Онлайн чтение книги Власть книжного червя Ascendance of a Bookworm
Повторный ритуал получения защиты богов

— Приёмный отец. Дедушка. Я рада видеть вас обоих.

Я сказала Сильвестру, что хочу кое-что обсудить, когда он придет на ритуал, и он прибыл захватив с собой Бонифация. Отвращение последнего к храму, должно быть, уменьшилось после его предыдущего визита.

Мы с Мельхиором проводили двух наших гостей и их последователей в покои главы храма, затем угостили их чаем и сладостями, расспрашивая о замке. Филина и Кларисса уже приходили ко мне в библиотеку, чтобы сделать доклад, и другие мои последователи тоже дали мне информацию, но было важно услышать всё с разных точек зрения.

Все в окружении Сильвестра были полностью сосредоточены на подготовке к собранию герцогов. Он упомянул, что я должна отдельно похвалить Клариссу, поскольку она особенно усердно работала над подготовкой Эренфеста к переговорам с Дункельфельгером.

— Естественно, мы не можем дать ей полный доступ ко всему, поскольку она только недавно достигла совершеннолетия и ещё даже не вышла замуж в Эренфесте, — сказал Сильвестр. — Леберехт ограничивает ту информацию, которую ей дают, и она будет присутствовать только на наших переговорах с Дункельфельгером. Тем не менее, её страсть и внимание к деталям вдохновляют всех вокруг.

Кларисса подходила к своей работе с рвением, граничащим с одержимостью. Мне хотелось верить, что она пытается исправить то, сколько неприятностей она нам всем доставила, но Хартмут рассказал, что на самом деле она просто отчаянно пытается показать, что отправка её на собрание герцогов — это правильное решение, поскольку только так она сможет увидеть, как я провожу церемонию звёздного сплетения.

«Что ж, это лучше, чем отсутствие мотивации к работе, я полагаю?»

— Вместе с некоторыми служащими рыцарский орден исследовал серебряную ткань, найденную в поместье бывшего гиба Герлаха, — сказал Бонифаций. — Лауренц и Матиас дали тебе общее представление, да?

Я кивнула. Он имел в виду ту самую серебряную ткань, о которой упоминал Мельхиор. Лауренц и Матиас, будучи в храме, сказали, что ткань отвергает любой вид магической силы, но больше они мне ничего не пояснили: Бонифаций, очевидно, заставил их молчать, чтобы он мог сам доложить обо всём мне. По словам двух моих рыцарей-учеников, он хотел, чтобы я пригласила его сюда и расспросила о ткани. Его предубеждение против храма стало не таким сильным, как раньше, но он всё равно не хотел приходить без веской причины или приглашения.

— Сначала мне рассказал Мельхиор, — ответила я, — а на следующий день я получила отчет от Лауренца и Матиаса. Однако я до сих пор не совсем понимаю, что это за ткань. Мне не терпелось услышать от тебя, дедушка, правильное объяснение.

Бонифаций усмехнулся.

— Мы узнали кое-что новое только вчера. Сильвестру уже рассказали, так что мы можем обсудить это, пока он проводит свой ритуал. 

Он повернулся к Сильвестру и начал отпихивать его.

— Тогда начинай. Зная, какая у тебя память, не пройдет много времени, как ты снова начнёшь забывать имена богов.

К его чести, Сильвестр ничуть не рассердился.

— Отчаянно хочешь побыть наедине с внучкой, да? — спросил он Бонифация, усмехнувшись и встав. — Фердинанд как-то сказал, что беседа с Розмайн может помутить разум, так что да, сначала я проведу свой ритуал. Веди.

— Позвольте мне, отец, — заявил Мельхиор, вставая в своем синем одеянии. — Я специально узнал дорогу к часовне и приготовил подношения, чтобы помочь вам. 

Затем, переполненный мотивацией, он направился к двери вместе со своими последователями.

Сильвестр последовал за ним и обратился к Мельхиору: 

— Расскажи мне о других детях. Мы ведь не можем обсуждать их в замке, верно?..

Я повернулась к Бонифацию, с таким нетерпением ожидая его доклада, что, не заметив, наклонилась вперед.

— Тогда расскажите мне об этой серебряной ткани. Лауренц и Матиас сказали мне только, что в ней вообще нет маны. Они сказали, что я должна узнать у вас все подробности.

— Вот ткань, о которой идет речь, — сказал Бонифаций и протянул её мне. 

Я попросила у него разрешения взять ткань, а затем внимательно осмотрела её.

Серебристая ткань была размером с мою ладонь. Одна сторона была гладкой, а другая — потрепанной и неровной, что указывало на то, что она порвана. В остальном это был обычный кусок ткани. Я не понимала, что в нем такого странного.

— Нет ничего необычного в том, что она не содержит магической силы, не так ли? — спросила я. — Большая часть одежды, которую носят простолюдины, сделана из такой ткани. Даже окрашенная магической силой ткань, которую мы, дворяне, используем, постепенно теряет магическую силу со временем.

— Дело не в том, что количество магической силы, содержащейся в ткани, мало, и её нельзя почувствовать, или что она была извлечена. При таких обстоятельствах можно было бы направить в ткань больше магической силы или путем смешивания увеличить её качество. Эта ткань не содержит абсолютно никакой магической силы, и её нельзя влить в неё.

По словам служащих, эта ткань была сделана из материалов, не содержащих вообще никакой магической силы, с помощью не требующего маны процесса.

— Материалы, не содержащие магической силы?.. — спросила я. — Впервые слышу о таких вещах.

Юргеншмидт был наполнен сначала магической силой зента, а затем магической силой аубов и гибов на многочисленных территориях. Другими словами, всё содержало хотя бы немного магической силы. Можно было сделать кожаную материю, которая не проводила её, используя материалы из магических зверей или растений, которые были устойчивы к магической силе или отражали её, но это было всё: сами материалы всё равно содержали магическую силу.

— Серебряная ткань, найденная в летнем поместье Герлаха, была порвана намеренно, — сказал Бонифаций. — Странно, что он решил заняться этим, имея мало времени и пытаясь сбежать.

— Возможно, он торопился, — высказала я свою мысль. Я предположила, что он зацепился за дверь, когда спешил покинуть поместье, но выражение лиц моих рыцарей показывало, что никто из них со мной не согласен.

— В ситуации, когда плащ зацепился за дверь или что-то подобное, гораздо разумнее было бы разрезать его месой, — объяснил Корнелиус. — Рыцарей учат как можно быстрее изменять свой штап, а слабый служащий наверняка предпочтет заклинание грубой силе.

Рвать ткань вручную было бы неподобающим поведением для дворянина, к тому же это требует слишком много времени для побега в последнюю минуту. Вот почему это привлекло внимание Бонифация.

«В такой ситуации мои инстинкты простолюдинки точно сработали бы. Мне бы даже в голову не пришло использовать свой штап».

— В таком случае, почему ткань была порвана? — спросила я.

— Помнишь, я говорил, что она не взаимодействует с магической силой? — ответил Бонифаций. — Её нельзя разрезать оружием, созданным из штапа. Затем он подал сигнал своему последователю и сказал: — Приготовь подставку.

Тот сразу же положил серебряную ткань на несколько досок, сложенных на столе. Бонифаций с помощью месы превратил свой штап в нож, который затем с неудержимой силой обрушил на ткань. Раздался гулкий треск, доски разлетелись вдребезги... но ткань на них даже не была пробита. Она ничего не сделала, чтобы смягчить удар, но магическая сила вообще не могла пройти сквозь неё.

— Теперь ты понимаешь, почему он порвал её, — заключил Бонифаций. — Самая тревожная часть ткани же, следующая из этого, — это её способность проходить через пограничный барьер.

— Что?

— Ауб не может обнаружить прохождение малых количеств магической силы, какое бывает у простолюдинов. Я уверен ты это помнишь. Из этого следует, что ткань, через которую магическая сила вообще не проходит, тоже не будет обнаружена.

Охваченный любопытством, Бонифаций решил провести эксперимент. Он попросил Сильвестра сформировать небольшой простой барьер, через который он просунул палец, обёрнутый в серебряную ткань. Сильвестр не смог в принципе обнаружить его.

— Значит... бывший гиб Герлах мог легко сбежать из герцогства? — спросила я.

— Именно. Мы считаем, что он использовал эту ткань, чтобы пройти через барьер. Однако вопросы остаются. Как он попал из дворянского района в Герлах, и где он вообще взял ткань?..

Я сделала паузу, ломая голову в поисках ответа.

— Если предположить, что он был полностью завернут в ткань, мог ли он использовать круг перемещения для предметов?

— Нет. Ткань вообще не содержит магической силы, поэтому круг перемещения не сможет обнаружить её и активироваться. Мы пробовали сами, но ничего из того, что мы завернули в ткань, не переместилось, каким бы маленьким оно ни было.

Служащие, очевидно, задались тем же вопросом и, используя ткань, попытались заставить живых существ перемещаться как предметы. Им это не удалось.

— Однако, — продолжал Бонифаций, — в потайной комнате, где мы нашли ткань, мы также обнаружили следы того, что что-то было сожжено. Матиас сказал нам, что его отец всегда сжигал все круги перемещения, которые использовал для совершения своих делишек, так что вполне вероятно, что он использовал один из них для чего-то.

— Отец использовал магические инструменты, чтобы сжечь круги перемещения, которые ему больше не были нужны, — добавил Матиас. — Я полагаю, что он пытался сжечь и серебряную ткань, но из-за её невосприимчивости к магической силе она осталась нетронутой.

Бонифаций скрестил руки и кивнул.

— При любых других обстоятельствах, я подозреваю, он мог бы быть гораздо более тщательным в удалении улик, но он был в комнате, куда могли войти только его кровные родственники. Скорее всего, он и подумать не мог, что Матиаса пощадят, не говоря уже о том, что он будет помогать нам в расследовании.

— Но разве родственников обычно не привлекают для помощи в таких расследованиях? — спросила я. Матиас был в безопасности в дворянской академии, поэтому казалось очевидным, что он мог бы помочь.

Бонифаций хмуро покачал головой.

— Для открытия потайной комнаты требуется магическая сила того, кто в ней зарегистрирован, так что это может показаться хорошей идеей, но такие люди обычно оказываются в наручниках, запечатывающих магическую силу. Снять наручники тоже нельзя — мы ни в коем случае не можем позволить родственнику преступника войти в потайную комнату, потенциально наполненную опасными магическими инструментами.

Рыцари, ведущие расследование не знали, какие магические инструменты хранятся в потайной комнате и где они находятся. Если отвести туда родственника без соответствующих ограничителей магической силы, это создаст всевозможные риски. Возможно, они попытаются предпринять самоубийственную контратаку, используя всё, что у них есть в наличии.

— Лучшее, что мы могли сделать сами, это искать улики и просматривать воспоминания с разрешения ауба, — объяснил он. — Конечно, трук сильно ограничил круг воспоминаний, к которым мы могли получить доступ, и при попытке просмотреть их силой мы рисковали нанести серьезный вред человеку, чью память мы просматривали — особенно если его магическая сила была плохо подобрана и он всё время сопротивлялся. Я полагаю, что гиб Герлах считал, что устранил все, что помогло бы проследить за его действиями, включая самого Матиаса. Я могу с полной уверенностью сказать, что он не ожидал, что его сын или Лауренц предадут его, чтобы защитить детей бывшей фракции Вероники, и ему не пришло в голову, что ауб может предложить пощадить их жизни. Мы смогли привлечь их к нашему расследованию только потому, что они посвятили свои имена членам герцогской семьи, которые приказали им не сопротивляться. Они были чрезвычайно полезны, и их помощь позволила нам найти ценные улики и предметы. В этом нельзя ошибиться.

Бонифаций осыпал Лауренца и Матиаса похвалами, но я инстинктивно чувствовала, что атмосфера становится все тяжелее. Я села прямо, внезапно встревожившись ещё больше, чем прежде.

Он продолжил:

— Ты была так полна решимости спасти жизни этих мальчиков, что решила использовать любые средства. Это привело к тому, что ты предложила дать детям преступников возможность посвятить свои имена. Ауб принял твоё предложение, и те, кто согласился с ним, были спасены.

— Господин Бонифаций, я думаю, вы ошибаетесь, — вмешался Хартмут. — Начнем с того, что это был ауб, который...

Бонифаций поднял руку и одним взглядом заставил протестующих замолчать. 

— Розмайн сначала сделала предложение для виконта Дальдольфа, не так ли? Она действовала из сострадания и испытала облегчение, когда многие в итоге были спасены. Возможно, она даже считала это хорошим делом. 

Он медленно вдохнул, затем сурово посмотрел на меня.

— Однако я хочу, чтобы ты знала, что, как следствие, некоторые считают, что ты растоптала гордость и достоинство других — что ты угрожала им смертью, чтобы получить их подчинение. Посвящение имени должно быть священным действием. Даже сейчас я не поддерживаю его использование для того, чтобы позволять семьям преступников избежать наказания.

Я узнала эти глаза — Родерих смотрел на меня точно так же, говоря то же самое. У меня на сердце потяжелело. Я не жалела о том, что спасла Матиаса и остальных — ни в малейшей степени. Я была рада, что нашла способ спасти тех, кто не совершил никаких преступлений. Но в то же время я никогда не задумывалась о том, что они чувствуют. Я не задумывалась о том, что топчу их гордость.

— Теперь, когда ты создала этот прецедент, — продолжал он, — появятся и другие, желающие посвятить своё имя, чтобы избежать наказания. Это может даже распространиться на другие герцогства. Нигде нет такого изобилия дворян, чтобы казнь была лучшим решением. Если посвящение имени по этой причине станет обычным делом, то те, кто дал бы его из искренней верности, начнут сомневаться, боясь что их примут за преступников. Ты в корне изменишь значение посвящения имени.

Ощущение было такое, словно он только что вылил на меня ведро холодной воды. Такая возможность даже не приходила мне в голову, а теперь я не могла сдержать дрожь в руках. Я никогда не ожидала, что это превратится в такую большую проблему. Моим единственным желанием было спасти жизни, но в то же время я полагала, что в этом виновата моя собственная наивность.

— Сильвестр всегда одобряет твои уникальные идеи, — сказал Бонифаций. — Он даже сказал, что возьмет на себя вину за любые негативные последствия, которые они могут иметь. Он сказал, что вокруг него ходило уже столько дурных слухов, что ещё один ничего не изменит... Ты знала об этом?

Я покачала головой — Сильвестр никогда не говорил мне ничего подобного.

— Мне действительно жаль... я не подумала о последствиях...

— Розмайн, твоё доброе сердце, которое направляет тебя на спасение жизней, — это добродетель, которой ты должна дорожить, но тебе следует более глубоко задуматься о власти, которой ты обладаешь, о твоём влиянии на других и о вреде, который может принести изменение традиций. Возможно, именно накопление этих мелких и, казалось бы, незначительных вещей на протяжении многих лет стало причиной того, что к религиозным церемониям и храму в целом сейчас относятся так плохо. Ты своими глазами видела, как сильно может изменить атмосферу в храме такая простая вещь, как новый глава храма.

Внезапно Бонифаций, казалось, расслабился.

— Но... хватит с меня проповедей, наверно. Не нужно проливать слёзы. В идеальном мире я не должен был бы рассказывать тебе все это. Такие наставления должны исходить от твоих отцов и матерей, которых у тебя много, а твои последователи разделяют вину за то, что не осмелились сделать тебе замечание, когда ты действительно в этом нуждаешься. Мне надоело делать грязную работу и получать за это столько обид. 

Затем он повернулся к моим последователям и сказал:

— Возьмите себя в руки, вы все. Внимательнее следите за действиями своей госпожи, чтобы она не нажила ещё больше врагов и не настроила народ против себя.

— Наши самые искренние извинения!

Не успели мои последователи вскрикнуть, как по ту сторону двери раздался колокольчик. Очевидно, ритуал Сильвестра был завершён.

— Ахаха! — засмеялся он, врываясь в дверь с победной ухмылкой. — У меня двадцать одна божественная защита! В сочетании с теми, что я получил раньше, я могу даже превзойти тебя, Розмайн!

Напряжение, давившее на всех нас, исчезло, хотя мы изо всех сил старались сразу же сравняться с энтузиазмом Сильвестра. 

— Ясно, — сказала я. — Полагаю, все эти годы молитв действительно окупились.

— Не говоря уже о том, что я получил атрибут жизни, так что теперь я имею все атрибуты. Я не знаю, сколько молитв нужно, чтобы получить новые атрибуты, но это кажется довольно важным, да?

Если молитва при пополнении основания станет обычным делом в герцогских семьях, я могу только предположить, что в конечном итоге мы все получим все атрибуты.

— Подожди, все атрибуты?! — воскликнула я. — Значит ли это, что ты получил божественную защиту Эйвилиба?!

— Нет, я получил жизнь не от него, а от подчиненных богов Даоалебена и Шлафтраума. Там ещё был... Вообще-то... Забудь. Это не то, что следует говорить в приличной компании.

«Погодите. Дай угадаю... Байшмахарт?»

В социально приемлемых терминах Байшмахарт больше всего ассоциировался с энергичными ночными начинаниями. Я не была уверена, что моя догадка верна, но я не собиралась спрашивать, когда в комнате находился Мельхиор. Вместо этого я натянула неопределенную улыбку и притворилась, что знаю.

— В любом случае, я получил защиту от множества последователей Бога Жизни. Кстати, э-э... что-то случилось? Снаружи я слышал, как твои последователи извинялись. Что Бонифаций сказал им? — Сильвестр внимательно осмотрел комнату, явно заинтересованный в смене темы больше, чем в чем-либо другом.

— Я просто отругал их за то, что они не были на высоте, — ответил Бонифаций, умолчав о деталях. — Не хочу, чтобы они думали, что смогут защитить Розмайн прежними методами.

Я тоже решила не раскрывать слишком многого. Поэтому, вместо того чтобы рассказать Сильвестру о том, что теперь я знаю, на что он идет ради меня, я просто предложила ему присесть и улыбнулась, пока Фран подавал чай.

— До моих нотаций мы пытались выяснить, где гиб Герлах мог достать эту ткань, — объяснил Бонифаций.

— Понятно, — пробормотал Сильвестр. — Да, это важно.  Возможно, это новый магический инструмент, о котором нигде не было объявлено.

«Хм... я не уверена, что мы можем называть его магическим инструментом. Он не содержит никакой магической силы»

Отбросив свои бессмысленные придирки, я вспомнила, что гиб Кирнберг сказал мне о Боссгайце. 

— Эм, вообще-то... Мне сказали, что магические камни редко встречаются в других странах, так что, возможно, этот материал, не содержащий магической силы, пришёл из одной из них. 

Материалы без магической силы нельзя было найти в Юргеншмидте, но, возможно, они были доступны в других странах.

— Я ничего не слышал об этом — даже во время собраний герцогов. Юргеншмидт торговал с другими странами вплоть до гражданской войны, но я не помню, чтобы мы импортировали какие-либо ткани подобного рода.

Бонифаций кивнул в знак согласия.

— Ну, магические камни были одним из главных предметов экспорта нашей страны до гражданской войны, — сказала я. — Не удивлюсь, если страны, получающие их, тоже сильно изменились после того, как их поставки резко прекратились.

Даже на Земле, когда у нас начала заканчиваться нефть, мы отчаянно начали искать альтернативные источники энергии. Сохранение имеющихся ресурсов при поиске новых было совершенно очевидным действием. Если новости о закрытии врат Боссгайца достигли других стран, то вполне возможно, что они начали готовиться к тому, что их собственные ворота тоже будут закрыты. Возможно, они даже решили сохранить свои козыри в тайне, вместо того, чтобы представить их на собрании герцогов.

— Если бывший гиб Герлах жив, то я не могу представить, чтобы он сбежал куда-то, кроме Аренсбаха, — размышлял Бонифаций. — Кроме того, Аренсбах — единственное герцогство, в котором до сих пор открыты врата. Возможно, у него всё ещё есть связи с другими странами. 

Он сделал паузу, явно глубоко задумавшись, затем покачал головой и пробормотал:

— Такого рода размышления были работой Фердинанда.

— Тогда давайте спросим его, — сказала я. — Он может выяснить, нет ли в Ланценавии похожей ткани. Но прежде всего мы должны сообщить ему об опасности в Аренсбахе. Гиб Герлах может быть сейчас там, а эта ткань с неуязвимостью к магической силе, похоже, представляет серьёзную угрозу для нас, дворян. Даже господин Фердинанд не сможет оказать сопротивление, если кто-то использует ткань, чтобы блокировать каждую его атаку. Он сейчас в большей опасности, чем любой из нас...

Не говоря уже о том, что, хотя мы нашли только клочок ткани, разумно предположить, что из этого же материала могли быть сделаны оружие и доспехи. Если у гиба Герлаха или Георгины было такое оборудование, что ж... У нас будут проблемы, если мы тщательно не продумаем наши методы нападения и защиты. 

— Я уверен, Сильвестр не будет возражать против того, чтобы мы сообщили Фердинанду. — сказал Бонифаций. — Однако, если проверяющие Аренсбаха пронюхают о наших предупреждениях, мы только усугубим ситуацию. Есть ли у тебя средство пройти их проверку?

В ответ я только моргнула. Бонифаций улыбался мне, но его голубые глаза пристально следили за каждым моим движением. Сильвестр делал то же самое. Казалось, что они проверяют меня — и теперь, когда я об этом подумала, Фердинанд сказал мне держать наши сияющие чернила в секрете.

Нацепив свою лучшую фальшивую улыбку, я приложила руку к щеке и недоуменно покачала головой.

— Разве это вопрос не к вам, приёмный отец? Вы говорили об этом во время ужина. Лучшее, что я могу сделать, это попросить ученика господина Фердинанда, Раймунда, передать ему письмо или послание от нас, когда я вернусь в дворянскую академию. Или, может быть, я попытаюсь найти время, чтобы поговорить с ним на собрании герцогов, во время церемонии звёздного сплетения. Есть ли у вас идеи получше, дедушка?

Выражение лица Бонифация немного смягчилось, затем он покачал головой и сказал: «Нет». Увидев, как исчезла острота в его глазах, мне захотелось вздохнуть с облегчением.

Сильвестр посмотрел на меня и погладил свой подбородок.

— Мне жаль говорить об этом, Розмайн, но Фердинанд не будет присутствовать на собрании герцогов. Ауб Аренсбах скончался несколько дней назад, и теперь госпоже Дитлинде нужно покрасить основание. Лучше, чтобы её магическая сила не менялась до завершения процесса, поэтому церемония их звездного сплетения откладывается до следующего года.

Фердинанд прислал Сильвестру соответствующее письмо. В нём он также упомянул, что будет участвовать в весеннем молебне Аренсбаха, а, значит, нам придется немного скорректировать наш ответ.

— Откладывается на целый год?..— спросила я. — Тогда что будет с господином Фердинандом?

— Что ты имеешь в виду?

— Его свадьба не может состояться, пока основание не будет окрашено, так сможет ли он вернуться в Эренфест? Или, может быть, ему хотя бы дадут потайную комнату? — с тревогой спросила я. Провести целый сезон без места для отдыха — это достаточно неудобно, но целый год?

Бонифаций посмотрел на меня с легким раздражением.

— Что ты так разволновалась? Он не сможет вернуться, если только его помолвка не будет отменена, и, в любом случае, это нормально, когда тебе не дают потайную комнату, пока ты не женишься. Еще год — довольно долгий срок, но это не повод для беспокойства.

«Но почему?»

Мой взгляд метался между Сильвестром и Бонифацием, что вызвало вздох у первого. 

— Похоже, ты не слишком хорошо разбираешься в свадьбах дворян, — сказал он, затем повернулся к Бонифацию. — Я позабочусь об этом, дядя. Почему бы тебе не пойти и не провести свой ритуал божественной защиты?

— Хм... Наверное, так и сделаю, — ответил Бонифаций. — Мельхиор, будь добр. 

Он вышел из комнаты, хотя по пути всё время оглядывался на меня. Когда он ушел и дверь снова закрылась, Сильвестр испустил тяжелый вздох, а затем посмотрел мне прямо в глаза.

— Розмайн, какие у тебя отношения с Фердинандом?..

— Ммм...

Я наклонила голову, не понимая, откуда взялся его вопрос. Мне показалось, что уже поздновато спрашивать о чём-то подобном.

— Разве ты не должен уже это знать? — спросила я. — Фердинанд — мой опекун. Он тот, кто заботится обо мне. Что ещё тут можно сказать?

Карстед, который стоял позади Сильвестра в качестве его рыцаря, улыбнулся в знак одобрения моего ответа. 

— Я так и думал. Фердинанд, должно быть, чувствует то же самое.

— Именно. Разве это не очевидно?

— Хм... — Сильвестр сделал паузу, словно набираясь смелости, затем оглядел всех присутствующих в комнате, включая наших последователей. — По дворянским меркам, Розмайн... твои отношения с Фердинандом необычайно близки.

Я кивнула и ответила: 

— Да, верно...

Но я не имела ни малейшего представления о том, что он имел в виду. Для начала, что это были за «дворянские мерки», о которых он говорил? Сильвестр, должно быть, заметил моё полное непонимание, потому что, обменявшись взглядом с Карстедом, он начал объяснять:

— Послушай, — сказал он, явно с трудом подбирая слова. — Дело в том, что... ходят слухи, что ты влюблена в Фердинанда.

— Для меня это новость. Я понятия не имею, откуда они взялись.

Мой ответ вызвал волнение среди наших последователей: некоторые прочистили горло в явном дискомфорте, другие обменялись удивленными возгласами. И снова я была в полной растерянности. Да, это была правда, что я доверяла Фердинанду больше, чем любому другому дворянину. Он был мне как родной, и я любила его так же сильно, как Лутца или Тули. Но была ли я влюблена в него? Откуда вообще взялось это предположение?

— Есть ли причина для такого неправильного толкования? — спросила я.

— Ну... Нет ничего странного в том, что опекун передает свои владения подопечному, но редко когда слуги и мебель остаются прежними. Фердинанд решил оставить комнаты без изменений. Он также передал свои личные вещи тебе на хранение и доверил тебе присылать их ему по мере необходимости. Это... действительно немного слишком, — сказал Карстед с горьким выражением лица.

Управляя имением Фердинанда и делая то, о чём он меня просил, я, очевидно, выполняла работу, которую большинство людей доверили бы женщинам в своей семье.

— Простите?.. — сказала я. — Экхарт и Юстокс могут положиться на матушку и Рихарду, которые пришлют им их вещи, но у господина Фердинанда нет матери, чтобы сделать подобное за него, не так ли? Кроме того, я всего лишь говорю слуге, которого тот оставил, что ему нужно. Я не вижу в этом проблемы.

Я лично, никогда не отправляла вещи для Фердинанда. В крайнем случае, я посылала ордоннанц Лазафаму, который заботился обо всём остальном. Как люди могли видеть в этом хотя бы отдаленную романтику, ума не приложу. К тому же Фердинанд уже не жил в Эренфесте, он переехал в Аренсбах два сезона назад. Почему такие слухи стали распространяться именно сейчас?

— При обычных обстоятельствах те, кто покидает родину, чтобы вступить в брак в другом герцогстве, забирают с собой всё свое имущество, — объяснил Карстед. — Однако Фердинанд не смог этого сделать. Поскольку он был вызван в Аренсбах так быстро, ему пришлось оставить свои вещи здесь ещё на один сезон.

Это напомнило мне о том, что Кларисса отправилась к пограничным вратам Фрёбельтака, чтобы забрать свои вещи, и по возвращении заявила, что у неё теперь есть абсолютно всё, что ей нужно. Это было не так уж важно, но, насколько я поняла, люди, переезжающие в другое герцогство, обычно не берут с собой слишком много одежды — вместо этого они заказывают новую, более соответствующую стилю их нового дома. В основном они брали с собой нижнее белье, которое было незаметно и потому фасон не имел значения.

— Оставляя свои вещи дома, — продолжал Карстед, — Фердинанд создаёт впечатление, что он надеется на развод.

— Подождите, правда? — спросила я. — Всё ли в порядке с его браком? Весной мы отправили ему ещё багажа, но только то, что он просил. В его комнатах ещё остались вещи. 

Естественно, я опустила тот факт, что Лазафам с нетерпением ждал, что его тоже позовут, как только всё будет готово.

Глаза Сильвестра и Карстеда расширились при заявлении, что багаж всё ещё там, хотя Фердинанд и не сказал об этом. Сильвестр тут же сказал:

 — Думаю, с этого момента вещами Фердинанда должен распоряжаться я. Нельзя больше оставлять их тебе.

— Но почему? — спросила я.

— Прежде всего, потому что Фердинанд перестал быть твоим опекуном, когда переехал в Аренсбах. Теперь, спустя несколько сезонов, все видят ваши отношения в другом свете. Тебе следует поумнеть и тоже осознать эти изменения. Ты больше не его подопечная. Он не твой опекун.

В том, что я получила его имущество, не было ничего плохого — проблема была в том, что наши отношения не изменились после этого.

Карстед скрестил руки, снова нахмурившись.

— Ты, наверное, думаешь, что всё это возникло из ниоткуда, но правда в том, что наше восприятие было таким же наивным, как и твоё. Только после того, как люди начали предупреждать нас о проблеме, мы сами ее заметили. Ты также очень повзрослела, я имею ввиду, в физическом смысле. Ты стала выше, и теперь выглядишь достаточно взрослой, чтобы посещать дворянскую академию. Зная о твоем положении, мы не сразу всё поняли, но люди больше не видят в тебе простого ребенка, восхищающегося своим опекуном.

Я пробежалась взглядом по своему телу. Подол моих платьев пришлось удлинить после того, как я очнулась от юрэве, и все говорили мне, что теперь я выгляжу достаточно взрослой, чтобы быть студенткой, но никто не стал относится ко мне иначе. Возможно, это было потому, что в то время я выглядела так, будто меня ещё не крестили. Из-за своего роста я казалась даже моложе Вильфрида и Шарлотты.

Однако теперь отношение людей ко мне начало меняться. Я радовалась тому, что наконец-то выросла, но вместе с тем я не понимала, как сильно это повлияет на то, как другие воспринимают меня и то, что я делаю.

— Кроме того... — Сильвестр нерешительно продолжил: — Некоторые люди высказывали свои опасения, что ты слишком беспокоишься о Фердинанде, живущем сейчас в Аренсбахе. Они считают, что ты и вполовину не так беспокоишься о своем женихе.

— И они правы, — сказала я. — Если бы меня спросили, за кого я сейчас больше переживаю: за Фердинанда или за Вильфрида, — я бы без раздумий ответила, что за первого.

Карстед вздрогнул, а Сильвестр провел рукой по лбу и застонал. Я сказала что-то не то? Я внимательно наблюдала за ними обоими, пока они продолжали демонстрировать своё недовольство. Прошло совсем немного времени, и Карстед стал бить себя по лицу, а Сильвестр, скрестив руки, в задумчивости уставился в потолок.

Через мгновение Сильвестр вернул своё внимание ко мне, явно испытывая противоречия.

— Послушай... не могла бы ты также проявить некоторую заботу о своём женихе? — спросил он. — Он ведь почти в одиночку противостоит Лейзегангам.

— Я тоже о нём беспокоюсь. Я посоветовала выждать время, прежде чем приближаться к Лейзегангам, и активно пыталась поделиться с ним собранной информацией. Однако, что бы ни случилось, я всегда буду отдавать предпочтение господину Фердинанду.

— Почему?

Я встретила его взгляд и сказала:

— Вильфрид формально может быть моим женихом, но подумайте обо всех ролях, которые господин Фердинанд исполнял ради меня. Как мой опекун, он проделал настоящую гору работы вместо меня. Как мой наставник, он даровал мне книги, знания и перспективы, необходимые для выживания в благородном обществе. А как мой врач, он уделял моему здоровью больше внимания, чем кто-либо другой. Он дал мне так много, в то время как Вильфрид не дал мне почти ничего. Мы также проводили гораздо больше времени вместе.

Честно говоря, даже сравнивать их было бессмысленно. С точки зрения моей признательности, они находились в совершенно разных мирах.

— Не говоря уже о том, — продолжала я, — что, хотя вы говорите, что Вильфрид сражается в одиночку, у него есть два заботливых родителя, которые заботятся о нём, а также Шарлотта и Мельхиор, которые помогут ему, когда он будет в этом нуждаться. Даже я могу помочь ему — и помогаю, если это не мешает моей работе в храме. Как вы можете ожидать, что я буду беспокоиться о нём столь же сильно, как о господине Фердинанде?

Я любила Тули и других, но я не проводила свои дни, беспокоясь о том, хватает ли им еды, в опасности ли их жизнь или что-то ещё. Фердинанд же оказался в Аренсбахе без мастерской или потайной комнаты. Он всегда был по уши в работе и опасался всех, кроме двух надежных последователей, находившихся рядом с ним. Кроме них, не было никого, с кем бы он мог открыто поговорить. У него также была склонность пропускать приёмы пищи и не спать, когда он занят. Даже когда он ел, он так опасался яда, что отказывался прикасаться к незнакомым блюдам.

Хуже всего то, что Фердинанд был помолвлен с девушкой, которая выглядела так же как Вероника. Если бы он жил лёгкой и беззаботной жизнью в Аренсбахе, мне не нужно было бы так беспокоиться о нём.

— Если наступит день, когда Вильфрид начнет ставить работу выше своих основных потребностей, поддерживая себя лекарствами восстановления и игнорируя каждый призыв своих последователей к отдыху, тогда я буду беспокоиться о нём и господине Фердинанде в равной степени. Но ведь этого ещё не произошло, не так ли? На самом деле, я не думаю, что он ведёт себя как-то необычно.

Сильвестр и наши последователи потеряли дар речи, а Карстед потёр лоб и пробормотал:

— Так вот как ты решаешь, о ком беспокоиться?..

— Разве в этом есть что-то плохое, отец?

— Ну, разве люди обычно не основывают такие приоритеты на знакомстве или... близости? Ты в том возрасте, когда лучше ладить с женихом, чем с опекуном.

— Значит, вы были в моём возрасте, когда сблизились с матерью?

— Э, я, ах... Забудь, что я что-то сказал. 

Он прочистил горло и отвёл взгляд, пытаясь уйти от темы, но этот неловкий жест сказал мне всё, что я хотела знать: он начал сближаться с Эльвирой примерно тогда.

Карстед хотел, чтобы я обращала больше внимания на свой возраст, но в этом-то и была вся проблема. Я провела на земле двадцать два года, прежде чем попасть в этот мир, то есть сейчас я была уже далеко в зрелом возрасте. Вильфрид, с другой стороны, был ещё ребенком. Я с трудом воспринимала его как ровесника, не говоря уже о том, чтобы думать о нём, как о моём будущем муже.

По крайней мере, ему должно быть столько же лет, сколько было мне, когда я умерла.

— И всё же, разве ты не беспокоишься о нём? — спросил меня Карстед. — Ты же знаешь о проблемах с Лейзегангами.

— Как я уже сказала, я чувствую некоторую тревогу за него. Я попыталась поделиться информацией с его последователями и даже сделала ему защитный амулет. Но он был не восприимчив. Он отказался принять от меня какую-либо информацию и даже не поблагодарил меня за амулет, который я ему дала.

Я ожидала хотя бы благодарственного послания, переданного через его доверенных лиц, но нет. Он даже не прислал мне ордоннанц, чтобы подтвердить, что получил амулет. Был ли он доволен? Считает ли он, что я перегнула палку? Я не имела ни малейшего понятия, и у меня, конечно, не было желания делать ему ещё амулет. Честно говоря, я была так занята и так редко видела его в эти дни, что иногда даже забывала о его существовании.

— Здесь он определенно был не прав, — сказал Сильвестр. — Я не могу оправдать его за это.

— И ещё — я собиралась посоветовать ему не взывать к поддержке Лейзегангов и не торопиться, но его последователи остановили меня. Они сказали, что он слишком ранен после того, что пережил во время весеннего молебна, и в ответ только разозлится на меня.

Сильвестр вздохнул.

— Никаких сюрпризов.

— Скорее всего, они не ошиблись. — добавил Карстед, тоже вздохнув.

Все были убеждены, что лучший вариант действий — держать Вильфрида в неведении. Он, конечно, вёл себя отстраненно, но действительно ли это лучший ответ? Я рассказала Сильвестру о том, что Корнелиус и другие говорили мне неясные вещи, а затем перешла к своим основным вопросам.

— Итак, в каком состоянии сейчас находится Вильфрид? Должна ли я воздержаться от приближения к нему, как советуют мне последователи?

Сильвестр на мгновение задумался над ответом, а его свита и Карстед наблюдали за ним, озабоченно нахмурившись.

— Пока... да, — в конце концов ответил Сильвестр. — Я думаю, мы все можем согласиться, что Вильфриду нужно принять несколько истин, какими бы неприятными они ни были. Но то же самое я могу сказать и о тебе, Розмайн. Я думаю, что вам двоим следует держаться порознь, пока вы оба не сможете принять вещи такими, какие они есть.

— Я не уверена, что понимаю, — сказала я, наклонив голову к нему. — Какие истины я отказываюсь принимать?

Тёмно-зелёные глаза Сильвестра смотрели прямо в мои. — Во-первых, Фердинанд больше не является твоим опекуном; он принадлежит другому герцогству. Во-вторых, он больше не должен помогать тебе; теперь, когда ауб Аренсбах покинул нас, ему нужно поддерживать госпожу Дитлинду, окрашивающую основание. И в-третьих, ко всему этому, ты помолвлена с Вильфридом. Я не скажу, что это неправильно, что ты беспокоишься о Фердинанде. Ведь я тоже за него волнуюсь. Но ты не можешь использовать это как оправдание, чтобы цепляться за него. Каким бы успокаивающим ни было его присутствие... тебе нужно отпустить его. Ты собираешься провести остаток жизни с Вильфридом, и вам двоим нужно научиться поддерживать друг друга.

Ладно... Вы меня поймали.

Как бы мне ни хотелось признавать это, но со всем этим мне придется смириться. Но это было трудно: я не хотела прекращать свои отношения с Фердинандом. Даже сейчас я могла хотя бы жаловаться ему в своих письмах, просить его незаметно научить меня чему-то и просто находить утешение в разговорах с ним.

— Розмайн... было приятно, что Фердинанд присматривал за тобой, не так ли? Он всегда прокладывал путь вперед или, по крайней мере, направлял тебя на правильный путь. Потом он уехал, и ты вдруг перестала сходиться с людьми. Несмотря на все твои попытки делать всё так, как он тебя учил, это не приносило тех же результатов. Я прав?

— Да... Каждый раз, когда я оказываюсь в сложной ситуации, я не могу не думать: «Господин Фердинанд остановил бы меня до того, как всё стало так плохо».

Его выражение лица смягчилось.

— То же самое. Его отъезд заставил меня понять, как мало я думал о себе. Но печальная правда в том, что он никогда не вернется в Эренфест. Как бы больно нам ни было, мы должны принять это.

Кларисса сказала мне, что Сильвестр сейчас находится в катастрофическом состоянии. По её словам, он недооценил последствия чистки и прозевал её проведение. Ну, она выразилась более вежливо, но всё же. Она не знала, что истинная причина хаоса в том, что мы изначально планировали провести чистку, пока Фердинанд ещё находился в Эренфесте. Он планировал сдерживать Лейзегангов за нас, и мы полагали, что он сможет помочь нам с чисткой перед переездом в Аренсбах.

В итоге, Фердинанд уехал гораздо раньше, чем предполагалось, оставив нас самих разбираться со всем этим и исправлять каждый мелкий недочёт или просчёт. Мы с Сильвестром всегда сильно зависели от него, а потому сказать, что нам теперь нужно делать всё самим, было гораздо проще, чем действительно это сделать. 

— Розмайн, Вильфрид — одна из самых сильных твоих связей с Эренфестом, — продолжил Сильвестр. — Тебе нужно делать больше, чтобы ладить друг с другом. Сближение с ним — один из лучших способов предотвратить попытки других герцогств забрать тебя к себе.

Я медленно кивнула. Как бы ни было неприятно, эту проблему я должна была решить сама.

— Но что я могу сделать, чтобы стать ближе к нему?

— Пока... просто притворяйся. Для начала ты можешь вести себя так, будто больше беспокоишься о нём. Нам нужно положить конец слухам о том, что ты больше заботишься о Фердинанде, чем о своем женихе.

Он просил о невозможном, но я ответила невозмутимым «Хорошо». Как я могла заставить людей поверить, что я беспокоюсь о Вильфриде? Ничто в его ситуации, казалось, не оправдывало моего беспокойства. Ему не грозил голод, как детям в приюте, и он не убегал из дома, как Лутц в прошлый раз. Возможно, я могла бы поддержать его, как поддерживала Тули, когда она переживала из-за работы швеи, но у него уже были взрослые служащие, на которых можно было положиться. На самом деле, я не думаю, что он вообще испытывал трудности с работой.

Сильвестр хотел, чтобы я проявляла больше внимания к Вильфриду, чем к Фердинанду, но это была слишком серьёзная просьба. Для начала мне нужно было каждый день в обед посылать ему ордоннанц с напоминанием о необходимости поесть; время от времени заглядывать в его потайную комнату, чтобы вытащить его обратно во внешний мир; и поддерживать тесный контакт с его слугами, чтобы убедиться, что он достаточно высыпается.

Я полагаю, что я потерпела бы неудачу на первом же этапе. Я бы связалась с ним в обед, он бы ответил, что, очевидно, не работает так поздно, и тогда мне пришлось бы сдерживать желание сказать ему, что он недостаточно много работает.

— Итак, что ты хотела обсудить? — спросил Сильвестр.

Я объяснила, что некоторые дети в приюте впали в уныние, и рассказала о своём намерении подготовить для них магические инструменты и лекарства для восстановления.

Сильвестр помрачнел.

— Тебе не нужно делать всё это. Люди считают достаточно экстремальным то, что ты пощадила их жизни и дала им дом в приюте. Если ты сделаешь больше, все вокруг попросят тебя направить эти ресурсы на детей из их фракции.

Он сказал то же самое, что и Хартмут, поэтому я ответила точно так же:

— Я просто хочу спасти детей из приюта, за которым присматриваю. Если мы сможем обеспечить тех, у кого нет магических инструментов, то сможем предотвратить больше ненужных смертей. Если мы бросим их на произвол судьбы, то всё будет так, как будто они вообще не родились.

— У детей нет достаточно денег, чтобы покрыть расходы, и ты не сможешь обеспечить их всех. В прошлый раз, когда мы обсуждали поддержку детей в приюте и игровой комнате, ты предложила использовать деньги их родителей. Я согласился. Но у этих детей нет магических инструментов не просто так — их родители не могут позволить себе платить за них. Как ты собираешься финансировать это начинание?..

Он был прав — мы могли содержать других детей только потому, что получали деньги от их родителей. Более того, это было социально приемлемо, поскольку укрепляло традиционную идею о том, что родители несут ответственность за своих детей. Однако такой подход не помог бы нам в данном случае; если бы мы хотели начать предоставлять магические инструменты, нам пришлось бы адаптировать его.

— Ну, я подумала, что мы могли бы одолжить им инструменты, а потом заставить их вернуть нам деньги, когда они подрастут и найдут работу, — сказала я. Мы уже создали такой прецедент, одолжив детям бывшей фракции Вероники деньги, необходимые им для обучения в дворянской академии, на том основании, что они вернут свои долги после окончания учебы.

Сильвестр бросил на меня взгляд, полный отчаяния.

— Я могу согласиться одолжить деньги на несколько лет ученикам, которые уже могут работать, чтобы обеспечить себя, но ты предлагаешь взвалить на плечи этих детей огромный долг ещё до того, как они будут крещены. Ты должна помнить, что жизнь дворянина и так достаточно дорога, а у людей из храма даже нет родителей или родственников, на которых можно положиться. Как ты можешь ожидать, что они справятся с выплатой долга, да ещё и со всем остальным?

— Эм... Ну...

— Я был не против спасти жизни этих детей, но я отказываюсь покрывать их расходы. У них есть магическая сила, и если они могут обойтись дополнительным финансированием и собственными заработками, то пусть остаются в храме в качестве священников, мне кажется, это нормально. Я не могу придумать ни одной причины, по которой сироты без магических инструментов должны стать дворянами.

— Но...

— Розмайн, имущество, отобранное у бывшей фракции Вероники, было моим, я должен был распределить его среди моих союзников. То, что я дал спасенным тобой детям хоть что-то, было достаточно щедро, особенно учитывая, что эти вещи могли достаться дворянам нашей фракции. Вместо того, чтобы просить большего, будь благодарна за то, что я уже сделал для них больше, чем нужно. Как сказал Бонифаций, ты должна больше думать о последствиях своих действий.

Не имея возможности возразить, я просто повесила голову в ответ. Помочь детям будет нелегко. Я не знала, на что могут вдохновить мои действия и как далеко могут зайти последствия.

Я хочу спасти их, но не знаю, какое решение будет правильным.

— Прежде чем ты начнешь зацикливаться на вещах, которые не должны тебя волновать, подумай о тех, которые должны. Закончила ли ты подготовку к церемонии звёздного сплетения на собрании герцогов?..

— Мы уже решили, кто будет охранять меня и кто будет сопровождать меня в библиотеку.

— Хорошо. В ближайшее время ты должна вернуться в замок.

Пока мы продолжали обсуждать собрание герцогов, Бонифаций вернулся со своего ритуала. Он ссутулил свои чрезвычайно широкие плечи и вообще выглядел расстроенным.

— Как прошёл твой ритуал? — спросила я.

Бонифаций бросил на Сильвестра обиженный взгляд, а затем пробормотал:

— Я получил... семнадцать. 

Он был расстроен тем, что не получил столько же божественных защит, сколько его племянник.

— Дядя, хотя мы оба начали молиться одновременно, я потратил гораздо больше времени, предлагая магическую силу, когда окрашивал основание, — сказал Сильвестр. — Это, вероятно, объясняет произошедшее. В любом случае, какие боги дали тебе свою защиту? 

Он говорил очень охотно, возможно, потому, что после своего собственного ритуала он получил несколько необычных защит.

Бонифаций хмыкнул, сжимая и разжимая руку.

— Я тоже получил все атрибуты. Также мне даровали свою защиту большинство богов, связанных с боем. Мне нужно отправиться на тренировочную площадку, чтобы проверить, насколько я стал сильнее.

— Хорошо, наставник! — воскликнула Ангелика, сразу загоревшись. — Давайте устроим поединок прямо сейчас!

В то же время Корнелиус издал вопль.

— Почему ты в своем возрасте всё ещё заботишься о том, чтобы стать сильнее?!