действия, какими бы ни были последствия. Ещё один или два плохих слуха обо мне ничего не изменят.

И снова он говорил так, как будто это не имеет никакого значения.

Бонифаций испытал вспышку раздражения, когда сказал:

— Эренфесту точно не пойдет на пользу ещё более грубая молва о его герцоге. 

Неужели тактичная Розмайн будет не против, если её идеи испортят репутацию Сильвестра и заставят его взять на себя вину за любой плохой исход? Он сомневался в этом.

«Как много она вообще знает обо всем этом?»

Держали ли Розмайн в неведении её последователи, так же как и Вильфрида? Нужен ли ей совет от кого-то третьего? Бонифаций скрестил руки, пытаясь представить, какая судьба постигнет его внучку, поскольку она по-прежнему даже не может общаться со своей семьей.

Примечания:

1. Ранье и судзару — какие-то овощи Юргеншмидта. Фарба — юргеншмидтская птица. В оригинале Розмайн называет блюда по их ингредиентам с добавлением японских звукоподражаний, указывающих на свойство блюда. Так салат она назвала シャキシャキ (shaki shaki), описывающий звук, когда что-то быстро и сильно режут или рубят. А блюдо с фарбой содержит аж два звукоподражания: カリカリ (karikari) и トロトロ (torotoro). Первое описывает, что-то хрустящее, а второе — что-то нежное.